Роботы божьи

- Ничего нельзя сделать, - ответил Аслан. - Ты же видишь, этот дурень подписал контракт.

- Совсем ничего не посоветуешь? - удрученно спросил Егор.

- Отчего же, посоветую. Будь разборчивее в выборе друзей. Не связывайся с идиотами.

Егор был совершенно подавлен. Даже существуй такая лазейка, он не смог бы сообщить о ней Сурмилову, связь с ним отсутствовала. Он вдруг вспомнил, как Мишка рассказывал ему свой сон - один и тот же навязчивый сон, снящийся годами. Отморозкам часто снились такие сны. Исследователи считали их последствиями воздействия на мозг экстремального холода. После угасания интереса к размороженным на исследования перестали выделять деньги и загадка мишкиного сна осталась без ответа.

Мишке снилось, что он очнулся под водой, всплыл и обнаружил себя в океане среди прозрачных льдин, похожих на огромные искривленные глыбы стекла. Его спасли. Правитель этих мест, король-бабочка - большой желтый мотылек размером с человеческую кисть - после аудиенции разрешил ему жить на своей стеклянной земле. Мишке позволили прикоснуться к мотыльку. Он с трепетом принял его в сложенные ладони, подержал немного и вернул. Затем он поселился в большом шумном городе, полном красивых зданий и людей, но никогда не забывал о том, что все в нем принадлежит королю-бабочке. Мишка чувствовал себя обязанным ему.

Образ мотылька, владеющего человеческим городом, восхитил Егора. Они с Сурмиловым даже нарисовали его приблизительный облик - большеголовый, с длинными ленточными усами, но ни в одном биологическом справочнике в Среде Гулл ничего подобного не обнаружилось. Это был явно продукт травмированного холодом мозга. "Похоже, король-бабочка отвернулся от Мишки, - с грустью подумал Егор. - А вместе с ним и его удача".

21.

"Фармацевтические концерны разочарованы низкими продажами недавно разработанного лекарства от гомосексуальности. Воздействующий на биохимию организма препарат прекрасно показал себя во время тестов, вернув гетеросексуальную ориентацию ста процентам испытуемых из контрольной группы. Он не имеет известных противопоказаний и действует даже на людей с обычной половой ориентацией, превращая их на время приема в гомосексуалов.

Почему же продажи препарата, на который производители возлагали столько надежд, провалились? Эксперты полагают, что это произошло из-за консерватизма и страха перемен в целевой группе. Гомосексуалы боятся разрушить привычный, тщательно выстроенный социальный гомеостаз. Их пугает необходимость заново строить свою жизнь, пожертвовав усилиями и временем, вложенными в строительство предыдущей, а также неизбежное расставание с партнерами. Геи и лесбиянки пытались представить себя и свою жизнь после "излечения" и пугались перспектив, потому что представить это невозможно - как невозможно, например, заранее вообразить, что такое просветление...

Производители надеются спасти продажи, переориентировавшись на другую аудиторию. Теперь они хотят продавать препарат гетеросексуалам, но пока не смогли убедительно объяснить причины, по которым он им показан. Над задачей работают специально нанятые социологи и лидеры общественного мнения".

Клик!

Жизнь между тем продолжалась. Егор заезжал на Кавайного-четырнадцать еще пару раз, но не заставал там Нину; она по-прежнему жила у отца.

Ему нравилось бывать у Тульчинских. Они были семьей старой культуры, настоящими интеллигентами, каких ныне редко встретишь. Это относилось и к Алехандро: гулловские андроиды обычно усваивают манеры своих владельцев. Визиты на Кавайного сильно отличались от привычных Егору походов в гости, почти всегда сводившихся к приему псилоцибинового геля и просмотру снятого хозяевами домашнего порно, а то и к чему похуже.

Егор приезжал в приподнятом настроении, предвкушая очередную интересную беседу, и ни разу не был разочарован. Слушая любины рассказы с бесконечными примерами из ее жизни и случаями ее знакомых, он постоянно убеждался в верности "психологии роботов" по отношению к людям. По мере того, как росло его понимание соционики, этой запретной науки для избранных, он все отчетливее понимал, какая ценность нежданно попала ему в руки.

Егор заметил, что любино нежное отношение к дочери отчасти перенеслось на него. Он был окружен заботой и трогательным вниманием. Люба явно воспринимала его как существо той же породы, что и дочь, и бессознательно реагировала на их полное психическое сходство.

Удовольствие от общения омрачалось лишь отсутствием Нины. В сигаретном дыму над столом Егору чудился ее призрак, висящий немым укором их веселью. Даже тревога о Сурмилове не могла отвлечь его от переживаний. Вспоминая о Нине, он испытывал вину и неловкость.

Привычная лихорадочная влюбленность без взаимности под влиянием знакомства Егора с соционикой приобрела новые черты. Раньше он бы терпеливо страдал, меланхолично подумывая об обращении к Сурену Ашотовичу за таблеткой от приступов несчастной любви. Сейчас было иначе. Частица души Егора, ответственная за нежные чувства к девушкам, мучительно умирала, будто раздавленная сапогом мышь. Каждая мысль о Нине вызывала боль утраты особого сорта. Егор оплакивал не действительно потерянное, а то, что он даже не надеялся получить. Почему-то такая боль мучительней вдвойне.

Боль, ежедневная агония при мысли о ней. Проклятие неразделенной любви! Егор мстительно подумал, что купидона с любиной тарелки, засадившего стрелу не в то сердце, нужно не щекотать, а повесить на собственных кишках. В назидание прочим, чтобы представляли последствия своих ошибок. Его ум, однако, хладнокровно предвидел момент, когда положенный период боли завершится и можно будет осмотреться в поисках более подходящей кандидатуры. Приобретя опору в соционике, Егор уже знал, как искать будущую любовь.

Эта странная раздвоенность разума и души немало удивляла его. Ослепленный болью, он метался между ними, не в силах выбрать окончательную сторону. Душа кричала, что страдания невыносимы. Опыт и ум говорили, что излечение - лишь вопрос времени.

Егор твердо решил, что знакомство с Ниной будет его последней соционической ошибкой. Отныне он не подойдет к девушке, если над ее головой не будет гореть изумрудная надпись "ESTJ".

Не получив ответа ни на одно из отправленных Нине электронных писем, Егор отчаялся и решился на последнее, крайнее средство - возобновление религиозной практики. Звенигородский храм был единственным местом, где шансы встретить ее не равнялись нулю. Дождавшись воскресенья, он нарядился в свой лучший костюм - "поющие" пиджак и брюки, склеенные из наноматериала, нежно звенящего при ходьбе - и отправился на мессу. Картины сжигаемой напалмом деревни на видеофутболке выражали его душевное смятение и боль.

Подъезжая к храму, Егор заметил перемены: исчезли тополя. Глядя из затемненного окна пузатой кабинки таксобота, он увидел плавающий подъемный кран и китайских рабочих, грузивших спиленные стволы на длинную баржу с виртуальными иероглифами на борту. Они суетились как муравьи, взявшие большую добычу и теперь торопливо расчленявшие ее, чтобы успеть переправить в муравейник до захода солнца. В дальнем от храма конце аллеи сгрудилась строительная техника: землеройный корабль, баржи для вывоза породы и огромные плавающие машины непонятного предназначения. В душе защемило; еще одна частичка детства безвозвратно исчезла. Так жизнь по песчинке утекает сквозь пальцы, подумал он.

Пройдя сквозь строй шепчущих святых адвайты, Егор очутился перед знакомой дверью с кучей обуви на полу. Он видел эту дверь так часто, что мог с закрытыми глазами представить все ее пятна и трещины. В этом, правда, не было нужды. Благодаря Наташе и другглам других верующих трехмерное изображение этой двери - как и всех прочих дверей на земле - имелось в Среде Гулл, доступное по первому запросу.

Егор опоздал. Помедлив секунду, он решился войти в зал. Авдеев едва заметно кивнул ему и продолжил отвечать на чей-то вопрос. Егор с тихим звоном прокрался к свободному стулу и аккуратно сел на краешек. Его опоздания стали своего рода ритуалом. "Если я однажды стану святым адвайты, - подумал он с усмешкой, - верующим придется увековечить мои опоздания в расписаниях месс". Устроившись, он принялся украдкой осматриваться. Сурмилова не было. Едва ли не впервые Егор пожалел об этом.