Квазимодия

Карась очищается от чешуи и потрошится. Обязательно нужно убрать жабры, там самая горечь как в масляном фильтре автомобиля. Затем очищенный карась шинкуется, то есть острым ножом делаются надрезы поперек карася до самого хребта. Надрезы на полсантиметра друг от друга. Затем берется мука. В нее насыпается перец и соль, примерно столько, сколько бы вы посыпали на порцию жареной рыбы. Нашинкованный карась обмакивается в муку с солью и перцем и кладется в раскаленное растительное масло. Получается поджаренный до золотистого цвета карась.

В таком карасе нет ни одной косточки, кроме хребта и ребер. И есть его нужно только руками, потому что есть вилкой такую прелесть, это просто кощунство. Даже китайцы со своими палочками такую рыбу едят руками. Стоит съесть с десяток таким образом пожаренных карасей, и тогда понимаешь, что такое рыбацкое счастье, и счастье вообще. Всякие там барбекю даже в подметки не годятся карасям. Кстати, карасей можно элементарно пожарить и в полевых условиях. Намного быстрее, чем делать рыбу горячего копчения.

В этот день рыбного блюда на моей рыбалке не получилось. Ну и ладно, зато в "тормозке", есть бутерброды с сёмгой и кофе. Я с аппетитом перекусил и открыл бутылку минеральной воды, которая зашипела как змея, долго ждавшая в засаде, и выплеснулась на меня, замочив брюки и куртку. Вода была сильно газирована и не напоила меня, а сёмга наоборот - солоновата и было небольшое чувство жажды.

- Давай-ка завернем к избушке с журавлем, - сказал я водителю.

- С каким журавлем, - не понял тот, - здесь отродясь журавлей не бывало.

- Видишь, в крайнем доме в огороде палка с веревкой точит, - сказал я, - так вот эта штука и называется журавлем. С помощью его из колодца воду достают.

- А-а, понял, - сказал водитель и повернул руль.

Глава 21

Маленький домишко покосился и врос в землю по самые окна. Вероятно, зимой их заметает и остаются только маленькие амбразуры, пропускающие немного света.

В доме жила старушка неопределенного возраста. Я бы не сказал, что она сильно старая, но и молодухой ее нельзя назвать. Скажем так: женщина в возрасте. В большом возрасте. Невысокая, худенькая, подвижная. На стук открыла калитку в воротах.

- Заходите, заходите, гостеньки, - сказала она, - с чем пожаловали?

Так открывали двери в прежние времена, когда лихих людей было очень мало. Тогда и двери на замки не закрывали. Вичку в пробой вставляли и она показывала, что хозяев нет дома. Уезжали хозяева на неделю-две из дома, нисколько не заботясь о сохранности имущества, зная, что соседи присмотрят и за скотиной поухаживают.

- Воды нам колодезной попить, - сказал я, замявшись там, где нужно было сделать обращение к хозяйке.

- Да ты, гостенек, не стесняйся, называй меня бабулей, - помогла мне хозяйка, - я, чай, много постарше тебя буду. Что, рыбы так и не наловили? Вижу, что не наловили, уху не варили, дымом от вас не пахнет и запаха водки нет. Какой же рыбак станет уху без водки есть? Вам воды из ведра или прямо из колодца хотите?

- Из колодца, - сказал я.

- Как хотите, - улыбнулась хозяйка, - в ведре вода из колодца и там вода отстоялась, не то, что в колодце.

- Ладно, - сказал я, - давайте из ведра.

- Что-то ты сговорчивый такой? - с прищуром сказала женщина. - Со всем соглашаешься, так ведь и баба любая тобою помыкать будет. У мужика должно быть одно мнение. Сказал - отрезал. Тогда и по жизни кривулять не будешь, и семья твоя крепкой будет.

- Я пока один, - сказал я, - поэтому и позволяю себе соглашаться со всеми. А как вы тут одна живете, у вас даже электричество к дому не подведено?

- А нашто мне электричество, - засмеялась женщина, - я сама себе электричество. Летом тепло, а зимой я сама себя грею. Печку натоплю и лежу там, жизнь свою вспоминаю.

- А чего в стороне от людей живете? - спросил я.

- Это не я, это они в стороне от меня живут, - сказала она.

Я тоже заприметил, что прямая дорога сворачивает за ее домом направо и потом уже поворачивает налево в деревеньку.

- Как же так? - не понял я.

- Да так вот, - вздохнула женщина, - я так долго живу, что все меня колдуньей считают и стараются держаться подальше.

- Да разве ваш возраст редкость в наше время? - спросил я.

- Эх, знал бы, гостенек, сколько мне лет, сам бы убежал из этого дома, - сказала хозяйка и в ее глазах блеснули слезы. - Слушай, купи у меня сундук, а то мне жить не на что.

- Зачем мне сундук? - сказал я. - Давайте я вам лучше денег дам. Сколько вам нужно?

- Мне нужно десять тысяч на похороны, - сказала женщина, - но ты должен забрать у меня сундук. Сделай мне такую милость, мил человек. Избавь меня от страданий.

- Не нужен мне ваш сундук, - воспротивился я, - куда я его поставлю? А вы что, на себе его таскаете, раз он вам страдания приносит?

- Эх, гостенек, - вздохнула женщина, - любой другой за этот сундук меня бы озолотил, а я у тебя всего лишь десять тысяч рублей прошу на черный день.

- Да вы не волнуйтесь, хозяюшка, - сказал я, - сейчас вот дойду до машины, возьму деньги и отдам вам, но сундук ваш мне не нужен.

Сам сундук стоял в уголке и был накрыт накидкой вроде половичка. Хозяйка подошла к нему и сняла эту накидку. Деревянный ящик с крышкой и замком. Весь тонкими коваными полосками. Собран из тонких сосновых досок. Сам огромный, а весу как в пушинке. Сверху изрисован различными цветами и петухами, покрытыми лаком. У моей бабушки в деревне стоял такой же сундук. Все самое ценное хранилось там: отрезы на платье и на костюмы, подвенечное платье, рубашка первенца, фотографии мужа с войны, узелок с конвертиками, перевязанными голубой атласной ленточкой, девичьи вещи, разные бусы, пачки керенок и облигаций военного трехпроцентного государственного займа. А на закрывающихся крышечкой полочках было столько всего интересного, до чего всегда тянулись ручки маленького человека. Я вспомнил это, и у меня мелькнула мысль, а почему бы мне не купить сундук? Многие с ума сходят от старинных самоваров. Ну, самовары, это особая статья, там одних медалей десятка два отчеканено, да еще качество чеканки такое, что все мельчайшие детали видны. Но я сразу откинул мысль о покупке сундука и вышел из комнаты. Хозяйка пошла следом за мной.

В моем бумажнике было ровно десять тысяч рублей. Десять бумажек по тысяче. Я достал деньги и отдал женщине.

- Спасибо, мил человек, - сказала она и поклонилась мне, - век тебя помнить буду. Сынок, - обратилась она к водителю, - иди-ка в горницу, там сундук стоит, принеси его, он легкий.

Водитель молча отправился в дом, но я его остановил.

- Нет уж, мил человек, - твердо сказала хозяйка, - у нас договор был, что ты даешь мне десять тысяч рублей, а я тебе взамен отдаю сундук. Мне милостыни не надо. Иди, иди, сынок, забирай сундук.

Водитель ушел.

- Что я буду с этим сундуком делать? - взмолился я. - Мне его даже везти некак, в багажник не поместится.

- Не поместится, привяжешь, - безапелляционно сказала женщина, - а я тебе вот что скажу. Сундук этот не простой. Устанешь сильно, залезь в него и посиди минут десять. Никакой усталости не будет и сил прибавится. В сундуке и помечтать можно, да только с мечтами нужно осторожнее быть, а то вдруг они исполнятся.

- А это плохо, если мечты исполняются? - улыбнулся я. - Вот вы бы залезли в сундук и помечтали бы, что вы сейчас краля, краше которой в свете никого нет. Да я бы вас в своей машине умчал и на руках везде носил.

Женщина посмотрела на меня и заплакала:

- Да сколько же раз мне туда залазить и сколько мужей мне хоронить, а самой на этом свете бобылкой маяться, да от соседей сторониться. Забери этот сундук и дай мне спокойно дожить век и уйти туда, куда все уходят.

Вытерев фартуком слезящиеся глаза, она повернулась и пошла в дом. Навстречу ей шел водитель, держа сундук за кованые ручки. Я поспешил ему на помощь.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.