Страница 9 из 44
Противник стал осторожнее, зря не высовывался, удвоил бдительность. Но снайпер не может ждать, пока враг сам подставит голову под пулю. Снайпер обязан первым найти цель, больше того, должен вынудить противника обнаружить себя.
У Прядко и Шляховой был день большого успеха. Лежа в окопчике, Клавдия высмотрела на нейтральной полосе глубокую воронку от снаряда. Воронка была метрах в восьмидесяти от вражеских траншей, буквально под носом у немцев.
Подруги разработали план согласованных действий. В намеченный день Клавдия задолго до рассвета забралась в воронку и замерла в ней. Когда рассвело, ее напарница, находившаяся сзади, в нашем окопе, стала осторожно показывать над бруствером чучело. Старый маскхалат, набитый ветками и травой, издали походил на выглядывавшего бойца.
Приманка сработала: по чучелу ударили из автомата, потом заговорил ручной пулемет. В поднявшейся трескотне Прядко сделала несколько прицельных выстрелов. И затих вражеский автоматчик, умолк пулемет… Перед вечером настал Сашин черед: двумя меткими пулями она пригвоздила к земле гитлеровцев, перебиравшихся через земляной завал в траншее. Так в один день подруги уничтожили пять фашистов.
Удачливых снайперов поздравило командование, об их подвиге стало известно в штабе армии. На передовую прибыл со специальным заданием корреспондент армейской газеты старший лейтенант Гребнев, сфотографировал подруг на огневой позиции. Две девушки в пятнистых маскхалатах, в касках, оплетенных зелеными ветками и травой, лежат в засаде. На переднем плане Саша Шляхова, она подняла растопыренную пятерню: «Воевали на „пять“!» Со страниц армейской печати фотография перекочевала в центральные газеты, ее увидела вся страна.
Первые дни на передовой каждая из нас была озабочена одним: поскорее открыть боевой счет. Но вот в наших снайперских книжках появились заветные единички, рядом с которыми стояла подпись командира, подтверждавшего попадание. Мы почувствовали себя обстрелянными воинами.
Но девчата и на фронте, видно, остаются девчатами. Случались у нас мелкие, почти ребяческие недоразумения вроде того, что одна девушка, не удержавшись, съела в отсутствие напарницы ее трехдневный запас сахара, а другая насмерть рассорилась с подругой из-за того, что та на кого-то не так посмотрела. Мелочь, чепуха! Но в бою и мелочь может перерасти в нарушение воинского долга, вызвать беду.
Решили поговорить обо всем этом на комсомольском собрании. Под вечер в ложбине за высотой собрался снайперский взвод: двадцать пять комсомолок и член партии Клавдия Прядко. Скат высоты служил надежным укрытием от врага, густые заросли орешника скрывали от посторонних глаз.
— Я думаю, девушки, никакого доклада не нужно, — сказала, открывая собрание, комсорг Шляхова. — Все мы здесь свои люди, хорошо знаем друг друга, агитировать нас не к чему. Лучшие стрелки доказали делом, то есть меткими выстрелами, что Родина не зря вручила нам замечательное оружие. — Она назвала имена тех, кто имел боевой счет. — И все же можно воевать еще лучше, если мы будем жить дружнее. Что мешает нашей дружбе — вот главный вопрос повестки дня.
— А ничто не мешает, — негромко бросила Зоя Бычкова.
Шляхова слышала реплику.
— Очень хорошо, Зоя, что у тебя с Любой наладился контакт. Результаты, как говорится, налицо, в ваших снайперских книжках. Но есть и другие примеры. — Саша напомнила, как одна из наших снайперов — фамилию она не стала называть, — поссорившись со своей напарницей из-за пустяка, ушла с передовой до времени. Она нарушила воинскую дисциплину, по сути дела, бросила подругу. А если бы ту ранило?
— А если у меня живот заболел? — выдала себя виновница.
Сидевшие рядом так и покатились от смеха. Кто-то требовал слова, кто-то провокационно вопрошал, как поступать напарницам, если они не только воюют вместе, но обе влюбились в одного человека. Девушки были настроены весело, теплый летний вечер и тишина, вдруг установившаяся на передовой, напомнили довоенные дни, школьные походы за город.
Саша насупила и без того белесые, а теперь совершенно выгоревшие на солнце брови.
— Не о том говорим, девушки, не над тем смеемся! Если дружба может расстроиться из-за парня, из-за глупого недоразумения, грош ей цена. Я говорю о настоящей Дружбе, с большой буквы. Дружбе до конца, с которой в огонь и в воду…
Не только я залюбовалась нашим комсоргом… Слово никогда не расходилось у Саши с делом. Одна из лучших учениц снайперской школы, она и здесь, на передовой, доказала свое мастерство. Ее дружбе с Клавдией Прядко можно позавидовать — вон с какой гордостью смотрит на Сашеньку старшая подруга, покусывая былинку.
И словно плотину прорвало — девчата брали слово одна за другой. Извинилась перед своей напарницей и перед собранием девушка, до времени ушедшая с передовой. Поделилась своей уловкой, вернее, снайперской смекалкой, принесшей победу, другая: пусть подруги воспользуются при случае. А третьей, сделавшей неудачную попытку на людях свести счеты, собрание дало дружный отпор… Да, мы встречались ежедневно, но здесь как-то особенно ощутимо почувствовали себя членами единого коллектива, комсомольской семьи, выполняющей главную задачу времени — громить ненавистного врага. Что перед этим мелочные обиды, самолюбие, пустячные недоразумения и размолвки?
Прядко не вмешивалась в прения. В самом конце собрания Клавдия взяла слово. Никто не знает, что ждет каждую из нас, сказала она, но всех нас вместе ждет Победа, которую мы завоевываем с оружием в руках. А будет Победа — будет и личное счастье.
— Любите, берегите друг друга, девушки! — закончила она. — И не жалейте себя, если подруга в беде.
Первой песней, которую мы вполголоса спели после собрания, была: «Если ранили друга — сумеет подруга врагам отомстить за него». Пою и думаю: а ведь сейчас в далеком тылу такие же девушки, как мы, закончив смену, с песней идут по домам. Может быть, с этой самой. Значит, о нас, обо мне поют. Как же мы, фронтовички, должны воевать, чтобы быть достойными этих вещих песен?!
День за днем
До восхода солнца, ежась от утреннего холодка, пробираемся к своей ячейке. От обильной росы намокают голенища сапог. То я, то Зоя начинаем громко, с подвыванием зевать. Не потому, что не выспались, — это особая фронтовая зевота.
После ночного пулеметного огня на переднем крае тихо. Пропиликала что-то свое ранняя птаха и снова смолкла. С дальнего болота подала голос лягушка. Тихие, мирные звуки. И не подумаешь, что ты на передовой, что идет война.
Тайная тропка выводит сквозь кустарник к окопам первой линии. От бойниц отрываются пулеметчики. Серые, помятые бессонницей лица разглаживает довольная улыбка. Солдаты знают: скоро смена, они смогут уйти в тыл, поесть и отоспаться.
Привычно, как и вчера и позавчера, в прорезь бойницы осматриваем местность перед собой. Что изменилось за прошедшую ночь? Не появилось ли в поле зрения чего-нибудь нового? Каждый кустик, большой и малый, каждую кочку и камень подолгу изучаем: везде может притаиться враг. Вот будто привял кустик — не воткнул ли его в землю для маскировки немецкий снайпер или наблюдатель? В одном месте накидана свежая земля — может, рыли окоп?.. Подозрительные места изучаем в оптический прицел: без нужды утомлять зрение не стоит.
Убедившись, что на «нейтралке» никаких изменений не произошло, переносим наблюдение на окопы вражеского боевого охранения, на весь передний край противника. Почему без ветра колыхнулась ветка? Что блеснуло в траве? Кто вспугнул стаю ворон, с карканьем взлетевших над стогом сена?.. Ничто не ускользает от внимательного глаза, все берется на заметку…
Проголодавшись, открываем ножом «второй фронт» — так армейские остряки прозвали банки американской тушенки. К слову сказать, солдаты предпочитали лежалым заморским консервам наше украинское сало с черным хлебом и цибулей.
Пошли дни, потянулись недели, в течение которых мы не делали ни одного выстрела. Значит, приучили гитлеровцев зарываться кротами в землю, по-мышиному быстро шмыгать между кустами. В долгие тихие часы усталость камнем клонила голову к земле, винтовка тяжелела. На обратном пути никого не хотелось видеть — только бы скорее залечь на нары.