Страница 53 из 117
Что ж, примеры этому были. Поэт Лукреций лишил себя жизни в припадке сумасшествия от изобилия выпитого любовного напитка. Мы знаем, что австрийский император Леопольд, хорошо знавший и занимавшийся химией, «переборщил» в своей колдовской кухне от любовного напитка, увеличивающего силу мужской потенции, и умер.
Да мало ли можно найти примеров в древней и новейшей истории, когда совершенно необъяснимые браки, например, с красавцем королем и уродиной женой, объясняли влиянием любовного напитка. Кричал же во весь голос Генрих VIII, что его необыкновенная любовь к Анне Болейн была вызвана влиянием любовного напитка, которым она его опоила. Или Екатерина Медичи, допрашивавшая свою даму де Сов о причине внезапной любви к ней Генриха IV: «А ты не давала ему любовного напитка?» Английский Ричард III, убивший своих племянников, детей его умершего брата английского короля Эдуарда IV, чтобы им не достался законный трон, свою совесть успокаивает тем, что брак короля с Элизабет Вудвиль был не настоящий, по любви, а под влиянием любовного напитка. Словом, нам ясно, дорогой читатель, что любовным напиткам верили. Их магическое действие для многих, даже просвещенных умов, было авторитетом. Любовные напитки бывают разные. Если это действительно напитки, то основной их составляющей частью является человеческая кровь: чаще новорожденного младенца.
Многочисленные процессы с пятнадцатого по семнадцатый век свидетельствуют, что для «черной мессы» кровь новорожденного младенца была так же необходима, как скальпель для хирурга. Если кого слишком шокировало такое любовное зелье, можно было с не меньшим успехом обходиться без всякого питья, единственно стряпая фигурки из совсем уж невинных материалов — восковых свечек. Цыганами, для которых восковые свечки были дорогим недоступным сырьем, допускались фигурки, вылепленные из теста. Девушке-цыганке надо было самолично замесить тесто, вылепить фигурку, ну хоть немного напоминающую возлюбленного Бодуила, прикрепить к ней его волосы, отрезки ногтей и прочую дрянь, взятую с тела возлюбленного. Затем во время новолуния закопать в землю на перекрестке двух дорог и произнести такие вот магические слова: «Петр, Петр, или там, Бодуил, Бодуил, я люблю тебя. Когда же твое изображение сгниет, ты должен бегать за мной, ако кобель за сукой». И конечно, после этого Бодуил, оставив все дела и иных возлюбленных, начнет бегать за этой девушкой, как кобель за дворовой сукой.
Поскольку чаще все-таки восковые куколки делались для умерщвления людей, то мало кто верил, что они не для этих целей вылеплены. И так на этой почве погиб возлюбленный королевы Марго, который хотел единственно ее любви, а несправедливые судьи-инквизиторы не пожелали этому верить, и де Моль лишился своей головы, якобы за то, что, проткнув сердце восковой фигурки, таким способом хотел короля Генриха III умертвить.
У русских никаких фигурок лепить не надо было. Здесь все проще, и продукты для колдовства самые натуральные и невинные: ну там яблочко, паучок какой, слюна, и даже крови не требовалось. Ну, если какая дотошная бабенка принесет колдуну в пузырьке немного своей менструальной крови, он от нее не отказывался — употреблял. Но чтобы детишек невинных жизней лишать и их кровь в кубках испивать — упаси боже, до таких ужасов в Русском царстве не доходило. Здесь колдуны своих жертв жизней не лишали, так, попугают только. Ну там лихорадку какую пошлют, язвы на тело и на лицо, присушат иногда упорного паренька к какой девушке, и все! На этом их «черная месса» кончалась. И вот еще одна функция русского деревенского колдуна, о которой мы в некоей книжке прочитали: «Недалеко от Сабурова, в Малоархангельском уезде живет колдун, который может сделать какую угодно невстаниху. (Слово-то какое, чувствуете, дорогой читатель!) И может это сделать на какое угодно время: на год, на два или даже больше. Он берет нитку из покрывала мертвеца, вовлекает ее в иглу, которую затем вдевает в подол рубашки известной женщины. Пока эта игла из ее юбки не вынута, ничего муж не может с соперницей жены сделать, как ни старается»[88].
Вот ведь каким манером раньше ревнивые жены со своими мужьями боролись, хоть к другим бабам выгоняли: дескать, не держу я тебя, иди! А он в кровать ляжет с возлюбленной, а сделать ничего не может, импотентом становится — у него «невстаниха» появилась.
А на западе разве все так невинно происходило? Разве там колдуны и ведьмы только лихорадкой и «невстанихой» довольствовались? У, кровожадные ведьмы, сколько вы невинных младенцев загубили! Ведьмы в Риме даже мертвыми трупиками детишек не брезговали: «все, дескать, в колдовском хозяйстве пригодится. Все в расход пойдет». Сердце ребенка варили в эссенции мирта, и это было действенное любовное привораживающее средство, только оставленной женщине надо было еще сваренное сердце из отвара мирты достать и, иголочкой покалывая, так вот заклинать: «Прежде, чем огонь погаснет на этой жаровне, вернись, мой любый, ко мне». Ручка ребенка, закопченная в дыме дерева, взятого с виселицы, гарантировала безопасность домов. Тут никогда не совершится кража. А тот, кто хочет, чтобы его бизнес удался, должен носить в мешочке засушенную печень ребенка. А если носишь с собой кусок детского ребра — никогда ранен в битве не будешь. А засушенные гениталии — очень дорогое и действенное средство для мужчин: ни одна женщина ему в своих ласках не откажет. Словом, торговля детскими частями тела процветала вовсю. Мы вот только не знаем, зачем итальянка, хотя королева французская, Екатерина Медичи носила у пояса засушенную кожу ребенка. Ну, дочь ее, королева Марго, которая носила на пояске засушенные сердечки своих любовников, — понятно, она их для памяти носила. Так сказать, чтобы оплакивать их любовь. А кожа? Кожу мы не знаем, зачем Екатерина Медичи носила, но даже ночью этот особливый талисман с себя не снимала.
Резюмировать здесь можно словами известного ученого-писателя Шульца: «Все из трупика младенца сгодится, надо только соответствующим образом мессу приготовить, с точным следованием всем магическим предписаниям и по рецептам черной магии в новолуние и когда дьявольская мощь наиболее сильнее обнаруживается и в полном блеске месяца»[89].
А что в своей колдовской кухне поделывает знаменитая египетская царица Клеопатра? У нее была прекрасная химическая лаборатория, и она годами исследовала свойства различных ядов. Особенно она искала яд, который убивал бы мгновенно и безболезненно. Объектами, над которыми она экспериментировала, были узники из тюрем. Впрочем, не всегда. Иногда это были ее мужья — братья. Ведь именно такая сплетня по истории ходит: чтобы добиться власти, она умертвила своих двух братьев, бывших одновременно ее мужьями. Но Клеопатре удалось найти только яды, которые если действовали быстро, то очень болезненно, поэтому-то она для своей смерти применила традиционный укус змеи, которую принесли во дворец в корзине с фигами, или инжиром, по-нашему. Вот, дорогой читатель, ее разговор с Марком Антонием в интерпретации писателя Брантома: «Марк Антоний захотел вина, а Клеопатра, занимая его пленительной речью, обрывала со своего венка лепестки, заранее пропитанные смертоносным ядом, и бросала их в чашу Марка Антония, когда же она замолчала и он поднес чашу к губам, собираясь выпить, она, Клеопатра, удержала его руку и крикнула, чтобы привели ей раба или какого преступника. Его приводят, и царица, взяв чашу из рук Марка Антония, дает выпить вино несчастному. Тот подчиняется и умирает на месте. И тогда, оборотясь к Марку Антонию, она говорит: „Если бы я не любила так, как люблю, то сейчас бы избавилась от тебя без всякого труда, но я знаю, что без тебя я не смогла бы жить на свете“. Поступок сей убедил Марка Антония в ее любви, и страсть к ней еще больше возросла»[90].
Ну, как нам кажется, страсть Марка Антония к Клеопатре разгорелась не потому, что она так «шутила» с ядами. У этой египетской царицы, вознесшей эротические наслаждения на высоты божества, были в запасе и более пикантные штучки для сексуального наслаждения. Чего только стоят ее знаменитые бичи, которыми она хлестала возлюбленного, сковывая его руки и ноги. Оказывается, флагелляция была известна еще в 69 году до нашей эры.
88
С. Бардо. «Тайна смерти». М., 1995, с. 350.
89
К. Шульц. «Камень и мука». Варшава, 1987, с. 16.
90
Брантом. «Галантные дамы». М., 1998, с. 148.