Жасмин (ЛП)

Ну да, разумно было сначала почитать что к чему, прежде чем слепо бросаться в омут с головой. Поэтому я осталась и прочла всю информацию, что там имелась. Там, конечно же, было то, что я и так знала: основные исторические сведения, который я почерпнула из путеводителя. Но еще я узнала, что подземная сеть лабиринтов находилась так глубоко под землей, что её пришлось укрепить, дабы она оставалась безопасной для посещений.

Я покинула это помещение и вышла в слабо освещенный коридор. Он был узким, длинным и казался бесконечным. Под ногами хрустел гравий, а стены по обе стороны были влажными. Я думала, что будет душно, но воздух оказался прохладным и чуть сырым.

Ни единого признака костей. Да и живых-то людей не наблюдалось, кстати. Если бы коридор не был единственным выходом из той комнаты, я бы подумала, что куда-то не туда иду.

Тишина немного угнетала, и подземный полумрак не внушал оптимизма. Я напряженно вглядывалась во тьму, мне все казалось, что там что-то шевелится. Время от времени мне попадались ворота в стене, через которые я видела маленькие кельи, большинство из которых были завалены обрушившейся породой. Я подняла взгляд на низкий потолок и постаралась не думать о том, что будет, если он рухнет.

Наверное, я пересекла половину Парижа, прежде чем добралась до входа в склеп. И там я, к своему облегчению, впервые столкнулась с другими людьми. А тот факт, что они не видели в катакомбах ничего, кроме странной и жутковатой достопримечательности, помог мне немного расслабиться. Я старалась не думать, во что превратится это место, когда я останусь торчать тут одна на ночь, а все туристы уйдут веселиться в рестораны и бары. Я снова ощутила прилив гнева на Лиама за то, что он меня оставил, и мне пришлось самой проходить через все это. Но гнев был лучше и продуктивнее скорби. Так что, в каком-то смысле, я почувствовала себя увереннее.

Освещение здесь улучшилось, и мне хорошо был виден вход в склеп, по обе стороны которого стояли два каменных столба. Поверх них лежала перекладина, а на ней я прочла следующее: «Arrête! C’est ici l’empire de la mort» — «Остановись, ибо дальше царство смерти».

Даже оставаясь снаружи, я могла разглядеть сплошную стену костей, сложенную от пола до потолка. Я вошла внутрь с другими туристами.

Воздух пах пылью, сыростью и столетиями. Меня ошеломило количество костей. Зал за залом были полны ими. Хоть дорожка и была довольно широкой, чтобы по ней можно было спокойно пройти, но стоило лишь мне раскинуть руки, как мои пальцы легко коснулись бы костей. Больше всего меня поразила организация этого места. Я прочла, что когда они только-только были сюда привезены в 1810 году, то черепа и длинные кости аккуратно сложили, а остальное свалили как попало за ними. Но после кто-то решил, что так не годится, и нужно кости рассортировать. Черепа были поставлены вместе, часто  аккуратными рядами, а иногда и в форме креста или даже чего-то, напоминающего по виду бочку.

Я проходила мимо сотен и сотен черепов, понимая, что тысячи их, миллионы, скрыты от моих глаз во тьме за первыми рядами. У большинства из них отсутствовала нижняя челюсть, некоторые потеряли целостность, когда их перевезли сюда, другие разрушились от времени. Их было так много, что у меня просто не укладывалось в голове, что когда-то это были люди, такие же, как я. Они ходили, говорили, дышали, и теперь их останки валялись здесь, перемешанные с костями других людей.

Каждый раз, когда я покидала один зал и переходила в другой, мне казалось, что я уже увидела все кости, но нет, и там лежала очередная груда костей, освещенная зеленым светом. С каждым шагом у меня на душе становилось все тоскливее и тоскливее. Как же я найду здесь лебединую песню? Катакомбы тянулись на многие километры. Проще было найти иголку в стоге сена.

Наконец они закончились, осталось только несколько колоколообразных впадин, демонстрирующих эрозию, от которой часто страдают карьеры известняка. Я задержалась в них, потому что в здешнем пространстве я не страдала так сильно клаустрофобией, ко всему прочему, рядом стояла лестница, ведущая наверх, а это означало, что был больший приток свежего воздуха.

Я прислонилась к холодному камню и посмотрела на карту в брошюре, которую мне выдали на входе в катакомбы. Мне сразу бросилось в глаза, что вход находился на значительном расстоянии от выхода, поэтому не стоило переживать о том, что персонал вспомнит обо мне и кинется искать.

Я сняла бейсболку, тряхнула волосами и, сунув головной убор в сумку, сверилась с часами. Без четверти пять — всего пятнадцать минут до закрытия. Я повернулась лицом к лестнице, которая вела на выход, и ощутила дуновение свежего воздуха. Это был мой последний шанс одуматься. Но как бы не соблазняла меня идея бежать отсюда без оглядки, выбора у меня не было, придется остаться. Спустя всего час, в катакомбах стало более темно и промозгло. Я чувствовала себя загнанной в ловушку, при мысли о том, что придется провести здесь еще семнадцать часов. Я даже немного запаниковала.

Но вскоре отбросила свои клаустрофобские настроения, спешно схватила рюкзак и зашагала обратно в сеть туннелей. Я чувствовала слабость и прекрасно осознавала, что стоит мне только остановиться, как я брошусь бегом обратно к той спасительной лестнице и полечу наверх, перепрыгивая через ступеньку, не оглядываясь.

Оказалось, что было совсем не сложно остаться незамеченной до закрытия. Я просто проскользнула за первые же попавшиеся ворота. Они оказались ржавыми и незапертыми. У меня вообще сложилось впечатление, что они тут были скорее для вида. Я попала в маленькую пустую комнатушку, вернее, в углубление в скале. Удостоверившись, что меня не было видно из дверного проема, я уселась у стены и стала ждать.

Через какое-то время спустились охранники с фонариками и провели осмотр. Не думаю, что у них хоть раз возникали какие-то проблемы в этом плане. Но мне казалось, что они уже вечность бродят и все никак не уйдут, мне даже взбрела в голову ужасная мысль, что им известно о моем присутствии. В конце концов, я же купила билет, прошла через турникет. Должны же они отслеживать, сколько человек вошло, а сколько вышло.

Хотя, с другой стороны, это не так-то просто, учитывая мам с маленькими детьми, которым билеты можно не покупать.

В общем, не знаю, были ли охранники бдительнее, чем обычно, потому что у них не сходилось число посетителей на входе и выходе, или они всегда так долго проверяли катакомбы. А может, это только мне показалось, что долго, из-за страха, что меня обнаружат, скорчившуюся здесь, в темноте. Мне было очень страшно, потому что вдобавок ко всему, я не смогла бы придумать разумного объяснения своему поступку, если бы меня нашли, и я не говорю по-французски.

Неожиданно луч фонаря прошел рядом с моей ногой, и у меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди, стоило лишь подумать, что один из охранников может открыть ворота и заглянуть внутрь.

Но нет, он пошел дальше и вскоре все фонарики погасли, а катакомбы погрузились во тьму и безмолвие, которые заставили меня осознать, что мне еще никогда не доводилось оказываться в подобной ситуации.

Я даже прикусила кулак, чтобы не расплакаться. В этой кромешной тьме не видно было ничего, даже того, что находилось у меня перед самым носом. Для себя я решила, что выжду полчаса, прежде чем включить свой фонарик, чтобы наверняка быть уверенной в том, что персонал ушел, и я здесь осталась одна. Но не так-то легко следить за временем, когда не можешь свериться с часами. Я сидела и напряженно вслушивалась, но единственный звук, который уловили мои уши — капанье воды где-то справа от меня.

Минуты тянулись мучительно. Я очень старалась не думать о том, где нахожусь, не зацикливаться, что вокруг меня лежат кости шести миллионов человек, и что до утра мне отсюда не выйти, даже если захочется. Но передумывать было уже слишком поздно.

Спустя какое-то время, я решила, что прошло уже как минимум полчаса, а значит, можно доставать фонарик. Я включила его и, жмурясь от света, обвела лучом комнату, чтобы убедиться, что все было так, как и должно. Затем я взяла одну из своих многочисленных свечей, зажгла её и поставила на пол. Я не хотела всю ночь пользоваться фонариком. Даже с полным зарядом его света хватало на несколько минут, а потом снова приходилось заряжать. Да и мне хотелось его приберечь, на всякий случай. Я выключила фонарик и взглянула на часы. Те показывали десять минут шестого. А ведь мне показалось, что прошло не менее получаса.