Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 37



Героическая оборона Севастополя, длившаяся 250 дней и вошедшая в историю Великой Отечественной войны ярчайшей страницей, закончилась.

До последнего дня обороны Севастополя в оперативной группе по аварийно-боевому ремонту кораблей находились офицеры техотдела флота.

Не все, конечно, из наших боевых товарищей прибыли на Кавказ Остался в Севастополе комиссаром оперативной группы начальник энергоснабжения техотдела флота инженер-капитан 2 ранга И. Д. Кокорев. Он имел предписание эвакуироваться на катере из района Херсонесского маяка. Но, увидев тяжело раненного командира, уступил ему место. Осколком снаряда ранило тут же и Кокорева. Так он попал в плен, где и погиб.

Вячеслав Константинович Шашуков, инженер-механик дивизиона, прибыл из Севастополя на Кавказ немного раньше остальных.

— Ну, как живете, моряки? — был его первый вопрос при встрече.

Этот простой вопрос для нас имел особый смысл. Еще когда мы были в училище, Шашуков теоретически «обосновал» разделение всех военных моряков на три категории: моряк по натуре, моряк по обстоятельствам и моряк по недоразумению. Себя он относил к первой категории. И, по-моему, вполне резонно. Сама природа создала его физически крепким, а за годы службы он приобрел богатейший опыт, был находчив, упорен в достижении цели.

— Живем по обстоятельствам, — в тон Шашукову отвечал я. Шашуков относил нас с Борисом Архиповичем Ткаченко ко второй категории — «морякам по обстоятельствами Шутка шуткой, а попасть в разряд «моряков по недоразумению» значило в понятии Шашукова быть человеком третьестепенным. Таких люден он, как говорится, не жаловал.

Мы долго беседовали с Шашуковым. Было о чем поговорить, о чем вспомнить старым друзьям.

Вскоре прибыл к нам инженер-капитан 3 ранга Александр Георгиевич Баклагин.

Хотя Баклагин был инженером-корпусником (занимался ремонтом судовых корпусов), мне, электрику, в годы войны пришлось тесно сотрудничать с ним. Да и не такой Александр Георгиевич человек, чтобы пройти мимо нуждающегося в помощи, не ободрив его, не посоветовав, что и как можно сделать, не развеяв плохое настроение у товарища. Любил он шутку, считая ее просто необходимой в общении с людьми.

Начальник отделения техотдела флота по ремонту подводных лодок военинженер 3 ранга А. Г. Баклагин.

Не раз при встрече со мной Баклагин говорил:

— Ты бы навестил своих подводников. Спрашивали, не пожалуешь ли к ним. Сам знаешь, любят они, когда составляешь актик об их грехах…

Это означало, что Александр Георгиевич заметил где-то непорядок и требовалось мое вмешательство. А он развивал свою мысль дальше.

— Меньше актами занимайся, побольше живого общения с людьми.

И вот встреча на Кавказе.

— А мы знали, что тебя вторично направили к нам, — пожимая руку мне и Шашукову, проговорил Баклагин. — Ждали твоего прибытия. Что же больше всего интересует тебя?

— Ну, хотя бы ремонт транспорта «Анатолий Серов».

— Да не скромничай. Говори все, не забывай, что я живой свидетель, — напомнил Шашуков.

— С транспортом изрядно повозились. Пришел он к нам в Севастополь в охранении эсминца «Безупречный», трех базовых тральщиков и двух сторожевых катеров. Кажется, это было ночью 24 мая. А утром — налет вражеской авиации. К Корабельной бухте, где стоял «Анатолий Серов», прорвались фашистские самолеты и сбросили 8 бомб. Одна из них угодила в трюм. От взрыва в носовой части правого борта ниже ватерлинии образовалась пробоина. В нее хлынула вода, и вскоре нос транспорта сел на грунт…

Кое-что об этом случае с транспортом я уже слышал. Рассказывали и о том, как действовал в создавшейся обстановке инженер-капитан 2 ранга Кокорев. Вместе с Баклагиным он прибыл на судно. Некоторые члены экипажа считали, что их кораблю нет возможности уйти из Севастополя, и приуныли.

— Что это вы носы повесили? — обратился Кокорев к морякам. — Да наша оперативная группа способна и не то сделать. Недавно вон лидеру «Ташкент» корму закрепили. Корму-у… А борт вашего транспорта залатать ничего не стоит. Правильно я говорю, Александр Георгиевич?



— В этом можно быть уверенным, — подтвердил Баклагин и тут же попросил передать по семафору первый заказ в мастерские техотдела, которые размещались на Минной пристани.

Моряки «Анатолия Серова» воспрянули духом. Они еще более энергично стали помогать разгружать судно.

А на транспорте под руководством Баклагина и подоспевшего со своими легководолазами-подводниками Шашукова уже развернулись работы по спасению судна.

— И Слава помогал? — поинтересовался я. — Что же делал наш Шашуков?

Баклагин охотно рассказал:

— Большую помощь оказали нам его легководолазы. Нельзя забывать о том, что фашисты продолжали бомбить транспорт. Шашуков командовал зенитной артиллерией. И не только командовал. Когда враг особенно наглел, Слава сам вставал к орудию и вел по самолетам меткий огонь. Это давало нам возможность продолжать заниматься своим делом.

Бороться за спасение транспорта пришлось в сложной обстановке осажденного города, где не было даже необходимого оборудования. Водолазы осмотрели пробоину, дали Баклагину ее размеры. По разработанному Александром Георгиевичем чертежу за 12 часов изготовили кессон, завели его под пробоину и закрепили. Когда начали откачивать воду, транспорт оторвался ото дна и вскоре был уже на плаву.

Нашлась работа и электрику Александру Сергеевичу Мякоте с его товарищами. Они осмотрели, промыли и просушили все механизмы, побывавшие в воде, и ввели их в строй в сроки, которые под силу только нашим людям.

— А заделать пробоину было не так уж трудно, — добавил Баклагин. — Дело в том, что, как только судно разгрузили, пробоина оказалась над водой.

— Я смотрю, вы в основном занимались работой, ремонтом. Когда же оформляли документы, составляли дефектные ведомости? Или не до них было?

Баклагин, уловив иронию в моем вопросе, ответил с улыбкой:

— Да, бюрократию мы там изгнали окончательно. Не ждали, пока экипажи обратятся к нам с просьбой о ремонте, а сами у бон встречали корабли, интересовались, не нуждаются ли они в нашей помощи. Во время их швартовки уточняли, какие повреждения имеются. А когда с корабля на пирс подавали трап, по нему устремлялись рабочие наших мастерских и сразу начинали ремонтировать вышедшие из строя приборы и механизмы.

— Вот это оперативность! — восхищался я. — О такой оперативности разве что мечтать!

— Война заставила всех быстрее пошевеливаться, быть расторопнее, находчивее, — заметил Шашуков. — Не занимать выдумки и нашему Саше. Ведь что придумал Баклагин в Севастополе? Загонял в док плавбазу, а под ее бортами размещал две лодки. Этот мальтийский способ, как его называет Баклагнн, помог нам оперативно вводить в строй корабли.

— Не я это придумал, — возразил Баклагин. — Докмейстер Михаил Иванович Нигреев посоветовал, а я поддержал его.

— Неважно, кто придумал, важно, что польза от этого была большая. А главное — выигрыш во времени. Для плавбазы не делали клеток, на которые нужно было ставить ее, а размещали корабль прямо на центральной килевой дорожке и укрепляли его бревнами, упиравшимися в борта дока. Вот поэтому и для лодок местечко находилось. В общем, молодец и ты и твой Нигреев.

— Молодцы все вы, кто своим трудом помогал столько дней нашему славному городу сдерживать натиск фашистов. А ты, Саша, расскажи-ка теперь, как эвакуировался из Севастополя, — попросил я Баклагина.

Александр Георгиевич ответил не сразу.

— У нас был документ, подписанный командующим флотом, — задумчиво начал Баклагин. — Я, Эдуард Флорианович Мутуль и другие товарищи должны были уходить из Севастополя на лодке «Щ-209». Но, когда мы подошли к ней, нас не приняли. Тут слышу, кричит мне кто-то: «Саша, прыгай к нам!»

Это приглашал меня на свою лодку «Л-4» Евгений Петрович Поляков. Кричу ему, что я не один, нас пять человек. «Пятерых невозможно взять, — отвечает командир, — думать некогда, прыгай». Говорю: «Не могу без них, оставаться здесь — так всем вместе».