Роботы божьи

Но результат стоил того. Синтетические резонаторы, которыми Ирина издавала божественно прекрасные звуки, были практически теми же, что используются в речевом аппарате гулловских андроидов. Они отличались лишь системой крепления. Этим-то Ирина и привлекала Егора: слушая ее, он воображал, как купит однажды своего собственного гулловского андроида. И он, - вернее, она, - как прекрасная канарейка, будет петь только для своего владельца, Егора.

Жаль, сегодня нет времени на беседу. Проходя в кабинет Глостина, Егор положил на край стойки небольшой презент - перевязанную красивыми лентами коробочку с газом-релаксантом. Это был "Китайский жасмин", ее любимый запах. Ирина взяла коробку, прижала к носу и глубоко вдохнула, одарив Егора благодарной улыбкой. Женщины любили расслабляющие ароматные шкатулки; он не понимал, почему. Егор пробовал нюхать их, с разными ароматами: приторно-сладким, нежно-цветочным, морской свежести, кисловатыми тонами свежей клубники и бог знает чего еще, и каждый раз оставался в недоумении. Должно быть, эти штуки рассчитаны на женскую эндорфинную систему, поэтому на мужчин не действовали.

Толкнув дверь, - настоящую, дубовую, - Егор вошел к директору. Кабинет был просторным залом с огромным панорамным окном во всю стену. Возле окна висели два кресла и низкий журнальный столик, подвешенные к потолку на толстых рычагах. Пол кабинета был устлан толстым ковром с бесконечно бегущим по поверхности анимированным узором.

Одну из стен закрывали книжные стеллажи из натуральной финской березы, на которых стояли настоящие бумажные книги. Егор знал, что ни одна из них ни разу не раскрывалась, поскольку Глостин, как и подавляющее большинство образованных россиян, не умел читать.

Главной достопримечательностью кабинета был стоявший у стены напротив окна аквариум высокого давления с уменьшенной копией Кремля на дне. В нем жили уродливые полупрозрачные твари, выловленные на семикилометровой глубине в районе Марианской впадины. Такие аквариумы были последним писком моды у состоятельных людей. Их обслуживание стоило дорого, а заключенные внутри обитатели были поистине золотыми.

Егор боялся этой штуки. Он видел однажды, как подобный аквариум вышел из строя. Нагнетатель сломался и несчастные создания взорвались, разорванные чудовищным внутренним давлением. Он бросил опасливый взгляд на аквариум. Кажется, все в порядке: существа неописуемо кошмарного вида мирно парили над кремлевскими башнями и пирамидами.

У дальней стены, под голографическим портретом президента Домбровской стоял тяжелый стол из красного дерева. Хозяин кабинета спрятался за ним, утонув в огромной кресле из настоящей кожи. На спинке кресла висел небрежно наброшенный пиджак.

Глостин пребывал в прострации. Он неподвижно замер с закрытыми глазами, сцепив в замок лежащие на столе крепкие руки с толстыми волосатыми пальцами. Должно быть, он смотрел новости или разговаривал с кем-то посредством коммуникационного чипа.

Услышав стук двери, директор открыл глаза, увидел Егора и телепатически произнес:

- Приветствую, Егор Сатчитанандович!

Его голос, оживленный чипом, звучал в мозгу Егора властным баритоном. Каков на самом деле голос директора, Егор не знал. Глостин ни разу не воспользовался им за весь год их знакомства.

Сердце Егора упало. Он не любил, когда его называли по отчеству, это напоминало ему об отце. Вдвойне неприятно слышать свое отчество из уст Леонида Глостина. Когда директор обращался к кому-то подчеркнуто уважительно, как сейчас, это могло означать как действительное уважение, так и тонко завуалированную издевку. Егору всегда казалось, что в глубине души Глостин не уважает никого, а его обычная вежливость насквозь фальшива.

"Раскусил, зараза", - неприязненно подумал Егор, борясь с предательским выражением испуга на лице. Спохватившись, он проверил, включен ли семантический фильтр мыслепередачи. К счастью, фильтр работал, Глостин ничего не услышал.

Темноволосый упитанный коротышка немногим за сорок поднялся из кресла, обогнул стол и подошел к Егору, чтобы пожать ему руку. Торчащее между широкими подтяжками брюшко выдавало в нем ценителя хорошей кулинарии. Квадратное лицо с большим мясистым носом и похожими на толстых червяков подвижными губами можно было бы назвать туповатым, если бы не цепко впившиеся в посетителя умные глаза навыкат, водянистые и холодные. Егор знал, что за непривлекательной внешностью директора таится изощренный ум, сосредоточенный исключительно на собственном обогащении.

Глостин с удивлением посмотрел на прозрачные штаны гостя, но ничего не сказал. Он предложил Егору сесть в одно из кресел у окна. Егор сбросил ранец, плюхнулся в мягкое кресло и начал разглядывать величественную панораму Москвы. Верхушки сверкающих пирамид торчали сквозь застилавшее мегаполис море облаков. Нестерпимо яркий солнечный свет смягчался встроенными в стекло светофильтрами. Внизу, под облаками, уже почти неделю шел непрекращающийся дождь.

Директор сел в соседнее кресло. Некоторое время он молчал, разглядывая вместе с Егором лежащий перед ними город.

- Есть две новости, - сказал он после паузы. - С какой начать?

- С хорошей, - быстро ответил Егор, тут же пожалев; теперь, пока директор не закончит с хорошей новостью, в чем бы она не заключалась, придется нервничать в ожидании плохой.

В том, что тайна брежневской речи раскрыта, уже не оставалось сомнений. В животе неприятно заныло.

- Мы вышли на международный уровень, - сообщил Глостин.

- Искренне рад, - осторожно заметил Егор.

- Вы следите за новостями, Егор Сатчитанандович?

- Слежу, Леонид Филиппович, - ответил Егор, подумав об отключении зрения и голосе дикторши в голове.

- Тогда вы знаете, что этим летом война с Китаем откладывается.

Как всякий взрослый русский, Егор ненавидел навязанные правительством новости, но напряженно следил за хроникой российско-китайского конфликта. Тревожные вести с дипломатического фронта изматывали нервы и душу. В любое время дня и ночи китайские гиперзвуковые ракеты могли обрушиться с орбиты и сжечь город дотла. Очень трудно ждать развязки, зная, что от тебя ровным счетом ничего не зависит.

Вероятно, простые китайцы испытывали те же чувства, но Егора их заботы волновали мало, ему хватало своих. Ежедневное поглощение новостей и политических комментариев поддерживало иллюзию сопричастности, однако подтачивало здоровье. Население устало от ожидания массовой гибели. Лишь недавно, с приходом к власти лидера социалистов Ирины Домбровской, в грозовых тучах надвигающегося апокалипсиса засиял слабый проблеск надежды.

Подоплека конфликта была проста и сложна одновременно. Бывший президент Васильев согласился поселить в Сибири народы-беженцы: голландцев, бельгийцев, датчан и израильтян, утративших свои страны из-за всемирного потопа. В обмен на утрату куска территории России посулили членство в Евросоюзе.

Исход европейцев и израильтян вылился в грандиозную аферу. Чиновники ограбили переселенцев, присвоив их имущество, уцелевшие активы и деньги на счетах. Взамен им навязали российское гражданство, хотя Васильев лично обещал создать автономии с широкими правами. Несмотря на обман, мировое сообщество высоко оценило готовность России принять климатических беженцев; другие страны не сделали для них и этого.

Худшее ждало впереди. Против переселения категорически выступил Китай. Китайцы, потерявшие под водой почти четверть своих территорий, активно воспротивились планам Васильева. Китайское руководство всегда отрицало наличие территориальных претензий к России. Однако, когда россияне попытались использовать опустевшие почти сто лет назад земли, Китай выступил с резким протестом, раскрыв свои истинные намерения. Слово "аннексия" не прозвучало, но цель китайцев стала предельно ясна.

К сожалению, Васильев не отличался дипломатическими талантами. В споре с китайцами он вел себя заносчиво, не учитывал военные реалии и быстро загнал Россию в безвыходное положение. Китай провел всеобщую мобилизации и ждал лишь повода, чтобы нанести удар. Страну спасли очередные президентские выборы, которые Васильев пытался перенести, но не смог и проиграл. Новая администрация заморозила проект переселения и формальный повод для китайской агрессии исчез. Вот только набравшую обороты военную машину Китая было не так легко остановить.