Ромео

Никто из полицейских, работавших сейчас на месте преступления, не сомневался в том, что убийство доктора Розен наделает много шуму. За последние несколько месяцев всеобщей истерии по поводу проделок маньяка опытный психиатр Мелани Розен стала местной телезвездой. Так что и мэру, и окружному прокурору, и шефу полиции следовало настроиться на постоянное давление сверху, которое, впрочем, они не замедлят спустить на своих подчиненных. Для прессы, конечно, настанут «урожайные» деньки. В последнее время имя Ромео было на слуху у всех горожан. Теперь же его ожидала повсеместная известность. Беда в том, что ажиотаж вокруг этого имени грозил перерасти во всеобщую панику. Пресечь которую мог лишь арест убийцы. Ходили упорные слухи, что уже запущен в производство телефильм о кровавых похождениях маньяка. Единственной проблемой оставался выбор актера на роль главного персонажа. Продюсеры ждали, когда будет пойман настоящий Ромео. Собирались звонить доктору Мелани Розен с просьбой помочь составить психологический портрет убийцы.

— Мне нехорошо, — пробормотал Перри и плюхнулся в кресло, обмякнув, как драная тряпичная кукла.

— Что, тошнит? — спросил Аллегро. — Может, хотите пройти в ванную?

Перри покачал головой. Вагнер налил из сифона воды в бумажный стаканчик. Перри отмахнулся, и Вагнер сам выпил ее одним большим глотком. Аллегро достал из кармана своего серого шерстяного пиджака пластинку жвачки, надеясь, что она перебьет кислый привкус во рту. Перри опять начал тихонько всхлипывать.

Солнечные лучи наконец пробились сквозь молочный утренний туман, и поток ласкового света влился в огромное окно, из которого открывался живописный вид на городские холмы. Вагнер праздно оглядел просторное помещение приемной, стены цвета слоновой кости, развешанные на них японские гравюры, исполненные большого художественного вкуса. Вокруг стеклянного кофейного столика с основанием в форме куба стояли четыре кресла, обтянутые серовато-белым твидом. На крышке столика были разложены журналы.

— Нам нужно выяснить некоторые моменты, мистер Перри. — Аллегро устроился в кресле возле плачущего пациента.

Перри покачал головой, отмахнувшись рукой от полицейских. Аллегро посмотрел на Вагнера, который стоял у окна. Тот пожал плечами, достал из внутреннего кармана своего синего блейзера пачку «Кэмел», раскрыл ее и жестом заядлого курильщика выбил оттуда сигарету.

— Я думал, ты бросил, — сказал Аллегро.

— Да, я тоже так думал, — ответил Вагнер закуривая.

— Мистер Перри говорит, что появился здесь около восьми утра. — Он бросил взгляд на Перри. — Верно?

Перри не ответил.

— И что входная дверь была открыта, — продолжил Вагнер. — Вы ведь так сказали, мистер Перри?

На этот раз Перри еле заметно кивнул головой.

— Что вас заставило подняться наверх? — спросил Аллегро.

— Она… не… вышла… ко мне.

Аллегро поскреб щетинистый подбородок.

— И вы решили сами подняться к ней?

— Она… всегда… принимает меня… вовремя. Сначала я… прошел… по коридору.

Аллегро выглянул в коридор, ведущий из приемной к кабинету доктора Розен, скрывавшемуся за массивными створчатыми дверями из красного дерева.

— Вы, наверное, подумали, что она задержалась с другим пациентом?

Перри покачал головой, все еще всхлипывая.

— Нет. По пятницам… я у нее… первый.

Детективы переглянулись. Оба обратили внимание на то, как Перри произнес слово «первый». С нескрываемой гордостью, с сознанием собственной значимости.

— Итак, что вы делали дальше? — спросил Аллегро. — Пошли проверить, у себя ли она?

Перри кивнул головой. Он вытер мокрое от слез лицо манжетой своей фланелевой рубашки, потом опять втиснул руку меж крепко зажатых бедер.

— И, убедившись, что ее в кабинете нет… — подхватил Вагнер, подталкивая его к дальнейшим откровениям.

— Я… забеспокоился. Я подумал… может… ей стало… нехорошо… или она… упала… или еще что-нибудь.

— Вы постучались, прежде чем войти в ее апартаменты? — спросил Аллегро.

Перри поднял на него красные от слез глаза.

— Конечно, постучался. — В голосе его зазвучали враждебные нотки.

— Вам уже приходилось бывать наверху?

У Перри дернулась мышца щеки.

— Нет, — выдавил он из себя, не разжимая губ.

— Вам придется еще немного побыть здесь, — сказал ему Аллегро. — Может быть, вам нужно позвонить на работу, предупредить, что вы…

— Я… не работаю. Меня уволили. Я инженер-программист. Между прочим, классный, — с некоторым вызовом заявил Перри. Он явно хвастал.

Аллегро бросил взгляд на Вагнера. Что случилось с безутешным пациентом?

— А семья у вас есть? — поинтересовался Аллегро.

— Жена меня бросила. — В голосе Перри было больше злости, нежели грусти. — Ее друзья, будь они прокляты, без устали твердили ей, что я неудачник.

— Как вы узнали об этом? Жена сказала?

— Я не хочу говорить о ней. Она для меня уже не существует. Так что давайте оставим эту тему. И вообще я устал. Нельзя ли мне пойти домой? Я уже все вам сказал. Вы не имеете права…

— Вы с кем-нибудь встречаетесь? У вас есть девушка? — не унимался Аллегро.

Перри поморщился, лицо его перекосило от злости.

— Сейчас у меня никого нет. Никого. Вы удовлетворены? — Его опять захлестнули рыдания, он заметно дрожал.

Вагнер, выкуривший сигарету до самого фильтра, оглядел комнату в поисках пепельницы. Ее нигде не было видно. Он вспомнил, как Мелани однажды сказала, что не разрешает своим пациентам курить ни в приемной, ни в кабинете. Ему стало стыдно за то, что он невольно нарушил установленные правила, но потом вдруг нашел оправдание. Какое это имеет значение теперь? Он затушил сигарету о подошву, а окурок спрятал в кармане пиджака.

Аллегро решил оставить пока Перри в покое. Он сделал знак Вагнеру, и они вместе вышли в коридор.

— Следы Ромео повсюду. Насколько я могу судить, насильственного вторжения в дом не было.

— Выходит, она сама впустила этого негодяя, — сердито буркнул Вагнер. — А это значит, было что-то вроде… свидания. — Фраза «как и с остальными» осталась невысказанной.

Они постояли молча — растерянные и ошарашенные, не в силах скрыть глубины потрясения.

— Послушай, — пробормотал Вагнер, — я не хочу сказать, что она… то есть, я не думаю… ну, ты понимаешь. Все эти предположения о том, что у этих бедолаг были кое-какие сексуальные отклонения…

— Черт возьми, да здесь можно предполагать все, что угодно, — огрызнулся Аллегро. Голос его прозвучал громче, чем он рассчитывал. — Кто докажет, что он не был одним из ее пациентов? А, может, она его подозревала и думала, что ей удастся уговорить его признаться, явиться с повинной?

— И нам ни слова не сказала?

— Врачебная этика. Если он был ее пациентом, она была не вправе предавать его. Ей нужно было убедить его в необходимости добровольного признания в содеянном.

Вагнер с сомнением покачал головой.

— Зачем же ей понадобилось приглашать его наверх, если он был пациентом?

— Может, она его и не приглашала, — резко заметил Аллегро. — А может, думала, что так ей легче будет завоевать его доверие. Откуда мне знать, какими методами она работала?

Вагнер покосился на Перри.

— Так ты не исключаешь того, что это мог быть наш инженер? А что — он вполне мог провести здесь всю ночь. Убил ее, дождался утра и вызвал полицию…

— Нам нужно знать о каждом его шаге за последние сутки. Если будет что-то интересное, проследим его связь с другими жертвами. И еще надо бы побеседовать с его бывшей женой.

— А что, если осмотреть картотеку доктора Розен? Может, она вела запись истории болезни Перри и в ней мы найдем какую-нибудь зацепку. Если это не Перри, вполне может всплыть другой пациент.

Аллегро покачал головой.

— Нам нельзя лезть в картотеку, и ты это знаешь, Майк. Все записи врача остаются конфиденциальными даже после его смерти. Если же мы все-таки закроем на это глаза и начнем в них рыться, все равно наши доказательства будут лишены юридической силы. Я уже не говорю о том, что нас вздернут как следует за самоуправство, если застукают.