Страница 5 из 37
Потребность прокормления привлекала к землевладельцам множество людей из семейств кочующих, не имевших недвижимой собственности. Эта часть населения жила сперва привольно, занимаясь охотою и бродя с своими стадами по диким, никем не занятым пустыням; только суровое время года, или потеря стад заставляли некоторых кочевников предлагать свои услуги земледельцам. Но, с расширением гражданственности, почти все земли мало-помалу подошли под владения частные, или под казенные, княжеские, и тогда всякий любитель кочевой праздности должен был сделаться по необходимости работником землевладельца. Исключения кочевавших по землям ничьим были незначительны. Число этих работников издревле было очень велико, и они-то образовали многолюдное сословие крестьян. От прежней жизни у них оставалась только возможность выбирать лучшее для себя место и переходить от одного землевладельца к другому.
С совершенствованием устройства городов, когда в них появились воины, купцы, бояре и князья, некоторые из безземельных людей находили выгоду давать на себя землевладельцу кабалу, то есть, записываться к нему во временное, или в вечное рабство. Такие люди, вместе с другими, лишенными вольности законом [11], вместе с пленниками, взятыми на войне, и купленными рабами, составляли особый класс холопей. До XVI века они даже не имели никаких гражданских прав: господин мог располагать ими, как вещью, и отнимать у них жизнь, не отвечая за то перед законом. Но у прочих безземельных людей оставалась личная свобода; одни заключали с владельцем земли, на которой жили, условия, какую часть её обрабатывать для себя, какую для помещика; другие обязывались платить помещику за землю оброк. Осенний Юрьев день [12] законом и обычаем назначался желающим для перехода от одного помещика на землю другого.
Эти переходы от господина к господину имели для крестьян свои выгоды, но они же усиливали в них страсть к бродячей жизни и ослабляли успехи земледелия. Богатые землевладельцы и монастыри, имея обширные, лежащие впусте земли, переманивали к себе крестьян от мелких помещиков, которые лишались таким образом возможности иметь всегда на своих землях работников и являться на царскую службу в сопровождении известного числа вооруженных поселян, в полном снаряжении, или, как говорили тогда, конно, людно и оружно. Часто пустели целые деревни, оставляемые недовольными земледельцами; жатва пропадала на нивах; помещики из богатых вдруг становились бедными.
Стремясь к своей цели, Годунов прислужился землевладельцам, особенно мелкопоместным, и в 1593 году издал, именем Фёдора, указ, который запретил вольный переход крестьян из села в село и укрепил их за помещиками. Тогда же учрежден холопий приказ, который выдал господам кабалы и на людей вольных, если эти вольные люди служили им не менее шести месяцев. Таким распоряжением Годунов достиг временных своих выгод, но оно же было одною из главнейших причин и его падения. После мы раскроем в подробностях последствия указа 1593 года; теперь обратимся туда, куда стремились все помышления Годунова.
В январе 1598 года умер Фёдор, к общему горю москвитян, которые любили тихого царя, наследовавшего Грозному, и приписывали благоденствие государства святым его молитвам. Горе царицы Ирины было еще сильнее. Как бы предчувствуя готовящиеся России бедствия, она терзалась мыслью, что она причиною конца царского племени. Патриарх Иов объявил завещание Фёдора; бояре и народ присягнули ей, как самодержавной царице. Но печальная Ирина привыкла смотреть на царственное величие глазами своего покойного супруга; в девятый день по его смерти отказалась от престола, переехала в Новодевичий монастырь и постриглась там, под именем Александры. Пишут, что она, призвав к себе тайно многих сотников и пятидесятников, деньгами и обещаниями склонила их к убеждению воинов и граждан не избирать на царство никого, кроме её брата, который действительно мог один казаться ей способным поддержать благосостояние отечества.
Годунов между тем сам старался об увеличении голосов в свою пользу. Это было тем нужнее, что в народе разнесся слух, будто покойный царь перед кончиною вручил свой скипетр Фёдору Никитичу Романову [13], который, по общему суду, имел ближайшее право на престол. Бесчисленные клевреты правителя рассеялись по всей столице, одним грозя, других склоняя лестными обещаниями, третьим представляя, что Годунов тринадцать лет при Фёдоре счастливо правил государством, что с юношеского возраста он неотлучно находился при великом самодержце, Иоанне Васильевиче, и «от премудрого его царского разума навык государственному чину», что, будучи только правителем, он умел внушать к своей особе иноземным послам уважение, подобающее лицу царственному [14], что выпусти он из рук бразды правления — государство внутри придет в безладье, а извне нападут враждебные соседи. Вдовы и сироты, благодарные Годунову за решение продолжительных тяжеб, от всей души убеждали, кого могли, подавать голоса в пользу своего милостивца. Бояре, обогащенные щедрым правителем и надеясь получить еще более от царя, также сильно ему содействовали. Романовы, Шуйские, Голицыны, при всем сознании своего права на престол, понимали непреодолимость средств Годунова, предвидели неизбежность его воцарения и боялись выставлять царственное свое происхождение, чтоб не подвергнуться его мстительности. Но мало было Годунову добровольного и невольного согласия обитателей столицы, хотя её действия были всегда законом для государства. По его воле, патриарх, под разными предлогами, разослал во все концы России монахов для внушения народу, что престол от сестры естественно переходит к брату и что весь духовный и мирской чин в Москве молят Бога о воцарении Бориса Фёдоровича.
Между тем Годунов сложил с себя заботы правления и удалился в монастырь к сестре — «плакать с нею и молиться о Фёдоре.» Бояре предложили народу присягнуть, до избрания царя на имя верховной думы; но народ не хотел слышать о правлении боярском и признавал над собой одну царицу, не смотря на её пострижение. Когда же ему объявили, что царица, оставя свет, не может заниматься делами царства и что необходимо присягнуть боярам, иначе государство разрушится в безначалии, — тысячи голосов воскликнули: «Пускай же царствует брат её!» Возражать против этого никто не осмелился. Каждый спешил показать усердие к будущему царю, и тот же час главы духовенства и дворянства, в сопровождении народа, отправились в Новодевичий монастырь. Там патриарх, от имени отечества, умолял инокиню Александру благословить брата на царство и прекратить смятение народа, пока враги иноземные не узнали, что Русь без государя. Потом обратился к Борису с самыми убедительными просьбами вступить на престол покойного друга и родственника.
Исполнилось давнее желание Годунова. Сердце его трепетало от радости; но ему нужно было уверить народ, что он никогда не мечтал о державном сане, что, рожденный верным подданным, смотрит на него со страхом и благоговением, что одна преданность воле царской и благу отечества управляла всеми его действиями, что уступает корону знатнейшему и достойнейшему из бояр, а за усердие соотечественников обещает «радеть о государстве не только по-прежнему, но и свыше прежнего.» Все это высказал он с искренностью, в которой трудно было бы усомниться, и решительно отказался от престола. Сколько ни убеждал его патриарх примерами из церковной и светской истории, что Бог неоднократно воздвигал народам царей из ничтожества, сколько ни грозил гневом небесным за презрение молений всего царства, Борис остался непреклонен. Народ разошелся по домам в унынии.
Но патриарх и бояре надеялись еще на собрание земской думы: разослали по всему царству повеления выслать в Москву из каждого города по 8 или 10 выборных от духовенства, от чиновников военных и гражданских, от купцов, мещан и хлебопашцев, для избрания царя. Эти выборные съехались в столицу под влиянием монашеских внушений и были поражены известиями об отказе правителя и о напрасных молениях патриарха Иова, не перестававшего ездить в Новодевичий монастырь и «со слезами» убеждать Бориса тронуться сиротством государства. Народ терялся в недоумении, на кого обратить выбор. Некоторые предлагали Симеона, так называемого царя и великого князя Тверского [15]; другие возражали, что Симеон — перекрещенный татарин, правда, ревностный в благочестии, но что гораздо лучше избрать на царство одноплеменника из потомков древних владетельных князей русских. Столица превратилась в шумное сборище спорщиков. Отсутствие правителя чувствовалось в бессилии судебных мест и в повсеместных беспорядках. В Смоленске, Пскове и в других городах воеводы не слушались один другого и не повиновались предписаниям верховной думы. В добавок ко всему, приверженцы Годунова распустили слух, что татаре вторгнулись в Россию. Ужас распространился в народе. «Кто теперь поведет нас на врага?» восклицали москвичи: «хан будет под Москвою, а мы без царя и защитника!»
11
В Русской Правде сказано: Полным холопом бывает: 1) человек, купленный при свидетелях; 2) кто не может удовлетворить своих заимодавцев; 3) кто женится на рабе без условия; 4) кто без всякого условия пойдет в слуги, или в ключники и 5) закуп т. е. наемник, или на время закабаленный человек, который, не выслужив срока, уйдет и не докажет, что он ходил к князю, или судьям искать управы на господина. В Уложении Иоанна III, 5-й пункт: «Холоп, или раб с женою и детьми есть тот, кто дает на себя крепость.»
12
Точнее сказать — самый Юрьев день и две недели после Юрьева дня.
13
Молву эту записал Бер (стр. 5) в таком виде, как она ходила в народе. «Когда государь лежал на смертном одре, бояре приступили к нему с вопросом: «Если Богу будет угодно отозвать тебя, государь, от сей жизни, кому царствовать в России, оставляемой без законного преемника?» Царица Ирина, сестра правителя, убеждала супруга вручить скипетр её брату, давно уже и счастливо правившему государством; но умирающий царь предложил его старшему из Никитичей, Фёдору, имевшему на престол ближайшее право. Фёдор Никитич отказался от царского скипетра и уступил его брату своему Александру; Александр предлагал эту честь другому брату, Ивану; Иван — третьему брату, Михаилу, а Михаил какому-то знатному князю, так что никто не брал скипетра, хотя каждому хотелось взять его. Умирающий царь долго передавал свой жезл из рук в руки, наконец потерял терпение и сказал: «Возьми же его кто хочет: я не в силах более держать.» Тут сквозь толпу важных особ, заставлявших так долго упрашивать себя, протянул руку Борис и схватил скипетр.»
14
В 1597г. Борис с царственным величием принимал у себя знатного посла австрийского императора, говорил ему милостивые слова, а дворянам его давал целовать свою руку. Карамз. X, 108. изд. 5-е.
15
Это был пленный царь казанский Эдигер. Служа верно России и приняв веру христианскую, он приобрел милость Иоанна IV, имел в Твери пышный двор и власть наместника; но в царствование Фёдора должен был выехать оттуда и жить уединенно в своем селе Кушалине. Что его думали возвести на престол Фёдоров, доказательство этому, находится в присяге, предписанной в последствии Борисом боярам, сановникам и народу. Там сказано: «также мне Семиона Бекбулатова и иного никого на Московское государство не хотети.» Собр. Гос. Гр. и Д. II, 192.