Ромео

— Что? А поцелуй? — говорит отец, когда Мелани пытается высвободиться.

Мелани послушно подставляет щечку.

— Цыпленок и то лучше это делает.

— Ну, хорошо. Если я тебя крепко поцелую, ты разрешишь мне пойти к Дженни на ужин? Ее мама пригласила меня. Мы с Дженни занимаемся физикой…

— А, так теперь твои поцелуи будут взятками?

Она видит, как Мелани обвивает руками шею отца, целует его прямо в губы, по-настоящему. Она слышит, как Мелани хихикает, когда отец выпускает ее.

— Дженни меня ждет на улице, в машине.

— Постой, Мелани. Твоя мама опять не в форме. И хуже, чем обычно. Так что сегодня я буду ночевать в кабинете.

Во взгляде Мелани проскальзывает уныние. И тут же, буквально на глазах, она меняется, становясь улыбающейся, соблазнительной девочкой-женщиной, которую Сара прежде не знала.

— Я вернусь к десяти. Постучусь к тебе.

— Обещаешь?

— Обещаю, — весело говорит Мелани, скрепляя обещание еще одним смачным поцелуем.

— Ничего не выйдет.

Сара открыла глаза. Отец сидел, с ужасом уставившись на нее.

Ее охватило чувство стыда.

— Извини. — Лишь только сорвалось с ее губ это слово, как она тут же ощутила прилив ярости. Какого черта она все время извиняется? Разве она пришла сюда не за тем, чтобы услышать это от отца? Разве не был ее визит попыткой заставить его сознаться в том, что он сотворил с Мелани? Признаться в совращении собственной дочери… и испытать хотя бы малейшее раскаяние за свой тяжкий грех?

— Извинениями здесь не отделаешься, милая.

Сара поднялась с колен, так что теперь смотрела на отца сверху вниз.

— Да, ты прав. Слишком поздно просить прощения, отец.

От ткнул в нее пальцем.

— Я требую, чтобы ко мне привели диетолога. Я точно знаю, что он разрешил мне есть по два яйца в неделю. А мне за десять дней не дали ни одного. Я веду учет.

Сара взглянула на поднос с остатками завтрака, стоявший на столике возле кресла. Яичная скорлупа валялась на пустой тарелке. Ощущение безнадежности захлестнуло Сару. Она подошла к окну и уставилась на пушистые зеленые лужайки. За ее спиной раздался шелест газеты — отец возобновил чтение. Она почувствовала себя беспомощной, и это вызвало новый прилив раздражения и отвращения.

— Что вам угодно, мистер? Время ленча еще не пришло, не так ли?

Заслышав резкий окрик отца, Сара обернулась посмотреть, с кем он разговаривает. Она ожидала увидеть охранника, который по просьбе Шарлотты Харрис прибыл, чтобы выдворить ее, но каково же было ее удивление, когда она увидела Джона Аллегро, стоявшего на пороге гостиной. Одного взгляда на выражение лица детектива, его бледность, еще более мятый, чем обычно, костюм было достаточно, чтобы понять: случилось нечто ужасное.

— Что?..

Он сделал ей знак, предлагая выйти из комнаты.

— Поговорим не здесь.

Она покосилась на отца. Симон Розен был занят тем, что извлекал из карманов своего пиджака крошечные клочки бумаги и аккуратно сортировал их, бормоча что-то себе под нос. Казалось, он полностью отключился от действительности. Он даже не взглянул на Сару, когда та проходила мимо него, направляясь к двери.

Как только они вышли в коридор, она кинулась к Аллегро.

— Что случилось? Скажите.

Молча он взял ее за руку и повел к лестнице, затем вниз по ступенькам, мимо Шарлотты Харрис, все еще кипевшей от возмущения, прямо к выходу. Корки уже уехал. Побитый автомобиль Аллегро был единственным на автостоянке.

Она высвободила руку и резко остановилась.

— Скажите же наконец, в чем дело, черт побери. — Хотя в голосе ее и звучала настойчивость, в глубине души она сознавала, что совсем не хочет слышать правды. В последнее время печальных известий было в избытке. С нее довольно.

Ей вдруг вспомнилась детская рождественская сказка о девочке Кэрол. Она почувствовала себя маленькой героиней, мечущейся в окружении призраков прошлого и настоящего.

А как насчет призрака будущего? Может, в нем и не будет необходимости?

— Эмма Марголис, — сказал Аллегро.

Она удивленно уставилась на него.

— Что такое?

Он посмотрел ей в глаза.

— Сегодня утром ее нашла экономка.

— Нашла? — Мысли взметнулись диким вихрем.

Аллегро протянул к ней руку. Сара в ужасе попятилась назад.

— Нет. Нет. Нет.

— Она мертва, Сара. Убита.

Эмма. Он добрался до Эммы. Которая была одной из немногих, к кому Сара относилась неравнодушно. И кто был внимателен к ней. Кому она доверяла. Это хороший урок тебе, Сара. Очень хороший урок.

Ее кулак обрушился на капот автомобиля Аллегро.

— Как вы могли допустить такое? — закричала она.

— Сара…

— Выходит, ему все позволено? Вы не можете остановить его. Вы, недотепы.

— Сара, я понимаю ваши чувства…

— Ни черта вы не понимаете! — Ее уже трясло, как в лихорадке. В окнах показались лица любопытствующих «гостей».

— Мы поймаем его. Клянусь вам, Сара.

— Заткнитесь. С меня довольно ваших лживых обещаний. Он убил Эмму. Убил мою сестру. Собирается убить меня. И знаете, что я вам скажу: это будет величайшим облегчением. Придет конец кошмару, в котором я живу.

Он так грубо схватил ее за плечи, что она буквально рухнула в его объятия.

— Не смейте так говорить. Слышите? — крикнул он. — Развязка близка. На этот раз мы не дадим ему уйти. Мы задействовали все силы. Ничто и никто не ускользнет из поля зрения. Мы твердо знаем, что схватим мерзавца.

— Дудки, Джон. Вам не удастся побороть его. Эмма. Бедная Эмма. Я должна была предвидеть это. Должна была все сопоставить. Особенно после разговора с Берни.

— Что вы имеете в виду? Что вы должны были предвидеть?

— Где вы были вчера вечером? Я вам звонила. После… после того как попыталась соединиться с Эммой.

— Ваше сообщение записано на автоответчике. Сегодня утром мы его прослушали.

— Я не о том спросила. Где были вы?

Он помрачнел.

— Я заехал в бар выпить, после того как оставил вас у Берни.

— Выпить? — Она только сейчас уловила ментоловый запах его дыхания. Интересно, сегодня утром он тоже махнул бутылочку?

— Ну, выпил. И довольно прилично. Иногда это со мной случается, — словно оправдываясь, произнес он.

— Это не мое дело, — пробормотала она.

Аллегро тяжело вздохнул.

— Извините меня за грубость. Больше этого не повторится. Так зачем вы звонили?

Она оглянулась на здание санатория и в окне второго этажа увидела лицо отца. Он смотрел на нее. Сейчас, как и в ту давнюю ночь, их взгляды встретились и не отпускали друг друга. В ту злосчастную ночь между ними был заключен своеобразный пакт о войне. И теперь Сара должна была найти в себе силы, чтобы разорвать его.

— Он насиловал ее, — сказала она, не спуская глаз с лица Симона. — Мой отец насиловал мою сестру. Она думала, что это любовь. Но это была не любовь. Надругательство. Он был первым, кто связал ее по рукам и ногам. Сделал своей рабыней. Для этого ему не понадобились шелковые шарфы. Он был гораздо умнее. И коварнее. Мелани была обречена.

Аллегро задрал голову и тоже уставился на доктора Симона Розена, но промолчал.

— Я застала его на месте преступления. Только хранила это в секрете, до тех пор пока… — Она закрыла лицо руками. — Я должна была что-то предпринять. — Теперь-mo ты поймешь. Это послужит тебе хорошим уроком.

— Сара, вы были ребенком. Вы не могли ничего сделать. — Он потянулся к ней, но она шарахнулась в сторону. Ее тошнило от одной мысли о том, что он может к ней притронуться. Я не заслуживаю утешения. Не заслуживаю нежности или жалости. Впрочем, даже если бы я что-то и предприняла, это ничего бы не изменило.

Слезы ручьями потекли по ее щекам. Но она оплакивала не себя. Она оплакивала Мелани. И Эмму.

— Джон, если унижение — это ад, как называется то, что за ним следует?