Страница 6 из 9
- Вот генерал Лебедь, он длительное время находился у стен здания Верховного Совета, пусть он доложит.
Я стал докладывать о том, что у здания Верховного Совета находится до 100 тыс. человек. Подступы к зданию укреплены многочисленными баррикадами. В здании хорошо вооруженная охрана. Любые силовые действия приведут к грандиозному кровопролитию. Последнее я доложил чисто интуитивно, предполагая на основании собственного опыта, о чем могла идти речь. Дальше мне докладывать не дали. Меня оборвал Валентин Иванович, презрительно блеснув на меня очками, он резко заявил: "Генерал, Вы обязаны быть оптимистом. А Вы привносите сюда пессимизм и неуверенность". Всегда с уважением относился к генералу армии Варенникову. Это человек, прошагавший всю войну. Герой Советского Союза, награжден девятью боевыми орденами, участник Парада Победы, но здесь блеск его очков меня покоробил. Я считал и считаю, что меня учили умные люди. В числе тех истин, которые они мне преподавали, была и эта: обстановку докладывать не так, как кому-то хочется или нравится, а такой, какая она есть, какой бы тяжкой она ни была, Только при этом условии начальник, которому докладывалась обстановка, может принять правильное решение, может быть, единственно правильное. Я умолк. Ачалов, походив еще немножко, сказал, что все ясно, обсуждать больше нечего. Закрыл совещание. Люди начали подниматься и выходить. Грачев подозвал меня к себе, приказал довести дело до ума и доложить. Ачалов приказал заместителю командующего Московским округом генерал-лейтенанту А.А. Головневу, командиру "Альфы" В.Ф. Карпухину и мне остаться. В это время в сопровождении маршала Ахромеева вошел министр обороны. Спросил: "Как дела?". Ачалов доложил, что все в порядке, всем все ясно, все убыли по местам. Министр еще что-то спросил вполголоса и вышел. Нам троим Ачалов предложил провести рекогносцировку подступов к зданию Верховного Совета. Именно предложил, и это было странно. Когда Владислав Алексеевич Ачалов был командующим ВДВ, я у него был командиром "придворной" Тульской дивизии. Обычно это жесткий, властный, уверенный в себе человек. Распоряжения он всегда отдавал четко, внятно, лаконично. В нем чувствовалась хорошая штабная жилка. А здесь предложение-неконкретное и расплывчатое. План рекогносцировки предложено разработать самим, по возвращении доложить. Мы спустились вниз, сели в машину Карпухина и поехали.
Странная это была рекогносцировка. Водитель был в гражданской одежде, я в камуфляжной форме и с погонами, сидел рядом с ним. Сзади Карпухин в такой же форме, но без погон. Анатолий Андреевич Головнев вообще в повседневной форме. Всю дорогу Карпухин плевался, что ему постоянно кто-то мешает работать и он впервые в жизни опоздал везде, где только можно. Я все более и более переставал понимать, что же происходит. С кем, против кого и зачем я буду, возможно, воевать? По этой причине был предельно зол. Головнев молчалив. Я знаю, как проводятся рекогносцировки, провел их не один десяток. Это рекогносцировкой назвать было нельзя. Покатавшись по широкому кругу вокруг здания Верховного Совета, наткнувшись бессчетное количество раз на ямы, импровизированные баррикады, бетонные блоки, мы в конце концов выехали на противоположный берег Москва-реки. Вышли из машины, покурили, полюбовались зданием Верховного Совета, ощетинившимся досками, бревнами, арматурой, посмотрели друг на друга, сели в машину и поехали докладывать. Все было ясно и одновременно ничего неясно. С точки зрения военной, взять это здание особого труда не составляло. Я так позже и докладывал на заседании одной из парламентских комиссий. На вопрос "Взяли бы Вы, товарищ генерал, "Белый дом"?" я твердо ответил:
- Взял бы.
На меня посмотрели снисходительно:
- Это как же? У нас защитники, у нас баррикады...
- Посмотрите, какие у вас стены.
- Ну что, красивые стены.
- Да, красивые, только полированные. Потолки тоже красивые, пластиковые. Полы паркетные. Ковры, мягкая мебель...
Возмутились:
- Говорите по существу.
- Я по существу и говорю. С двух направлений в здание вгоняется 2 - 3 десятка ПТУРов без особого ущерба для окружающей его толпы. Когда вся эта прелесть начнет гореть, а хуже того, дымить, а в дыму сольются воедино лаки, краски, полироль, шерсть, синтетика, подтяни автоматчиков и жди, когда обитатели здания начнут выпрыгивать из окошек. Кому повезет-будет прыгать со второго, а кому не повезет-с 14-го...
Подумавши, согласились. Это было ясно. Неясно было другое: на кой черт это надо? Я видел людей, стоящих под стенами Верховного Совета, разговаривал с ними, ругался с ними, но это дело житейское, главное-это были люди как люди. Мы вернулись в здание Генерального штаба, доложили Ачалову. Карпухин заявил, что ему все ясно, засим откланялся. Головнев тоже попросил разрешения идти. Меня Ачалов задержал:
- Ты можешь набросать план блокирования здания Верховного Совета?
Я далеко не самый эмоциональный человек, но тут я, что называется, вытаращил глаза: вот те на! Война уже в самом разгаре, непонятная война, а тут только начинается планирование?! Как учили, в общем...
Я спросил:
- Какими силами?
Ачалов было вскинулся, но потом сообразил, что без указания сил и средств спланировать действительно ничего невозможно: есть дивизия-одно планирование, пять дивизий-другое планирование.
Ачалов сообщил, что планируется участие в операции дивизии имени Дзержинского, Тульской воздушно-десантной дивизии, бригады "Теплый стан", группы "Альфа". На листе крупномасштабной карты тупым простым карандашом я в течение пяти минут набросал план блокирования Фасад и правую сторону здания отвел для блокирования дзержинцам, левую тыльную сторону-тулякам; за дзержинцами поставил "Альфу", бригаду специального назначения "Теплый стан" и часть сил Тульской дивизии вывел в резерв.
Владислав Алексеевич, великолепный Владислав Алексеевич, который всегда любил точность, четкость и культуру при работе с картой, весьма рассеянно взглянув на мои каракули, оживился, заявил: "Нормально! Я сейчас позвоню Громову. Поезжай, согласуй план с ним". Он позвонил, я сложил и сунул в карман карту и через несколько минут на машине Ачалова вместе с заместителем командующего генералом Чиндаровым мы мчались в Министерстве внутренних дел. В голове у меня роились самые удивительные мысли, смысл которых был в том, что я спланировал на своем веку много чего, тем не менее такого уникального плана в такие рекордно короткие сроки никогда не составлял.
В кабинете Громова находился начальник штаба внутренних войск генерал-лейтенант Дубиняк.
Генерал Громов в течение одной-двух минут рассматривал план и тоже признал его нормальным. Тут бы мне в очередной раз удивиться, но удивляться я уже перестал. Мне не приходилось служить вместе с генералом Громовым, но по рассказам генералов и офицеров я знал, что это очень грамотный, скрупулезный и предельно скрытный человек; Зсе проводимые им в Афганистане операции планировались строго ограниченным числом лиц, очень тщательно, и если задачу можно было поставить за 15 секунд до ее выполнения, генерал Громов так ее и ставил: не за 20, не за 18, а именно за 15 секунд. Вот такой человек признает нормальным наскоро сляпанный тупым карандашом план и отдает распоряжение Дубиняку согласовать действия.
Дубиняк смотрит на карту и говорит:"Все ясно, к установленному времени мы будем на месте".
Тут мы с Чиндаровым, не сговариваясь, запустили пробные шарики:
- А таблица позывных должностных лиц, а сигналы управления, а сигналы взаимодействия?
Ответ Дубиняка был странным:
- Под рукой нет. Ну ничего. Вы оставьте нам свой городской телефон, мы вам сообщим.
Из вежливости мы его оставили, посмотрели друг на друга и спросили разрешения идти. Все ясно. Это как раз та информация, которую надо передавать по городскому телефону в такой обстановке!..
На обратном пути мы притормозили у двух стоящих в колонне танков. По каждому танку ползало не менее 20 мальчишек. На броне, свесив ноги, сидели экипажи. По некоторым признакам можно было определить, что солдаты пьяны. Около танков кучковалась небольшая толпа-человек 30-35, большинство составляли крепкие молодые парни. Для чего они толкались возле танков и на какой случай, можно было только догадываться.