Звезда Тухачевского

— И скажите штандартенфюреру Беренсу, чтобы он тоже поспешил ко мне, — вдогонку ринувшемуся исполнять приказание адъютанту пролаял Гейдрих.

Герман Беренс, его ближайший помощник, был ему сейчас крайне необходим: он слыл в СД самым компетентным экспертом по СССР.

— Науйокс, — значительно и почти торжественно начал Гейдрих, когда приглашенные расселись в удобные кресла у приставного стола. — Науйокс, вверяю вам — и вам, Беренс, — тайну чрезвычайной важности. Фюрер дал мне задание, которое мы обязаны выполнить безотлагательно и в кратчайшие сроки. Нам нужны документы, подлинность которых не должна вызывать ни малейшего сомнения. Надо раздобыть их во что бы то ни стало и, кроме того, привлечь к работе самого выдающегося гравера из всех живущих в Берлине.

Науйокс пристально и преданно смотрел в лицо Гейдриха, с нетерпением ожидая, что тот наконец пояснит, о каких документах идет речь.

— Тухачевский, — почти по слогам произнес Гейдрих, и Науйоксу все стало ясно.

Однако Гейдрих счел нужным детализировать замысел.

— Мы подготовим текст письма Тухачевского, — сказал он. — Задача гравера — сделать под этим письмом подпись маршала. Главный смысл письма: Тухачевский и некоторые его сподвижники из высших красных офицеров состоят в тесной связи с определенной группой немецкого генералитета. За этими генералами — скрытыми противниками фюрера — давно присматривает гестапо. И группа Тухачевского, и группа наших генералов строят планы военного переворота и захвата власти в своих странах. А затем, — тут Гейдрих не выдержал и самодовольно улыбнулся, предвкушая, какой эффект произведет его дальнейшее сообщение, — мы сделаем вид, что досье с фотокопиями этих документов якобы похищено из архива службы безопасности, и постараемся, чтобы это досье попало в руки русских. Нам предстоит сделать все возможное и невозможное, чтобы доказать: Тухачевский и его сторонники вступили в преступную связь с генералами рейха в надежде, что последние окажут им поддержку в готовящемся заговоре против Сталина и Ворошилова.

Гейдрих сурово взглянул на Науйокса.

— Тайна — строжайшая! — почти выкрикнул Гейдрих. — Никто, даже высшие чины Германии — не должен знать о готовящейся нами операции. И если, не приведи Господи, эта тайна выскользнет из моего кабинета, первыми будете казнены вы, Науйокс, и вы, Беренс! — Он помолчал, давая возможность своим собеседникам поосновательнее осознать угрозу, и продолжил: — Оперативную группу по подготовке операции возглавите вы, Беренс. Специальная лаборатория моего ведомства — в вашем распоряжении.

— Но прежде всего, штандартенфюрер, мы должны иметь в своих руках необходимые для успеха операции документы, — сказал Беренс.

— Вы удивительно догадливы, — криво усмехнулся Гейдрих. — Вам потребуются документы, которые подтверждают связи Тухачевского с нашими генералами во время его приездов в Германию в начале тридцатых годов. Особый интерес будут представлять бумаги об их личных контактах, и главным образом — те, которые написаны самим Тухачевским. В этих документах должны быть упомянуты фамилии сторонников маршала и связанных с ним наших генералов. Надеюсь, вам известно, что фюрер их терпеть не может, пожалуй, не меньше, чем Сталин своего Тухачевского. Это будет изюминка всего нашего плана! — уже весело воскликнул Гейдрих, довольный тем, что в его голове возникают все новые и новые идеи. — Такого рода документы есть в архивах абвера. Как их оттуда извлечь, спросите вы? Для начала я свяжусь с адмиралом Канарисом…

С Канарисом Гейдрих встретился вскоре — в январе наступившего 1937 года. Сославшись на то, что ему необходимо отметить успешное проведение одной финансовой сделки, он пригласил главу абвера на завтрак. Уединившись в отдельном кабинете ресторана, который особенно нравился Гейдриху, они с удовольствием дегустировали французские вина и вели неторопливый разговор о всяких пустяках — как идут дела в семье, кто из знакомых поднялся вверх по служебной лестнице, а кто, к их общему удовлетворению, рухнул вниз. Канарис пытался перевести разговор на воспоминания о том, как после Первой мировой войны Гейдрих служил под его началом на крейсере «Берлин» и даже был произведен в лейтенанты. Адмиралу уж очень хотелось ткнуть носом этого выскочку, возомнившего ныне о себе Бог знает что, в его позорное прошлое: Гейдрих за свое аморальное поведение представал перед офицерским судом чести и с треском вылетел из военно-морского флота.

Гейдрих вмиг раскусил этот замысел генерала и тут же сделал ответный выпад.

— Прекрасная пора молодости! — восхищенно воскликнул он. — Я уж не говорю о том, что служить под вашим началом было для меня превосходной школой! Но все это уже так далеко, так ирреально! А нас берет в свои железные объятия неумолимое настоящее.

И Гейдрих исподволь, без нажима, подвел своего собеседника к теме, которая сейчас была для него главной.

— Я знаю вас, Фридрих, как первоклассного специалиста по военному потенциалу нашего главного военного противника, — издалека, стремясь использовать самое испытанное оружие — лесть, начал Гейдрих. — Разведка и контрразведка — дело вашей исключительной компетентности. А я, признаюсь вам как верному другу, полнейший дилетант в вопросах советской военной структуры. И очень хотел бы заполнить этот досадный пробел в моих знаниях — должность обязывает.

— Какими же знаниями вы намерены восполнить этот пробел, Рейнхард? — насторожился Канарис.

— Я долго размышлял на эту тему, — намеренно оттягивал ответ на конкретный вопрос Гейдрих, пытаясь создать впечатление, что информация необходима ему, но конечно же не настолько, чтобы драматизировать ситуацию. — И понадеялся, что на этот вопрос ответите мне вы, как мастер экстра-класса.

— И все же? — уклонился от прямого ответа Канарис. Он не очень-то клевал на откровенную лесть.

Гейдрих изобразил на своем непривлекательном, почти отталкивающем лице добрейшую улыбку, морщины еще резче проявились на его лбу и аскетически узких скулах. — Как всегда в таких случаях, видимо, надо начинать с головы.

— Что вы имеете в виду? — прикидываясь, что не уловил мысли Гейдриха, спросил Канарис.

— Голова Красной Армии — ее высший командный состав. Вы, Фридрих, имеете доступ к самым секретным архивам вермахта. И вы оказали бы мне великую услугу, если бы предоставили в мое распоряжение хотя бы на несколько дней досье на советских военачальников, посещавших Германию до прихода к власти нашего фюрера. Особенно я интересуюсь маршалом Тухачевским, меня просто обуревает желание как можно больше узнать о нем. Надеюсь, вы понимаете, что это не просто личный, обывательский интерес, а нечто большее — речь идет об интересах рейха.

Канарис ответил не сразу. Он сделал вид, что с необычайным аппетитом поедает только что поданную им форель, запеченную в фольге. Хитрая, прожженная лиса, он сразу же предположил, что у Гейдриха явилось желание отомстить генералитету вермахта за свое позорное изгнание из военно-морского флота, и ответил весьма туманно:

— Я не представляю себе, как с помощью такого рода документов, о которых вы говорите, можно усилить безопасность нашего рейха.

Произнося эти слова как можно более равнодушным тоном, он рассчитывал и на то, что они выполнят роль катализатора в их беседе: Гейдрих должен, черт его побери, выложить ему откровенно, зачем ему вдруг понадобились советские военачальники.

— Дело, повторяю, не столько во мне лично, сколько в высших интересах немецкой нации. — Гейдрих продолжал гнуть свою линию, стараясь делать это как можно мягче, зная, что Канарис не терпит открытого давления. — Немецкие генералы меня мало интересуют. Главное — досье на советских военачальников.

Лицо Канариса стало непроницаемым. Допив вино, аккуратно вытер накрахмаленной салфеткой тонкие, с саркастическим изгибом губы и отчужденно произнес:

— Я очень сожалею, Рейнхард, но вы знаете не хуже меня, что без письменного подтверждения фюрера никто не имеет права доступа к секретным архивам генерального штаба.