Ромео

— Почему бы вам не глотнуть коньяка? — тихо спросила Эмма.

— Нет, от него будет еще хуже.

— Может, мы отложим наш разговор?

Сара крепко сжала руку Эммы.

— Вы должны сказать мне. Почему вы решили, что Ромео уже связывался со мной?

Их взгляды встретились и какое-то время не отпускали друг друга. В них сквозило молчаливое сострадание. Нравилось это Саре или нет, но незримые узы все-таки связали ее с Эммой.

— Он и мне напомнил о себе. Запиской.

Сара вцепилась в подлокотники кресла.

— И что в ней было?

— Всего лишь одна двусмысленная строчка. Распечатанная на компьютере. «Она еще не понимает, но скоро непременно поймет».

Сара устремила на нее испытующий взгляд.

— И это все? Больше в ней ничего не было?

— Я нашла ее на своем рабочем столе в телестудии. На следующий день после того как Мелани… — Эмма залпом допила остававшийся в бокале коньяк. — Он даже не подписался под ней. Впрочем, это было лишнее. Мне достаточно было взглянуть на нее, чтобы догадаться, кто автор. Единственное, в чем я не была уверена, так это в том, кого он имеет в виду, говоря она. Но, стоило мне увидеть вас на кладбище, как все встало на свои места. Я поняла, что он и вам писал.

— Кто-то действительно подбросил мне записку. Но это мог сделать кто угодно…

— Что было написано в вашей?

Сара была в смятении. Почему Эмма так упорно приписывает Ромео авторство, когда говорит об этих посланиях?

— Это было несколько необычное выражение соболезнований. И еще что-то насчет… родства душ. Я порвала ее. Выбросила. — Она поколебалась. — А сегодня утром я нашла у себя в машине дешевенький медальон в форме сердца. Машина была не заперта. Возле моего дома сейчас слоняется всякий сброд — фанаты, как их называет Аллегро. Господи, они даже носят эти отвратительные майки с именем Ромео.

— Вы, конечно, заявили об этом в полицию, — сказала Эмма. — Показали им медальон.

— Нет. Что из мухи слона раздувать? У полиции своих проблем хватает. Мелани ведь ни разу не получала записок от Ромео, верно? И те, другие… женщины тоже?

— Вы кого пытаетесь убедить — меня или себя? — мягко произнесла Эмма.

Сара уже с трудом выдерживала все нарастающую головную боль.

— Почему вы так уверены, что писал именно Ромео? — спросила она. — Вы ведь не знаете. Ваша записка даже не была подписана. По-моему, вы преувеличиваете значение этих невинных шалостей. Если Ромео так стремится напомнить о себе, почему же не дал понять, что именно ему принадлежат и записка, и медальон? Неужели ему не хотелось лишний раз появиться на газетных полосах? Что-то не верится.

— О’кей, успокойтесь.

Сара вскочила с кресла и заметалась по комнате.

— Успокоиться? Сейчас вы мне напомнили моего приятеля Берни. Так вот: я не могу оставаться спокойной. Я готова рвать и метать. Во мне все пылает. Я вне себя от бешенства… — Она вдруг резко остановилась. На нее словно снизошло озарение. Сара поняла, что ей нужно делать. И это было единственное, что она действительно могла сделать. Если хотела спасти свой разум.

— Эмма, я выступлю в вашей программе.

— Что? Зачем?

— Зачем? Чтобы высказать этому негодяю, который убил мою сестру, все, что я о нем думаю. Я хочу сказать ему, что он подлый, мерзкий, отвратительный извращенец. Боже, как бы мне хотелось вырвать у него из груди его поганое сердце… — Крик сорвался с ее губ.

Эмма протянула к ней руку, чтобы попытаться утешить, но Сара резко отмахнулась.

— Когда? Когда я смогу выступить? — Ей нужно было торопиться. Пока она не сорвалась.

Эмма колебалась.

— Завтрашний вечер мы отвели под футбольный матч. Вторник тоже забит.

Сара поняла, что журналистка намеренно тянет время, пытаясь охладить ее пыл.

— О’кей, среда, — настаивала Сара. — Во сколько?

— Мы… начинаем запись в два.

— Передача выйдет в эфир в среду вечером?

— Да, в десять.

— Вы будете анонсировать ее заранее?

Эмма слабо улыбнулась.

— Можете не сомневаться. Мои продюсеры будут в восторге от идеи вашего участия. Но я со своей стороны все-таки прошу вас, Сара, еще раз все хорошенько обдумать. Вы должны быть уверены в том, что хотите этого.

— Я хочу лишь одного: покончить с этим кошмаром. К сожалению, это не в моих силах. — Сара направилась к двери. На полпути она остановилась и, обернувшись, спросила: — Почему на кладбище вы утешали Роберта Перри? Какое он имеет к вам отношение? — В ее тоне явственно угадывались обличительные нотки.

Эмма пожала плечами.

— Утешать — это, вообще-то, не мое призвание. Но этот Перри мне показался таким несчастным. Я… пожалела его. Он так убивался…

— Вы знали, что он был пациентом Мелани? Что именно он обнаружил ее труп? Перри утверждает, будто… — Сара осеклась. Что она делает? Ведь это будет преступлением перед памятью сестры, если она позволит Эмме вещать с телеэкрана о том, что доктор Мелани Розен имела интимные отношения со своими пациентами!

Эмма собиралась что-то сказать, когда в дверь постучали. Не успели они с Сарой и рта раскрыть, как дверь распахнулась. В библиотеку вошел Билл Деннисон.

— А, вот ты где, Сара, — с теплотой в голосе произнес он, мельком взглянув на Эмму. Та метнула в него колючий взгляд.

Но Деннисона это ничуть не смутило.

— Сара, Стэнли сказал мне, что ты здесь. Я так рад. Признаться, я боялся, что ты запрешься в своей квартире и будешь скрываться ото всех. А тебе сейчас как никому требуется дружеское участие. — Деннисон тут же и продемонстрировал его, подойдя к Саре и слегка обняв ее.

От его прикосновения у Сары защемило сердце. Ожившие воспоминания… вина, страх, стыд, сбившись в тугой комок, подкатывают к горлу… душат, давят. Она с трудом проглотила ком, но во рту остался горький привкус.

— Я должна идти. — Она высвободилась из объятий Деннисона и выбежала из комнаты. Бросилась прочь из этого дома.

— Сара, подожди, — окликнул Деннисон. Он догнал ее уже на улице.

— Сара, пожалуйста. — Лицо его выдавало сильное душевное волнение, когда он, поравнявшись с ней, крепко схватил ее за руку. — Не отвергай меня. Позволь тебе помочь.

Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп. Как ритмичная барабанная дробь.

— Остановись, Билл. Пожалуйста… — Голос маленькой девочки. Мольба ребенка.

— Не стоит так расстраиваться, Сара. Я пытаюсь тебе помочь. Я же не сделал тебе больно. Мы ведь просто играем.

Просто играем. Играем. Играем.

— Остановись. Пожалуйста… — Опять в сознании прорезывается голос маленькой девочки. А в нем — паника, ужас.

Деннисон всем своим видом выражает участие.

— Все в порядке, Сара, — утешает он ее. — У тебя типичная реакция на стресс. Посттравматический синдром. В сложившейся ситуации это вполне объяснимо…

Она резко высвободила руку.

— Что можно объяснить, если все бессмысленно? — крикнула она, задыхаясь от злости и собственного бессилия.

Она крепко зажмурилась. Не видеть его. Прогнать печаль и страх. Задавить кошмар, который, словно вирус, начинал подтачивать ее силы.

Чернота. И в ней — одинокий мерцающий предмет, парящий над бездной.

Белый шелковый шарф. Соблазнительно извиваясь, он принимает форму петли.

И тут же голос — низкий, чарующий, манящий.

— Открой мне свое сердце… сердце… сердце…

— Сара?

Ей пришлось немного поморгать, прежде чем она смогла сфокусировать взгляд на Деннисоне. Хотя этого-то ей и не хотелось.

Он настоял на том, чтобы отвезти ее домой. Сара не стала сопротивляться. Очередная капитуляция. Как она ненавидела себя за это.

Он остановил свой «БМВ» на красный сигнал светофора на Тэйлор-стрит.

— Я очень боялся, что может произойти нечто подобное.

— Со мной уже все в порядке. — Она горько пожалела о том, что дала ему лишний повод убедиться в своей неуравновешенности.