Оборотень

Вчера весь вечер, допоздна, они разговаривали. Временами не сдерживая слёз, Гриня рассказывал… Ему довелось стать дважды сиротою. Первый раз, когда неизвестная мать, родив его от неизвестного отца, бросила его в мусорный бак. Рано утром, идя через двор на работу, люди услышали плач, вытащили младенца ещё живого — отбросы и мусор укрыли его от холодного осеннего ветра. Находку отнесли в соседний роддом. Там мальчик и рос до шести месяцев, любимец нянечек и врачей. Каждый день из больницы выписывались счастливые мамаши с новорожденными, их встречали мужья и родственники, поздравляли. Вручали цветы, фотографировали. Однажды нянечка, держа на руках Гриню, попросила: «Сфотографируйте и нас: вот мы какие крепенькие, здоровенькие, красивые!» Молодой папаша охотно сфотографировал, а вскоре случилось ему показать снимок приехавшим родственникам: «Вот наш знаменитый найдёныш — о нём в местных газетах писали». Родственники оказались бездетной парой, давно мечтающей усыновить ребёнка. История Грини их растрогала, и вскоре мальчик обрёл родителей и был увезён из маленького городка в другой, большой город.

Однако, когда Грине было семь лет, его мама нежданно-негаданно забеременела. До сих пор и вправду любимый, мальчик стал теперь раздражать приёмных родителей. Ещё бы: должен появиться свой, родной, долгожданный ребёнок! Зачем же им найдёныш? Но по закону отказаться от усыновлённого ребёнка можно лишь в одном случае: если со временем выясняется, что он — умственно неполноценный. «Мама» с «папой» сумели доказать, что Гриня и есть такой. Мальчик был умный, смышленый, развитый. Но «родители» постарались, комиссия признала их правоту. Гриня и сейчас помнит, как он, маленький, худенький, стоял перед взрослыми дядями и тётями в белых халатах. Ему было страшно, он чувствовал, что происходит что-то нехорошее. Ему прочитали отрывок из книжки и сказали: «Перескажи, что ты понял?» Он растеряно смотрел, а потом заплакал. Врачи переглянулись, сказали: «Да, так и есть, дебильность в средней форме»… Так Гриня попал в интернат для умственно отсталых детей.

Игорь очень хорошо понимал своего собеседника. Ведь и с его сыном, Серёжей, произошло нечто подобное: был любимой игрушкой, пока не появился собственный, свой ребёнок. Конечно, трагизм судьбы Грини глубок, Серёже такого не довелось и не доведётся узнать. Но мальчик тоже испытал горькое чувство отброшенности за ненадобностью. Правда, у него, к счастью, есть отец…

— Нас в том интернате, нормальных ребят, было много, — рассказывал Гриня. — Просто кто-то с дефектом речи, с физическими недостатками, с нарушением координации движения. А поскольку все брошенные — настоящие сироты или сироты при живых родителях, то кому охота с такими детьми возиться? Так что, чуть какой дефект, так и в интернат — мол, умственно отсталый.

Игорь слушал Гриню и вспоминал, как решил сперва, что тот деревенский мужичок. Потом, правда, сам себя поправил. И точно — никакого простоватого впечатления Гриня теперь уже не производил. Толковый парень, с глубокими чувствами, интеллектом, рассказывает интересно, связно. Правда, записываться на магнитофон не захотел. Ну, с подобным Игорь не раз сталкивался: даже привычные люди, бывало, терялись, сбивались с мысли, путали фразы. А один ветеран войны, которого он пытался подготовить к прямому эфиру, сказал: «Лучше день в окопе просидеть, под обстрелом, чем в этот микрофон сразу говорить!» Так что Игорь не стал ничего даже в блокнот за Гриней записывать: чтоб не смущать, не сбивать человека с мысли. Ничего, у него память профессиональная, цепкая. Он потом всё запишет — ночью.

… Из интерната, после окончания школы, Гриня попал в строительное профессионально-техническое училище: обычно все интернатовские мальчики туда шли. А поскольку не был он никаким дебилом, и все прекрасно это понимали, стал парень учиться на самую престижную профессию, какую могло предложить училище — на плотника-паркетчика. И стал отличным паркетчиком. Работать опять-таки направили в строительный комбинат. Был Гриня человеком тихим, покладистым, ни с кем не ссорился. Все к нему хорошо относились. Так он проработал несколько лет, никому не отказывал помочь, заменить, хотя и понимал, что его эксплуатируют — не без этого. Ну и что? Он не обижался. А тут женился вскоре, и тогда жена уже не давала его обижать. Она была постарше, работала там же, маляром — молодая, разбитная бабёнка. Стала им руководить, сама давать согласие на всякие сверхурочные — и только за плату. И опять же Гриня был доволен. Недополучив в детстве материнской заботы, он воспринимал опёку жены с радостью, слушался её. Комбинат им выделил комнату в коммуналке: хоть и трое соседей, но своё жильё, большая площадь — 20 квадратных метров! Жена с соседями то ссорилась, то мирилась — Гриня не вникал, он дружил со всеми.

Так прошло года полтора. И тут вдруг появился бешенный спрос на Гринину специальность. Всякие новоявленные богачи, бизнесмены. Дельцы стали строить, стараясь перещеголять друг друга, виллы, коттеджи, шикарные дачи — в два, три этажа. И кругом, конечно же, паркет. А паркетчиков, да ещё такой, как у Грини, квалификации — раз-два, и обчёлся! Вот и пошёл он нарасхват! Жена, конечно же, этим процессом руководила. Подобрала ему напарника, тоже паркетчика с их комбината. Тот был специалист похуже, но мужик нахрапистый, пробивной. Вдвоём они составили отличную бригаду. На комбинате к тому времени работы почти не стало, стройки замораживали, людей отправляли в отпуска за свой счёт. А им — так даже лучше: частное строительство разворачивалось вовсю, отбоя от заказчиков не было. Часто класть паркет приходилось за городом, работать допоздна, ночевать на объекте и продолжать с утра. У напарника был старенький «Запорожец», они ездили на нём.

В день, ставший для Грини роковым, они чуть-чуть не успели закончить работу. Напарник сказал: «Мне надо обязательно сегодня домой вернуться. А ты оставайся, переночуешь, завтра с утра сам закончишь». Повозился уже в темноте на улице, потом завёл машину и уехал. Гриня утром раненько работу закончил, запер дачу на два замысловатых замка, приехал электричкой в город, зашёл в офис к хозяину дачи, отдал ключи. Тот сказал: «Я уже рассчитался с вашим старшим», и Гриня с лёгким сердцем пошёл домой, отдыхать, решив, что свою часть денег заберёт завтра. А вечером к нему домой явился хозяин дачи с милицией: на даче пропала микроволновая печь — новенькая, ещё в упаковке. Напарник утверждал, что, уезжая вечером, видел коробку, а жена Грини неожиданно показала, что в день возвращения мужа такая коробка появилась у них в квартире, в общем коридоре. Она думала, что это вещь кого-то из соседей. Когда коробка исчезла — она не заметила…

Гриня получил два года общего режима. Когда вернулся, обнаружил, что из квартиры он выписан, там живёт его бывшая жена с его бывшим напарником, причём, к своей одной комнате они уже прикупили две соседских, каким-то образом освободившихся…

Что за сюжет! Жизнь интереснее любых фантазий! Игорь сразу же понял, что жена Грини и его напарник давно были любовниками и конечно же сговорились выставить вон доверчивого парня. Теперь-то это понимал и сам Гриня. Но смирился, даже не осуждал их за то, что стал бомжем, пошёл, лишённый пристанища и доброго имени, по свету. Он сказал Игорю: «Это уж судьба: кому с рождения не везёт, так — до самой смерти». Но Игорь твёрдо решил, что поможет Грине вернуться к нормальной жизни. Сколько можно, чёрт возьми, человеку бедствовать! Сам он вряд ли выкарабкается — так и не научился быть осторожным. Чего стоит новая история, в которую он вляпался! И опять же — по наивности.

— Это случилось, наверное, недельки за две до того, как вы меня нашли. — Гриня застенчиво улыбнулся Игорю. — Точно я числа или дня не помню. Давно как-то отвык запоминать. Лето — осень, вечер — утро, тепло — холодно… А что ещё нужно? Вот я тогда только добрался до вашего города, ночевал на вокзале. На вокзалах нашему брату хорошо. Народ привык, внимание не обращает. Милиция погоняет немного для острастки, и оставит в покое. Кругом прилавки, буфеты, столики. А это значит — объедки. Не помрёшь с голоду. В зале ожидания ляжешь на скамью — кто знает, бомж ты или пассажир, ожидающий поезда…