Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 67



Сжимая в руке рукоять кинжала, я уселся в автомобиль, и Мертвец тронулся с места не менее резво, чем его отец.

— Ты понял? — спросил он некоторое время спустя.

— Понял, — хрипло ответил я. — Но поверить в это все еще не готов.

Тьма никогда не ошибается. И она просто ненавидит, когда кто-то пытается нарушить данное ей слово, что и силился совершить Логан, предприняв попытки отнять у меня нож. Значит это все же тот кинжал. Именно то оружие, которым я лишил жизни Графа. Иного объяснения случившемуся просто не могло быть.

— Но почему Логан не смог убить кинжалом вампиров? — спросил я скорее себя, чем Мертвеца.

— Возможно, это дозволено лишь тебе, — предположил Мертвец. — Я думаю, это очень древняя вещь оставшаяся еще с тех времен, когда все мы не были заключены в пределах Четвертого Кольца. И, возможно, разным существам она дает различные способности. Валькириям способность жить под лучами Ночного Солнца, кому-то что-то другое, а вот людям… дарит способность лишать жизни кого бы то ни было. Но у Смотрителя подобный фокус не прошел, а значит… Ты не человек.

Он рассмеялся.

— Мне бы твое настроение, — зло взглянул я на него. — Хотел бы я сейчас забавляться происходящим…

— Это не настроение, это психическое заболевание, — серьезно сказал Мертвец и вдруг зашелся истерическим хохотом. — Извини… Просто, ты даже не представляешь, что скоро начнется…

Он захихикал.

— Ты хоть понял, что за огонь напал на Логана, когда тот притворялся собачкой? И что за мразная тварь едва не вылезла из-под земли? Это был тандем Высших Темных двух Великих Семей, а поскольку им удалось уйти от Логана, который, между прочим, является сильнейшим Темным Олеандра после Кауна, то не удивлюсь, если узнаю, что их страховали еще двое. Квартет Высших Темных Великих Семей… Да, перед такой преградой Логан мог отступить.

Я пораженно замолчал. Выходит это были Высшие Темные Великих Семей в своих темных обличиях… М-да. Но в таком случае, зачем нужно было стрелять из гранатомета?

— А кто из Темных мог ожидать столь примитивного нападения? — хмыкнул Ривз.

— Думаешь, им нужен был кинжал? — спросил я Мертвеца.

— А что же еще? — фыркнул он. — Жаль только, они не знают того, что знаем мы: они просто-напросто не смогут им воспользоваться.

Я молчал. Если Семьи решили объединиться для свержения Лорда Кауна, который и вправду является рекордсменом по длительности сидения на троне, то в самое ближайшее время Олеандр захлестнет самый настоящий хаос. Как известно в борьбе за трон обычно самые большие потери несет гражданское население.

— Слушай, Мертвец, а может у Логана не получилось убить вампиров из-за того что он — Темный, а я простой человек?

— Нет, — засмеялся Мертвец. — Забыл, что все люди, по сути — Темные? А пользуются они силой Тьмы или нет, роли не играет.

Я кивнул. Абсолютно каждый человек в Олеандре имел в душе частичку Тьмы и при желании мог стать Темным. Вот только не у каждого находились нужные для воплощения в жизнь подобной затеи закрома энергии, поскольку все это требовало просто титанических усилий и едва ли не круглосуточных занятий в Академии Темного Искусства. А статистика весьма уверенно говорила о том, что лишь два процента начавших обучение доходят до конца. Зато эти два процента получали жилье внутри Первого Кольца и баснословное жалованье, что вкупе с соблазнительными возможностями Тьмы представлялось весьма лакомым кусочком. Именно это и гнало толпы людей в Академию.

Почему Темным может стать абсолютно каждый? Просто потому, что это закон природы.

— А я-то раньше думал, и с каких это пор Смотритель прощает тебе твои вольности, — тихо сказал я, смотря в окно.

Мертвец ехал медленно как никогда. Словно хотел продемонстрировать мне красоту города.

— Тут все не так просто Кейл, — сказал Мертвец, закуривая. — Впрочем, как и всегда в подобных историях.

— Я вовсе не прошу, чтобы ты раскрывал мне свои тайны, — сказал я.

— У тебя, возможно, жизнь скоро оборвется. Почему бы не удовлетворить любопытство потенциального покойника?



Я криво улыбнулся.

— На самом деле мне сейчас где-то… да, точно, сорок три года, — начал Мертвец. — Умер я в возрасте двадцати одного и угадай: почему?

— Гражданская Война? — предположил я.

Другого ответа и быть не могло. Из-за чего еще умирали как люди, так и представители нечисти двадцать два года назад?

— Именно, — кивнул Мертвец. — А теперь я постараюсь тебе передать весь драматизм случившейся много лет назад сцены. Нынешний Смотритель был тогда даже не Высшим, а всего лишь на всего обычным рядовым Темным. Кстати, именно после событий тех лет он и смог завоевать доверие Лорда Кауна, который позже специально для него и создал при Дворе новый титул — титул Смотрителя. Раньше ведь Темные отчитывались непосредственно Лорду, ты знал? Впрочем, не суть важно…

Моя мать никогда не любила меня, и я был для нее нежеланным ребенком. Она родила меня лишь потому, что души не чаяла в отце, а он в отличие от нее очень хотел иметь детей. Это была любовь на грани фанатизма, мать была готова убиться ради Логана, что в итоге, в общем-то, и произошло. Но об этом чуть позже…

Когда во всем городе началась бойня, я был, наверное, самым первым из тех, кого схватили валькирии. Сам понимаешь, эти феминистки здорово отличились в те времена, даже оборотни не были столь жестоки. Правда со мной они обошлись более чем гуманно, — Мертвец усмехнулся и провел ладонью по шее. — Просто-напросто перерезали глотку.

Я вздрогнул. Черт, а ведь раньше был уверен, что это след от обычной удавки — настолько тонок был красный рубец. Впрочем, сабли валькирий всегда славились своей остротой.

— И отец и мать видели, как это произошло, — продолжил Мертвец. — Знаешь, Кейл, если бы не эта маразматичка у Олеандра возможно и не было бы такого жесткого управляющего как Логан.

Он засмеялся.

— Отец хотел меня спасти, и я в этом даже не сомневаюсь, но мать, приставив к виску пистолет, пригрозила Логану, что если он кинется на валькирий, то она убьет себя. В какой-то мере я даже понимаю ее — если бы отец все-таки напал на этих безумных баб, то умер бы не только я, но и он сам, ведь тогда у него не было сегодняшней силы. И пока Логан пытался вразумить свою, влюбленную в него по уши, жену меня уже не стало.

Я вдруг понял, что Мертвец старательно пытается называть своего отца просто Логаном.

— Тогда почему ты ненавидишь его?

— Ненавижу за то, что он повелся на дешевый прием моей мамочки. У нее все равно бы не хватило духу спустить курок. И ненавижу за то, что он бросил ее в знак того, что извиняется передо мной. Это же просто верх кретинизма, ты так не считаешь? В конце концов, не выдержав этого, мать стала такой же, как и я.

Он замолчал.

— Странные вы, — сказал я.

— Согласен, звучит глупо… Это было забавно, — вдруг хмыкнул Мертвец. — Проснуться в мертвом теле. В первое время это ощущалось, как одетая задом наперед рубашка, но потом я привык.

— Донельзя трагический рассказ! — проплакал Ривз. — Дайте мне белый платочек — я сейчас буду плакать! Кейл, хватит слушать бредни этого куряги! У тебя вроде как дела, нет?

Пошел дождь. Мелкий и противный. Ненавижу такое состояние погоды. Если уж лить, так вовсю.

— Каков план? — спросил Мертвец.

— Отдать кинжал Лорду вероятно, — пожал я плечами. — А затем зарыться в самую глубокую нору в этом чертовом городе.

Вихрь в доме Буджи

Мы мчались по улицам Олеандра, а жизнь вокруг кипела вовсю. Официанты стояли у порогов своих заведений, приветливо предлагая прохожим заглянуть к ним на обед, бешено метались по улицам машины службы доставки, прогуливались под ручку парочки и спешили по делам представители рабочего класса. Обычная картина близких к центру районов. Если отъехать чуть подальше, за Второе Кольцо, то можно обнаружить только-только начинающую перерастать в галдеж тишину спальных районов в конце рабочего дня. А если и вовсе прогуляться к границам города, то нетрудно будет встретить патрули, охраняющих стены Гетто, гвардейцев, или стать свидетелем сборки урожая с полей Элизиума, а может даже полюбоваться на причудливой формы клубы дыма над многочисленными фабриками и заводами. В Олеандре жизнь не останавливается ни на секунду и вряд ли сейчас хоть у кого-то проскальзывают мысли о том, что с минуты на минуту может начаться государственный переворот.