Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 117

Дамская подвязка времен абсолютизма стала эротическим, возбуждающим предметом. Женщины, полулежа на своих кушетках в неглиже (разрешалось!), позволяли мужчинам с особым любострастием натягивать на свои чулки подвязки. Натянул подвязку, конечно, уже в виде ордена Подвязки своему сколько-то там месячному внебрачному сыну Гарри Ричмонду английский король Генрих VIII, обалдевший от радости рождения любовницей сынка. И это был единственный в мире малютка, который сосал соску и мочился в пеленки «орденоносцем».

Герцог Альфред де Орсэй имел счастливую способность вводить в обиход новую моду на одежду. Все его фантазии, самые сумасбродные, мгновенно превращались в моду. Однажды, играя в карты в каком-то кабачке, он до того проигрался, что остался в одном сюртуке, а поскольку на улице шел проливной дождь, он купил у моряка на последние деньги его толстое суконное пальто и в этом одеянии шагал пешком домой, укрываясь от любопытных взглядов парижан. А наутро к нему пришли купцы с просьбой помочь в деле продажи толстого сукна, которое километрами лежало на складах. Обещали, конечно, солидный куш в вознаграждение. Герцог приказывает сшить себе из этого сукна костюм и стал в таком виде появляться в салонах. Моментально все молодые люди стали шить себе костюмы из этого толстого матросского сукна. Дела купцов пошли в гору, не остался в накладе и герцог де Орсэй.

В России мода прививается хуже. И сколько бы там Зайцевы и Юдашкины ни корпели над каждым шовчиком на платьице, дабы массам понравиться и от кутюрье (высокая мода) не отстать, — ничего не получается. С высокой модой дело лучше обстоит, с массами хуже. Массы не признают всех этих новшеств — золушек в их худшие времена в чепчиках и сабо, в которых некоторые эстрадные артистки выступают. Массам подавай новшества Рижского рынка, шедевры доморощенного нелегала или легальные шедевры из стран восточного содружества. Им «до лампочки» эти дивы в ослеплении рамп, в подростковых платьицах, да еще снятых с плеча младшей сестренки. Массы консервативны, они считают, что, раз ты на сцене, тебе полагается длинное бархатное платье и стеклянные жемчуга на шее. Коротенькое мини-платьице пятидесятилетней красавицы, подделывающейся под «тростиночку» Твигги, у масс, мягко говоря, восторга не вызывает.

Раньше дамы так привередливы и критичны не были. Они там не анализировали, «что такое хорошо, а что такое плохо», и раз Генриетта Английская, жена Филиппа Орлеанского, а брата Людовика XIV, надевает в волосы надушенные подушечки — все поголовно стали шить себе такие подушки и поливать их литрами лаванды.

Так что, дорогой читатель, наш вывод, что мода — это или случайное явление, или целеустремленное, для прикрытия изъянов, остается в силе, подтверждением чего служит такая вот цитата эротического писателя шестнадцатого века Брантома: «Среди многих женских недостатков можно назвать костлявый хребет и тощий зад, какие бывают разве что у старых мулов. Дабы скрыть сей изъян, дамы имеют обыкновение пускать в ход маленькие мягкие подушечки, подкладывая их в нужные места. Другие носят пышные атласные панталоны, так умело скроенные, что неопытный мужчина, потискав даму, твердо уверится в природной ее округленности. А штука вся в том, что под панталонами этими надеты еще одни со множеством складок и оборок»[85].

Возвращаясь к нашей Фонтанж, скажем, что мода на ее прическу привилась на долгие годы. Дамочка так возгордилась, что повсюду давай свою спесь демонстрировать. Королеве Марии Терезе не кланяется, проходит мимо с таким видом, что словно она, а не та — королева. Чувствует свою силу: сам король ведь теперь в нее влюблен. Сбылся ее вещий сон. «Вот волк, который меня не съест», — говорил вначале король и не особенно на нее внимание обращал. Ему не нравилось однообразие ее тонов. Сама бледная как мел, да еще со слишком светлыми волосами и в белом платье, сливалась в одно белое пятно. Но Фонтанж твердо верила в свое предназначение и высокую миссию. Ей, правда, подобно маркизе Помпадур, гадалка ничего такого великого не предсказывала, но вещий сон ее мигом расшифровала. Фонтанж снилось, что взошла она на высокую гору и была ослеплена светом, идущим сверху. Но потом блеск солнца вдруг рассеялся, и все погрузилось в темноту. «Плохо дело, — сказала гадалка. — Сначала вы на немыслимые высоты подниметесь, а видимый вами свет это не что иное, как любовь самого Короля-Солнца, но потом упадете вы с этой высоты в мрак, может быть, даже в смерть». Но Фонтанж не испугалась такого печального финала своего сна, в конце концов, все когда-то умирают, она вот только не думала, что это так скоро наступит. А пока давай очаровывать короля всеми возможными способам, так сказать, помочь собственными силами в исполнении вещего сна. Платья теперь уже белые не носит, в одно светлое пятно не сливается, а все больше контрастные — ну там алые или голубые. И король стал заглядываться на нее, поскольку, как мы уже вам говорили, дорогой читатель, больно он устал от язвительных шуточек Монтеспан, и ему понадобилась любовница помоложе и поглупей. И вот Фонтанж уже поместили в роскошных апартаментах, приделали лакеев в ливреях и прислугу, и она уже чуть ли не официальной метрессой короля считается. Нос кверху задирает и самою Монтеспан потеснить хочет. Глупая была, не понимала, что со всесильными королевскими метрессами надо считаться, почтение им оказывать и ни ревности у них не вызывать, ни презрения им не оказывать. Помните, как у нашей Екатерины Великой некто Ермолов, очередной ее фаворит, захотел место Потемкина занять и начал пренебрежительно к нему относиться и разные кляузы на «Светлейшего» писать. И чем это все окончилось? Отставкой Ермолова и еще большим возвышением Потемкина.





Ну, конечно, гордая Монтеспан дикой местью загорелась с желанием стереть с лица земли свою соперницу. Прямых доказательств у нас, дорогой читатель, нет, но очень многие историки и хроникеры того времени утверждают, что Монтеспан регулярно начала травить Фонтанж ядами, для коих целей подкупила за большие деньги лакея, и тот в молочко Фонтанж вливал по капелькам какую-то странную жидкость, от которой сразу не умирают, но начинают сохнуть. Лицо и тело приобретают желтый оттенок, внутренности высыхают, словом, из аппетитной здоровой барышни Фонтанж превратилась в живой скелет. Вид ее был так страшен, что даже король испугался, когда ее в монастыре увидел (ее в монастырь болеть положили). Тут ему надо бы свою радость высказать, поскольку сына ему Фонтанж родила, а он слез удержать не может, видя то, что от прежней любовницы осталось. Она, конечно, догадывалась, что ее отравили, и прекрасно знала, что умирает, и просила в последний раз прийти к ней попрощаться короля. А он не может, его вид высохшей Фонтанж на грустные чувства настраивает и настроение портит. Но Ментенон (тогда уже она фавориткой во дворе была) настаивает: надо по-христиански с прежней любовницей проститься, нехорошо ее последнее «прости» не принять. И король поехал в монастырь по настоянию своей любовницы Ментенон и министра Фейяда и там, увидев умирающую Фонтанж, еще пуще прежнего расплакался: он не любил печальных зрелищ. А она, гладя последним усилием исхудавшей рукой волосы короля, утешала: «Не плачьте, ваше величество! Теперь я могу умереть почти счастливой, поскольку увидела короля, оплакивающего мою кончину». И в 1681 году она умирает в монастыре в возрасте двадцати лет.

Ну, распрями, Монтеспан, свои уже слишком широкие от постоянных родов плечи! Все соперницы удалены, то бишь некоторые отравлены! Путь свободен. Путь-то свободен, да не сердце короля. Оно уже занято другой женщиной и надолго, то есть уже навсегда. И она станет его тайной женой, и с ней он обвенчается в костеле, и как муж король будет до своего семидесятилетнего возраста делить ложе со своей на пять лет старше его супругой и требовать от нее постоянных сексуальных сношений, поскольку метресс король уже не хотел и решил на старость замолить свои давние грехи упорядоченной сексуальной жизнью и отсутствием любовниц в своем ложе. Но все это наступит несколько позже, дорогой читатель. Сейчас все еще властвует гордая капризная Монтеспан и никому не желает уступать своего места. И может быть, не удалось бы королю так легко от нее отделаться, если бы не афера с отравлениями. Да, разгорелся, дорогой читатель, скандал на весь мир во французском королевстве, в котором самое близкое, непосредственное участие принимала маркиза Монтеспан. Раньше отравить человека, что тебе раз плюнуть — так популярен был это метод лишения жизни в королевствах. Но что-то слишком уж много отравлений во французском государстве. Не так давно на этом дворе Людовика XIV умерла при весьма загадочных обстоятельствах жена брата короля Филиппа Орлеанского — Генриетта Английская. Ее родной брат, ныне английский король Карл II, прямо подозревал отравление. Во дворе Людовика XIV все чаще и открыто стали говорить, что отравил ее ревнивый фаворит Филиппа (у того были бисексуальные наклонности) Лорран.

85

Брантом. «Галантные дамы». М., 1998, с. 157.