Страница 31 из 44
— Хотя ты и девушка, желаю стать полным кавалером! — весело пожелал он.
Награды радовали нас, но не меньше хотелось получить отпуск. Какой солдат не мечтает о побывке? И вот зачитывают фамилии тех, кто пойдет в отпуск. Первой называют снайпера Онянову, нашего Пончика, как окрестили девчата Лиду за ее полноту. У моей землячки — Лидия Онянова до войны работала электромонтером на Соликамском бумажном комбинате — самый большой в роте боевой счет: 76 убитых гитлеровцев. За ней следом иду я — 72 фашиста. Отпуска получили еще несколько девушек и трое снайперов-мужчин.
Подруги поздравляли нас, не скрывая своей зависти, просили передать привет Родине. Снайпер Маша Морозова, от огорчения забыв об уставе, подошла к командующему фронтом и, теребя обшлага генеральской шинели, повторяла, как ребенок:
— Товарищ генерал, за неделю обернусь. Товарищ генерал, миленький!..
Командующий, не найдя что ответить, аж задохнулся от изумления. Рослая, щекастая деваха, гвардии сержант, ведет себя, как дитя малое! Однако отпуск дал. На целых десять суток, включая дорогу.
Как радовалась, как прыгала и веселилась Маша! Не знала еще, что ждет ее по возвращении. Опережая события, расскажу, как все произошло.
С побывки Морозова вернулась счастливая: всех повидала, везде побывала, даже в театре. В день ее приезда предстоял пеший марш. Маша устала с дороги, а может, просто поленилась идти — упросилась в попутную машину. По дороге к передовой грузовик подорвался на забытой мине. Машу Морозову и попутчика, сидевшего с ней в кузове, убило на месте. Рядом мы их и похоронили. Я сплела венок, устроила цветы в изголовье могилы…
Надолго запомнился мне первый приезд домой с фронта. Раннее утро. Не иду — бегу пустынной в этот час улицей. Вот и наш дом. Стучу в знакомую рассохшуюся дверь, а сердце, кажется, стучит еще громче: тук, тук, тук! Дома ли мама?
Меня ждала радость: мама только вернулась с ночной смены. Слезы лились по ее лицу, не переставая, но это были слезы счастья. А когда мама вытерла их, я увидела, как сдала, будто усохла вся, моя дорогая старушка. Вроде и ростом поменьше стала. А может, это я поднялась на армейских харчах?
Первую ночь, как в раннем детстве, спали вместе в маминой постели. Вернее, не спали, шептались до рассвета. Спрашиваю ее:
— На работу надо идти или пропустишь день?
— Ой, надо, доченька, нельзя пропускать! Ваш заказ, фронту.
— Тогда поспим, мам. У меня глаза слипаются.
Отвернулась она к стенке, а я по дыханию слышу: не спит мама, только виду не показывает, чтобы меня не разбудить. И я не сплю…
В конце двухнедельного отпуска, пролетевшего, как один день, хватилась: ходила, ходила в булочную на углу, а денег ни разу не заплатила. В армии паек бесплатный, отвыкла от денег, от карточек. Бегу в магазин, спрашиваю продавщицу:
— Сколько с меня причитается? За все время.
— Не велики деньги! — говорит она. — Я сразу догадалась, что вы в армии забыли, какие такие рубли-копейки бывают. Скажи, дочка, скоро ли война кончится?
— Теперь уже скоро, — отвечаю уверенно. — Коль вперед пошли, больше нигде не остановимся. Русский человек медленно запрягает, да быстро ездит! — Я вспомнила слова нашего комиссара Булавина, которые он любил повторять.
И снова расставание на перроне, видевшем за эти годы столько разлук. Маму отпустили с работы, чтобы могла проводить меня. Вот и поезд подошел, пора.
— Не плачь, мама, не надо! Скоро насовсем вернусь, заживем с тобой на славу!
Мама не слышит ничего, слезы душат ее, не может слова вымолвить. Я сдерживаюсь из последних сил — все же гвардии старший сержант, кавалер орденов. Только когда увидела в вагонном окне удаляющуюся одинокую фигурку в темно-синем платье, в клетчатом, черном с белым платке, меня так и качнуло к стенке. Крупные слезы падают на грудь, а я твержу, словно она может слышать:
— Мама! Милая мамочка! Мама!
Снова среди своих
Вроде бы и недолго отсутствовала, однако свою часть не нашла на старом месте: бои шли уже на подступах к Прибалтике.
Прибыв в знакомый 153-й армейский запасной полк, откуда отпускников направляли в боевые части, я попросилась в свой батальон. Там были подруги, там ждала меня Клава Маринкина, моя напарница. Но в армии, как известно, не просят, а выполняют приказ. Меня направили в полк, куда прибыли девушки-снайперы из пополнения; сейчас я нужнее там.
Проводить в батальон вызвался незнакомый капитан, заместитель комбата по политчасти.
— Верхом умеете ездить? — спросил он.
— В детстве водила коней в ночное. Если гнать не будете, не отстану.
Автоматчик, прибывший вместе с замполитом, отдал мне своего коня, помог забраться в седло; сам он пошел в батальон короткой лесной дорогой.
Сначала ехали шагом. Начало темнеть, капитан спешил и, указав мне нужное направление, поскакал вперед. Я сильно отстала. Перевожу лошадь на рысь, но очень трясет. Боюсь сбить оптический прицел: днем я пристреляла свою винтовку, хранившуюся во время отпуска на армейском складе. Лошадь сама пошла вскачь. Оказалось, ехать быстрее лучше, не так бьет.
Лошадь знала дорогу, не раз, видно, проделывала этот путь. В полной темноте я подскакала к штабным землянкам.
Идти на передний край сейчас бесполезно, объяснил замполит, ночью не найти нужных людей. Лучше заночевать здесь, его не будет до утра.
Бывают же такие неожиданные встречи! В пожилом солдате, готовившем для капитана ужин, я узнала… соседа по своей деревне. В тридцатых годах, когда я была маленькой девочкой, в Пермскую область переселялись жители Коми-Пермяцкого округа. Среди них была и семья дядьки Осипа.
Осип почти не изменился с тех пор — такой же белесый, со слезящимися от неведомой болезни глазами, так же смешно говорит: «Коть че делай!», «Кодил, кодил — се даром!» Исполнительный, трудолюбивый, немногословный, он был, наверное, идеальным ординарцем. Как обрадовался он землячке, с какой нежностью расспрашивал о родных краях.
— Коть че говори — ничего нету лучше родного дома! — приговаривал Осип, подкладывая мне жареную картошку.
На рассвете вернулся капитан, он казался озабоченным. Противник ночью отошел, головные роты с боем преследуют врага, снайперам предстоит охрана артиллерийского дивизиона.
Под мою команду поступили двенадцать девушек-снайперов и шесть автоматчиков — молодые, необстрелянные, но полные боевого задора ребята. А девчата, окончив снайперскую школу, успели побывать в боях на разных участках фронта. Молчаливая, тоненькая, как лозинка, москвичка Полина Школьник и Руфа Оськина — маленькая, с решительным характером девушка из-под Ленинграда, уже открыли свой боевой счет. Для более подробного знакомства нет времени, надо выступать.
Весь день шли ускоренным маршем, к ночи достигли исходных позиций. Батальон окапывался на опушке. Позади, в лесном овраге, занимал позицию артдивизион. Через лес проходили три дороги, по любой из них, пользуясь темнотой, враг может двинуться в обход.
В бою у каждого своя задача. Стрелковые роты в лоб ударят противника, укрепившегося в деревне перед лесом. Артиллеристы будут поддерживать атакующих огнем. Наша задача: «оседлав» лесные дороги, обеспечить безопасность тылов.
Быстро взвесив обстановку, прикрепляю к каждой снайперской паре по автоматчику, усиленные пары расставляю так, чтобы дороги были под непрерывным наблюдением. Четыре снайпера с автоматчиками занимают наблюдательные посты на высоких деревьях. С вихрастым семнадцатилетним автоматчиком остаюсь на перекрестке дорог: отсюда будет удобнее обходить посты.
Девушки-снайперы воевали в обороне, в наступлении они впервые. И хотя держатся бодро, все же просят проведать их ночью. Уславливаемся: кто заметит на дороге подозрительное движение, сразу подает условный знак. Автоматчики и кое-кто из девушек умеют свистеть.
Коротка летняя ночь, мрачно чернеет лес, временами слышатся какие-то подозрительные шорохи, вздохи. Неожиданно для всех из-за леса ударили наши пушки. Ну, теперь гляди в оба, в грохоте пальбы ничего не услышать! В придачу ко всему пошел дождь, короткий, но сильный. Сразу промокли насквозь.