Страница 16 из 102
Я вздрогнул. Вал знала, что этот маршрут был уже оформлен. Это был предлог для миссис Клеменс, чтобы увидеть меня.
— Может быть пройдете со мной, мистер Бэрдн?
По дороге в комнату Вал она добавила:
— Только не задерживайтесь долго, ей нужен покой.
— Я зайду всего лишь на несколько минут.
Возле комнаты она остановилась, тихонько постучала и открыла дверь, пропуская меня вперед.
Вал лежала на широкой двуспальной кровати. Вечернее солнце отбрасывало длинные тени на пол. В комнате ныло прохладно. Только темные глаза, излучавшие беспокойство, выделялись на белом как мел лице. Я схватил протянутые ко мне руки. Они были холодны и сухи.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — спросил я негромко.
— Я так рада, что ты пришел. Что со мной случилось? Я только помню, что сидела за столом, а потом вдруг оказалась в постели. Как это произошло?
Итак, Дайер не солгал. Он говорил мне, что она ничего не помнила, когда выходила из транса. Рассказать ей все?
Глядя на ее испуганное белое лицо и чувствуя ее дрожь, я решил промолчать.
— Не знаю, Вал, в тот момент я был чем-то занят и не видел тебя. Я услышал только падение. Должно быть, обморок.
— У меня не бывает обмороков, но такое со мной случалось и раньше. Как-то я читала книгу в гостиной, а потом вдруг оказалась в постели. Так случалось семь или восемь раз. Я считала.
В глазах ее светился ужас, когда она посмотрела на меня.
— Это все он. Я знаю, это он.
Теперь я больше не сомневался и верил всему, что она говорила. Это была не истерика. Она была под влиянием Видаля.
— Я сделаю все, чтобы тебе помочь. Ты теперь не одна, Вал: я с тобой.
— Ты ничего не сможешь сделать, он — дьявол.
— Ты ошибаешься. У меня есть даже план.
— Прости меня, Клей. Как ты себя чувствуешь? Как справляешься с работой? Тебе прислали машинистку?
— Прислали какую-то девушку.
Снаружи послышались шаги, затем послышался стук в дверь и наконец появилась миссис Клеменс.
— Миссис Видаль, пора принимать лекарство. Мистер Бэрдн, вам нужно уходить.
— Сейчас ухожу, — и, обратившись к Вал, добавил: — Не беспокойтесь, миссис Видаль, все будет сделано вовремя.
Я вышел в коридор и направился к лестнице. Передо мной все еще стояло осунувшееся и заострившееся лицо Вал.
Чтобы добраться до городской библиотеки, мне понадобилось всего пятнадцать минут. Навстречу мне поднялась улыбающаяся заведующая, с которой я был немного знаком, так как уже не раз брал у нее книги.
— Здравствуйте, мистер Бэрдн. Что вы хотите почитать?
Я оглядел длинные ряды полок и сел. За столами сидело несколько студентов.
— Скажите, пожалуйста, существует ли книга с названием «Трильби?» — спросил я.
Подумав немного, она кивнула.
— Даже две, к обе с таким названием. Одна написана в 1883 году Чарльзом Нодлергом, другая Джорджем Демурье в 1985 году. Вас, наверное, интересует вторая книга: ее спрашивают чаще. Она с мистикой. В ней проводятся идеи Меслера, связанные с гипнозом.
Я вздрогнул и посмотрел на нее.
— Да, по-видимому, мне нужна именно вторая книга, Демурье. Я могу ее взять?
— К сожалению, ее сейчас нет. На этой неделе ею уже дважды интересовались.
Я был разочарован.
— А вы сами ее читали? — спросил я.
— Конечно, мистер Бэрдн, и не один раз.
— Там есть действующее лицо по имени Свенгали?
— Да. Один из главных героев. Благодаря именно этому образу книга была воспринята как сенсация.
— Почему? Может быть, вы мне вкратце расскажете содержание книги?
— Только очень кратко. Свенгали — венгерский музыкант, встречает молодую девушку Трильби, которая едва сводит концы с концами. Автор описывает ее очень красивой, с великолепной фигурой и ангельским лицом. Свенгали — гипнотизер и под действием гипноза он обучает Трильби пению. У нее нет ни голоса, ни слуха, но его влияние на нее так велико, что она становится величайшей певицей. Императоры, герцоги, князья считают за счастье слушать ее голос. Свенгали становится сказочно богат, эксплуатируя ее голос. Но однажды, когда Трильби выступала в Лондоне перед аристократической аудиторией, Свенгали, сидевший в ложе, вдруг умирает от сердечного приступа. Утратив его чудесное влияние, Трильби теряет голос и умирает в нищете. Вот и все, мистер Бэрдн. Это, конечно, мелодрама, ко в свое время роман был необычайно популярен.
Я слушал ее рассказ с напряженным вниманием.
— А вы не помните, кто интересовался этой книгой?
— Один мужчина и одна женщина. Я их не знаю. Женщина была очень красива и элегантно одета. Она брюнетка с большими голубыми глазами. Она была очень взволнована.
Вал! Это была она, подумал я.
— Спасибо, — сказал я, поднимаясь. — Я вам очень признателен.
Подходя к машине, я посмотрел на часы: было 19.45. Не было смысла ехать домой, а затем возвращаться в Уэст Палм Бич, и я завернул к ресторану Джонсона. Отыскав свободный столик в углу, вдали от шумных туристов, я заказал сэндвич и пошел звонить Роде.
— Дорогая! Я задержусь, — сказал я, когда она сняла трубку. — Вернусь часов в десять.
— Так будет продолжаться все время? — спросила она резко.
— Надеюсь, что нет. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Ты еще злишься на меня за вчерашнее?
— Я все забыл. Я же тебе сказал.
— Извиняюсь еще раз, а щека продолжает болеть.
— Прости.
— Ладно. Я сейчас спущусь вниз и куплю что-нибудь поесть.
— Хорошо. Пока, дорогая, — и я повесил трубку.
Что за дурацкий разговор, подумал я, возвращаясь к своему столику. Там меня уже поджидал заказанный сэндвич. Разделываясь с ним, я не переставал думать, о чем буду говорить с доктором Раппаком.
Улица, на которой жил доктор, была длинной и узкой. С двух ее сторон гнездились небольшие обшарпанные дома с хилыми садиками, отделенными друг от друга полуразвалившимися заборами. На тротуаре и на балкончиках своих неопрятных жилищ сидели пуэрториканцы, мексиканцы и другие цветные. Некоторые играли на гитарах и что-то напевали, другие играли в карты. Тут же находились и женщины с неприкрытыми прелестями: ничуть не стыдясь, они кормили детей.
Пока я медленно проезжал по улице, отыскивая дом 1141, множество любопытных, враждебных и безразличных глаз следили за мной.
Нужный дом находился в самом конце улицы. Некогда белое здание посерело, штукатурка облупилась, дорожка к дому совсем заросла сорняками и была завалена пустыми консервными банками и кожурой от фруктов. Более неприглядного вида трудно было себе представить. В мрачных окнах темнели грязные занавески. Неужели это был дом доктора Раппака?
Выйдя из машины и легко открыв калитку, я зашагал к дому, поднялся на три ступеньки и остановился. Ни звонка, ни молотка не было, и мне пришлось постучать кулаком. Внутри дома послышались шаги, и высокий, худой негр с гривой седых волос показался в проеме открытой двери. Он был очень стар. Ему можно было дать на вид лет восемьдесят пять — восемьдесят шесть. Глядя в его проницательные глаза, я испытал непреодолимую силу.
— Мистер Феллоуз?
Я тотчас узнал его глубокий, густой голос.
— Да, это я. А вы доктор Раппак?
— Да, входите. Я вижу, как мои дети удивлены вашим появлением. А что им еще остается, кроме любопытства?
Он провел меня в мрачную, неприбранную комнату, в которой было лишь несколько самых необходимых вещей.
— Это моя приемная, мистер Феллоуз, — сказал он, усаживаясь за письменный стол. — Садитесь на кушетку.
Немного смутившись, я опустился на диванчик, и тут же сломанная пружина больно стукнула меня по бедру. Как мог этот полубелый, получерный человек, живущий в такой вопиющей нищете, дружить с элегантным Верноном Дайером? Неужели он действительно мог быть неврологом?
— Я вижу, вы озадачены, мистер Феллоуз. Это вполне понятно. Попробую вам объяснить… Если бы я не жил в таких условиях, мои больные дети, — он кивнул в сторону окна, — не приходили бы ко мне. А они нуждаются в моей помощи. Визит ко мне им обходится всего лишь в двадцать пять центов. — Он улыбнулся, обнажив ряд желтых зубов. — Я уже отошел от большой практики, а раньше у меня была своя клиника. Теперь я стар и не нуждаюсь в деньгах. Моя цель — помогать этим большим заблудшим детям.