Страница 19 из 26
— Черт подери, чую запах скипидара!
— И я тоже, — подтвердил дядя Сагамор.
Они опять стали все осматривать. И тут папаша воскликнул: |
— Да вот же! В конденсаторе! — Зачерпнув жидкости, он при нюхался: — Ха! Он попадает в воду! Вот почему он не выходит с того конца.
И тут я вспомнил и сказал:
— Слушайте, у вас шесть трубок входит, а только пять выходит снизу. Одну вы потеряли.
Все принялись считать. Дядя Сагамор сказал:
— Как же так вышло, Сэм?
— Ей-богу, не знаю. Сейчас мы ее найдем.
Папаша стал отвинчивать трубу, идущую от источника, — хлынула вода, все отпрянули, чтобы не вымокнуть. Явственно ощутился запах скипидара. И вдруг все стали выкрикивать:
— Виски! Господи, ну да!
Все стали мочить водой руки и принюхиваться: одним мерещился слабый запах виски, другим — скипидара, третьи не чувствовали ничего. Опять пошли споры-разговоры. Бугер разнимал, особо рьяных. Шериф, принюхавшись, объявил, что ничего не чувствует.
— Может, у вас простуда? — предположил кто-то.
— У него не простуда, а приятель, — крикнул кто-то из-за спины.
Шериф побагровел и выругался. Потом кто-то высказал предположение, что это пахнет остатками прокисшего корма, смытого водой.
— Сагамор Нунан! — взвыл шериф. — Откуда это тут взялось?
— Ну, шериф, похоже, кто-то занес это на подошвах, — ответил дядя Сагамор.
Стали осматривать топку.
— А кажись, видно, — произнес кто-то. — Маленький такой,
толстенький, в зеленом плаще и курит сигару.
— Это он! — встрял кто-то другой. — Точно вижу это самое у него на подошвах. Только это, наверное, еще и лошади…
— Хватит! — рявкнул шериф.
Шум не прекращался еще час, пока Отис лазил в бак с водой и смотрел, как там загибаются трубки. Никаких тайных труб там не было, и готовить самогон так было нельзя. Он, однако, нашел, куда девалась шестая труба — она просто там кончалась, они забыли про нее. Что и объясняло, как скипидар попадает в воду. Отис вылез и наблюдал, как папаша с дядей Сагамором опять занялись установкой.
Шериф стоял рядом, утирая себе лицо.
— До выборов три дня, — пробормотал он с горечью, — а у меня нет шансов, Бугер. Не могу даже провести ни одну кампанию, а Минифи все призывает избирателей. — Тут он смолк, а потом произнес: — Избирателей? Господи, Бугер, как же я не додумался…
Бугер поглядел на кучу машин, скопившихся вокруг, и подтвердил:
— Ну да! Вы за четверть часа здесь переговорите со столькими избирателями, сколько Минифи не собрать и за целый день.
Шериф распрямил плечи:
— Ну, мы еще поглядим! Несись в город и вези сюда машину со звуком.
Папаша с дядей Сагамором продолжали возиться с трубами, а толпа наседала на них в попытках что-нибудь подглядеть. Примерно через полчаса воротился Бугер на машине со звукоусилителем. Он поместил ее в самом выгодном месте, откуда всем было слышно. Шериф взял микрофон.
— Друзья! — загремело в громкоговорителях. — Говорит шериф…
Раздались свист и улюлюканье. Другие призывали к тишине:
— Дайте ему шанс, может, он сможет объяснить всю эту неразбериху!
Все подвинулись ближе. Воцарилась тишина. Я взобрался повыше, чтобы хорошенько все разглядеть. Все это напоминало день скачек.
— Граждане, друзья! — продолжал шериф. — Вы, может, помните, до того, как пошла вся эта кутерьма, я собирался переизбираться, и теперь хотел бы с вами это дело обсудить. Я теперь под огнем за то, что не арестовал его за весь этот гвалт.
Так вот, по нашей конституции, чтобы подвергнуться аресту, он должен быть обвинен в конкретном преступлении. И суду не важно, что вся его жизнь была нескончаемой серией надругательств над людьми. Отцы-основатели пытались защитить нас. Их можно извинить: в те времена еще не было Сагамора Нунана! Я не арестовал его, поскольку не было прямых доказательств нарушения закона.
Поднялся вой, последовали выкрики. Шериф сделал знак рукой:
— Выслушайте меня, сограждане! Я осознаю, опрометчиво было бы утверждать, что Сагамор Нунан в данный момент не совершает преступления. Но я смотрел за ним во все глаза пять дней и ночей, это правда. Все вы думаете, он гонит самогон. Обвинение справедливое, поскольку он занимается этим всю жизнь. Но на этот раз он его не делает. Думаю, что сумею это доказать. Сейчас мы к этому подойдем. Что же касается того, что он делает в действительности, то я не знаю. Может, это как в истории с доктором, который изобрел лекарство против болезни, которой нет. Возможно, он просто пытается изобрести новый вид преступления в надежде, что его назовут его именем, а может, такое преступление, которое может ускользнуть от закона в силу того, что оно, хотя и не причиняет явного вреда, все же направлено против лучших намерений общества и против человечества в целом. Теперь насчет самогона. Есть только две возможности — либо гнать его в этом аппарате, либо где-то в укромном месте. Так вот. Здесь другого аппарата нет. Расспросите любого из четырехсот человек, рыскавших тут на протяжении одиннадцати часов. Так что же остается? Только вот этот аппарат. Все, что я могу сказать вам: посмотрите сами! Там все на виду, упрятать что-нибудь негде. Да еще шесть или восемь труб, которые совершенно бесполезны. Они служат только для того, чтобы запутать людей, не представляющих, что такое настоящий самогонный аппарат. Такой уж он юморист! Там две части — одна пустая, в другой сосновый сок. Сотни из вас это видели. Поэтому ни спрятать сусло, ни изготовить самогон на этом абсолютно невозможно. Я хочу, чтобы каждый из вас сам удостоверился в этом!
Вдруг до меня донеслась какая-то ругань. Я оглянулся — там были дядя Сагамор и какой-то человек. Они спорили. У дяди Сагамора была под мышкой коробка, он как будто только вышел из амбара.
— Сагамор Нунан, мне нужны мои остальные деньги! — требовал человек.
Он был долговяз, светловолос, светлоглаз и одет в защитного, цвета одежду. Лицо его раскраснелось, так он рассердился.
— Я тебе ничего не должен, Харм, — отвечал дядя Сагамор, пытаясь его оттолкнуть.
Харм не давал ему проходу.
— Ты меня больше не одурачишь! — закричал он, загораживая проход.
Люди стали оглядываться. Дядя Сагамор оттолкнул его свободной рукой и направился к своему грузовичку. Харм, выругавшись, бросился за ним. Коробка у дяди Сагамора выскользнула, он пытался ее подхватить, но она выскочила и упала. Раздались звук битого стекла и бульканье.
Народ бросился к ним. Дядя Сагамор, посмотрев на всех, сгреб Харма за шиворот и, приподняв его, произнес:
— Приказываю тебе убраться отсюда, Харм Бледсо!
Но, кажется, люди интересовались больше коробкой, чем дядей Сагамором и Хармом. Они устремились к ней, раскрыли ее и увидали четыре пинтовые бутыли. Все они треснули. Попробовав то, что лилось оттуда, они взревели:
— Самогон!
К ним уже спешил шериф, и Бугер едва протолкался сквозь толпу.
Дядя Сагамор еще крепче схватил Харма за воротник.
— Самогон? — заорал он. — Ты что же, притащил сюда самогон? Да я из тебя душу выну!
Шериф, пытаясь пробиться сквозь толпу, проорал Бугеру:
— Забери как вещественное доказательство!
Бугер никак не мог протиснуться. Да там уже ничего и не осталось— все развалилось на кусочки. Наконец шериф занял центр событий. Дядя Сагамор все еще тряс Харма.
— Шериф, я хочу, чтобы этот человек был арестован! — кричал он. — Принес ко мне свой самогон! Я честный и добропорядочный налогоплательщик…
— Заткнись! — оборвал его шериф.
Харм вырвался из рук дяди Сагамора. Он весь дрожал от возбуждения и гнева:
— Я тебя убью! В последний раз ты поливаешь меня грязью, Сагамор Нунан!
Дядя Сагамор попробовал опять схватить его, но Отис и двое других стали между ними. И тут Бугер и остальные, сгрудившиеся над пролитым самогоном, завопили:
— Скипидар! Чуете, в нем скипидар!
И пошел настоящий бедлам.
Люди не разошлись даже и ночью. Выйдя утром, я обнаружил многих спящими в машинах. Подкатывали свежие силы. Шериф, Бугер и Отис выглядели так, словно неделю не спали. Они обыскали все вокруг, но больше самогона нигде не нашли. Тогда опять принялись за аппарат — развинтили его весь на части, просмотрели все детали, измерили все вдоль и поперек, ища скрытые трубы, но не нашли ничего.