Страница 23 из 71
— Как бы там ни было, — спокойно сказал Бен без намека на гнев, — имей хоть немного уважения к покойному.
Холсбах вздрогнул, когда Бен подошел к нему, но тот лишь наклонился и подобрал с пола сотню евро, и вежливо сказал:
— Спасибо, что уделили нам время, герр Холсбах. Мы сами найдем выход.
Он отвернулся от перепуганного немца и, взяв меня под локоть, повел прочь из комнаты на парковку, где после духоты лаборатории было свежо и приятно.
— Ты должен был держать себя в руках, — укорила я его, когда мы сели в машину. — Хотя не могу сказать, что не получила удовлетворения, увидев, как Холсбах схлопотал кулаком по роже. Но мы оба знаем, что он может позвонить в полицию с жалобой на нас...
Бен посмотрел на меня.
— А я и держал себя в руках, — сказал он ровным голосом. — Ты же была там и видела, что случилось. Я просто хотел вернуть свои деньги и только-то.
Он завел мотор автомобиля, а я нахмурилась, пытаясь разобраться в своем девере. Теперь, когда я мысленно прокрутила нашу встречу с немцем, мне показалось, что он был прав, — он даже ни разу не повысил голос. Так что, скорее всего, он не разозлился за Лиама, как я. Возможно, он, как и сказал, просто хотел вернуть свои деньги, не более.
— А что, если он позвонит в полицию? — спросила я.
— Не позвонит. Поверь мне, он все оставит как есть.
Когда мы выехали со стоянки лаборатории, я заметила, что только что зажившие раны на костяшках Бена снова кровоточат, — хотя он, казалось, этого не замечал. Пожалуй, я бы предпочла, чтобы он вышел из себя, по крайней мере, тогда он бы больше напоминал человека, а не холодную расчетливую машину...
Бен, должно быть, заметил выражение моего лица, поэтому сказал:
— Слушай, мне жаль, если то, что я сделал, тебя расстроило. Просто воспринимай этот инцидент, как месть за кроликов — этот человек определенно заслужил удар в морду. А теперь давай сходим в какой-нибудь хороший ресторан, чтобы сгладить неприятные эмоции после посещения лаборатории герра Холсбаха. Что скажешь?
Погода в Мюнхене, в отличие от солнечной Калифорнии, не радовала. В Мюнхене было холодно, но, к счастью, у меня с собой имелось пальто, которое я прихватила из Англии. Мы припарковались в центре города и отправились прямиком на Мариенплац (главную площадь Мюнхена), уставленную сотней-другой рождественских лавок и палаток. Я сразу же её узнала, потому что была здесь два года назад с Лиамом на рождественских каникулах.
Рынок оказался таким же атмосферным, живым, праздничным и красочным, как в моих воспоминаниях. Помнится, мы с Лиамом провели целое утро, бродя между киосками, в которых продавали запеченные яблоки, жареный миндаль, рождественские украшения, марципан, игрушки, имбирные пряники, свечи и прочие авторские безделушки. Тогда мы стояли перед впечатляющим Нойес Ратхаус [5], ели горячие сосиски и пили из кружек глинтвейн [6].
Самыми любимыми у меня были ларьки с имбирными пряниками. В этих ларьках замороженные сердца «Лебкухен» [7] свисали прямо с крыш, а под ними красовались традиционные пряничные ведьмовские домики из сказки «Гензель и Гретель», разных размеров и по привлекательной цене. Запах выпечки тут же потянул за собой болезненное воспоминание: Лиам купил мне одно из таких сердец «Лебкухен», когда мы гуляли как-то вечером. Воспоминание о том немецком прянике было прочно связано с ощущением беззаботного счастья и теперь, когда я снова их увидела, — опять приуныла. Я никогда не думала, что если мне и суждено будет однажды вернуться в Мюнхен, то я буду одна, без Лиама, который останется в Англии, в гробу на кладбище.
Я затолкала воспоминание куда подальше и решила сосредоточиться на том, чтобы не отстать от Бена, который шагал сквозь толпу, не желая тратить время на разглядывание красивых ларьков. Вместо этого он направился прямиком в кафе «Металлофон» [8] на пятом этаже здания, прямо напротив ратуши. Так уж случайно вышло, что нас усадили за столиком у окна, прямо напротив часов, которые собирались отбивать полдень, и нам открывался прекрасный вид на механические фигурки курантов, собирающиеся вот-вот исполнить свой танец, к восхищению толпы туристов, собравшейся внизу на улице. Это было такое облегчение, оказаться в столь радостном и приятном месте, после ужасной лаборатории, что я почувствовала прилив теплоты по отношению к Бену. Какой же он молодец, что привел меня сюда.
— Неужели Джексон рассказал ту же версию?
— Более или менее. Только он утверждал, что это Эдриан и Лиам убили птицу. Я было подумал, что он все выдумал, но теперь, когда Эдриан подтвердил историю...
Еще несколько месяцев назад я бы ни за что не поверила в эту сумасшедшую историю, независимо от количества людей, способных её подтвердить. Но с тех пор я видела лебедепад на кладбище и галоп черного коня по палубе «Королевы Мэри», взявшегося из ниоткуда и растворившегося в воздухе.
— Может, это Эдриан с Джексоном убили лебедя, — сказала я.
Бен приподнял бровь.
— Вероятнее всего, это были Лиам и Эдриан, так как именно их утащили в озеро.
— Не могу поверить, что Лиам убил лебедя, пусть даже случайно.
Бен уставился на меня, а потом, спустя мгновение, невесело рассмеялся.
— Значит, в волшебных лебедей ты веришь, а то, что Лиам мог кого-то убить, никак не укладывается у тебя в голове?!
— Очевидно же, что мне трудно принять и волшебного лебедя, и рыцаря! — раздраженно сказала я. — Но Лиам любил животных — он бы никогда никому не причинил вреда!
— И все же, Эдриан Холсбах точно был там той ночью, — спокойно сказал Бен. — И как ты объяснишь присутствие Лиама, если не веришь, что они втроем хотели изловить лебедя и препарировать его позже в немецкой лаборатории?
— Не знаю, но должно быть другое объяснение, — стояла я на своем. — Лиам никогда бы не ввязался ни во что подобное.
— Как же, — угрюмо хмыкнул Бен. — Что ж, может, ты и права. Может быть, они просто выдумали эту историю, и на озере не было ничего такого. Но ты ошибаешься насчет любви Лиама к животным. Он их терпеть не мог. В детстве я много раз его ловил за тем, как он мучил насекомых в саду. Он ставил на них ловушки. Однажды даже кролика поймал. Его, похоже, завораживала их борьба за жизнь.
— Ах, не говори ерунды! — От такого наглого вранья меня аж передернуло. Я знала Лиама с четырехлетнего возраста и всегда видела только его бережное отношение к животным. Я не понимала, зачем Бен выдумывает такое о Лиаме. Чего он хочет этим добиться? Неужели он не понимает, что я никогда не поверю в это?
— Вы так и не завели животное, — холодно напомнил он.
— В смысле?
— После свадьбы. Если Лиам так любил зверюшек, то почему вы так и не завели домашнее животное?
Мне стало неуютно. Я нахмурилась. Мы купили собаку сразу, как только переехали в новый дом, только вот что странно, она тут же невзлюбила Лиама. Он не мог даже приблизиться к животному — собака рычала на него и, в конце концов, мы были вынуждены найти псу другой дом. А еще я вспомнила, что Лиам вдруг с неохотой стал кататься на лошадях дедушки и бабушки, а прежде он очень любил эти прогулки... Но Бен не мог ничего этого знать, поэтому я просто ответила:
— Это было не самое подходящее время, чтобы заводить домашних животных.
Губы Бена дернулись, искривившись в полуулыбку, но он ничего не сказал. А тут и еда наша подоспела.
— Лиам был счастлив? — спросил Бен, как только официантка ушла.
— Что?
— Последний год — Лиам был счастлив?
— Да, мы оба были счастливы.
Пока мы ели, он задал мне еще несколько вопросов о Лиаме и нашей жизни, и я поняла, как мало он на самом деле о нас знал. Я подумала, что, видимо, это связано с их ссорой, после которой они почти не общались, и ему просто хотелось узнать побольше обо мне и Лиаме.
— Как это было?
— Ты о чем?
— Помолвка. Я всегда считал, что вы просто друзья.
— Так и было. Но он купил мне электроскрипку, — сказала я и рассмеялась. — Как можно было не влюбиться в него?