Ромео

Двумя годами позже, главным образом благодаря стараниям Сары, он получил диплом магистра по реабилитации инвалидов и, опять же не без помощи Сары, был назначен на временную должность консультанта и стал работать под ее началом. Через полгода он, так и не притронувшийся за все это время к наркотикам, был аттестован как работник социальной службы и официально зачислен в штат Департамента по реабилитации инвалидов. Сейчас шел уже четвертый год его безупречной работы на избранном поприще.

— Как мне прикажешь отойти от наркодел, Сара? — спросил Берни, зачерпнув еще одну ложку «чили». — Ведь практически все мои подопечные — бывшие наркоманы. Слава Богу, бывших больше, чем настоящих.

— Я не имею в виду твоих клиентов, — колко заметила Сара.

— Дорогая моя, Тони в течение семи месяцев не притрагивался к наркотикам. Помяни мое слово: не дай Бог ему проглотить что-либо помимо аспирина. Тут же получит под зад коленом. — Он ухмыльнулся. — Фигурально выражаясь, конечно. Я что хочу тебе сказать, моя милая Сара: трахаться я еще могу, слава Богу, но наркотики уже не выдержу. Как говорит мой добрый папенька, нам, schmendriks[4], приходится дорого платить за собственные ошибки.

— Кстати о добрых папеньках…

Берни усмехнулся, обнажив кривые передние зубы, которые так и не удалось выправить за три года усиленной ортодонтии.

— Ты ненавидишь своего отца.

— Разве я когда-нибудь говорила об этом?

— Не слишком красноречиво, — он улыбнулся еще шире, — но иногда это все-таки проскальзывало.

Сара вздохнула.

— Не всегда мы говорим то, что думаем.

— Или попросту не договариваем, — заключил Берни.

— Что это? Ты решил устроить мне сегодня головомойку?

— Ну-ну, давай без обид, — сказал он и нежно взъерошил ее короткие влажные волосы. — Поведай Берни о своих печалях.

— Знаешь, моя сестрица ноет, что я не навещаю отца. Оказывается, он просил меня приехать.

Берни намазал маслом кусок хлеба и обмакнул его в тарелку с «чили».

— Я думал, что он тебя даже не узнал в последний раз, когда ты была у него.

— Это верно. Но периодически память к нему возвращается. И тогда он становится еще более беспомощным. — Она вздохнула. — Не знаю, что лучше. — Она с горечью вспомнила свой визит к отцу месяц назад.

В тот день она провела с отцом мучительные полчаса, выслушивая его обвинения в равнодушии, лености, подлости и прочих грехах. Суждения его были, как ни странно, резкими и суровыми. Сара не могла сделать скидку на его болезнь. Дело в том, что все это она слышала много раз еще в те времена, когда он был в полном здравии.

Когда она была помоложе и отец был на пике своей формы, он не упускал случая, чтобы не прочитать ей наставление. Упрекал в том, что у нее сложился комплекс Золушки, всерьез хотел, чтобы она занялась своей психикой и поборола в себе чувство ущербности и параноидальные всплески. Находчивая Сара возражала: если она и впрямь Золушка, тогда где же, черт возьми, ее добрая крестная и когда наконец объявится прекрасный принц с ее хрустальной туфелькой? У Сары сложилось своего рода убеждение в том, что мужчины — если они не свиньи, то уж обязательно лягушки. И никакими поцелуями не обратить их в принцев.

— Ты действительно хочешь съездить к нему, Сара? Только честно. — Берни смерил ее своим неподражаемым проникновенным взглядом, от которого Саре всегда становилось неуютно. Хотя она и считала Берни своим лучшим другом и доверяла ему как никому другому, она все-таки предпочитала оставаться скрытной.

— Я обещала Мелани, что съезжу в субботу.

Берни покачал головой, одновременно запихивая в рот еще кусочек хлеба.

— Интересно, как долго ты еще будешь позволять этой парочке дурачить тебя, дорогая моя? Трахаешься с ними уже тридцать два года, черт тебя побери.

— Ну, не все же тридцать два года я трахаюсь.

Берни взял ложку и взволнованно помахал ею.

— В том-то и проблема. Когда ты в последний раз этим занималась, Сара?

— Ты переоцениваешь значение секса.

Берни хмыкнул.

— Вовсе нет. Ну-ка, давай похвастаемся своими победами на любовном фронте. Хочешь знать, когда я трахался в последний раз?

— Нет. Я хочу знать, поедешь ли ты со мной к отцу в субботу.

— Ладно, решено. Я еду. А теперь ты позволишь мне рассказать божественные подробности моей вчерашней встречи с Антонио? Знаешь ли ты, что он — первый настоящий любовник за последние несколько месяцев, который не вызвал у меня отвращения и с которым я познал смачный секс и получил истинное наслаждение? Со всеми другими партнерами — сопящими, стонущими, хрюкающими — я даже не мог сосредоточиться, и — ни хрена не получалось. Тони — совсем другое дело. Он может изобразить такое… Знаешь, берет виноградное желе…

Сара жестом остановила его.

— Пожалуйста. Избавь меня от пошлых подробностей. Виноградное желе — мое любимое лакомство. Будь другом, позволь мне и дальше наслаждаться им.

Около девяти вечера Сара стояла перед распахнутым холодильником в своей вытянутой, как вагон, кухоньке и пыталась сообразить, чем бы поужинать. Выбор не отличался разнообразием. Пара ломтей вчерашней пиццы, кусок заветренного сыра, наполовину опорожненный лоток со свининой «ло мейн». Его-то она и облюбовала в первую очередь, но потом вспомнила, что он лежит в холодильнике уже больше двух недель, и это ее остановило.

Взгляд ее зажегся было при виде баночки с виноградным желе «Велч», что стояла на верхней полке. Легкая улыбка промелькнула на ее губах. Нет, сегодня вечером сандвич с ореховым маслом и виноградным желе в глотку не полезет. Спасибо Берни.

Сара вздохнула, пытаясь представить, что же проделывал с этим желе любовник Берни. Может, потому и была так пресна ее сексуальная жизнь, что ей не хватало виноградного желе. А может, просто не было любовников. Уже месяца два она ни с кем не встречалась. Что же до секса как такового…

Саре впервые вдруг стало интересно, с кем сегодня свидание у ее сестры. Кто-то новый? Мелани случайно не назвала его имени по телефону? Кажется, нет. Мелани вообще не слишком охотно делилась с ней подробностями своей личной жизни. Да и Сара не откровенничала с сестрой. По правде говоря, и повода-то для подобных откровений не было. Но, даже если бы и появился, меньше всего ей хотелось бы доверить свои сердечные тайны Мелани. Они никогда не были слишком близки, хотя в минуты жизненных испытаний Мелани всегда оказывалась рядом, готовая прийти на помощь. Но, скорее всего, как психотерапевт, а не как родная сестра.

Думать о Мелани, как и о своей личной жизни, надоело, и Сара предпочла сосредоточиться на сиюминутных проблемах. Что же все-таки съесть? Она остановила свой выбор на куске пиццы, который тут же и разогрела в микроволновой печи. Пицца ожила, стала мягкой и сочной, но голода все равно не утолила.

Покончив с пиццей, Сара встала перед выбором: или ринуться штурмовать гору грязной посуды, которая вот уже неделю дожидалась ее в раковине, или же позвонить подруге и сходить с ней в кино на поздний сеанс, а может, нырнуть в горячую ванну и пораньше лечь спать.

Через пятнадцать минут она уже ступала в допотопную ванну, над которой клубился горячий пар. Погружалась она постепенно, поскольку при ее росте почти в шесть футов окунуться всей сразу было проблематичным.

Сара редко разглядывала свое тело, но сейчас, лежа в ванне, вдруг вспомнила утренний разговор с Гектором Санчесом и решила подвергнуть себя беспристрастному осмотру. Действительно, она была костлява, но не до безобразия. Ее фигуру, скорее, можно было назвать долговязой, атлетической. И это при том, что Сара никогда не занималась физическими упражнениями, — разве что много ходила пешком, — более того, даже не проявляла интереса к спорту. Отец всегда говорил, что в ней начисто отсутствует дух состязательности.

Вполне естественно, что ее старшая сестра Мелани на протяжении всех лет учебы была спортивной «звездой» — капитан школьной девичьей команды по лакроссу, третья теннисная ракетка колледжа. В последнее время Мелани увлеклась игрой в сквош, и чаще всего в роли противника выступал не кто иной, как ее бывший муж, врач-психиатр Билл Деннисон. Несмотря на то, что пару лет тому назад они разошлись, Мелани и Билл сохранили очень тесную профессиональную дружбу и даже подменяли друг друга на приеме пациентов во время отпусков или конференций. Судя по всему, им обоим до сих пор нравилось сражаться и выяснять отношения. Хотя бы и на площадке для сквоша.

4

Глупец, ничтожество (идиш).