Роботы божьи

Академик сдержанно улыбнулся.

- Мы держались стойко, несмотря на потери. Решение возобновить информирование руководства страны о нашей деятельности принял мой предшественник. Оно стоило стране еще одного скоропостижно ушедшего президента. Когда последний председатель Философского отделения повесился и меня назначили на его пост, я долго раздумывал, как поступить дальше. Мы-то люди конченые: знание о Хозяевах необратимо. Это невозможно забыть. Но президент несет ответственность за жизни миллионов. Я не был уверен, следует ли взваливать на него еще и это. Такая ноша может раздавить любого.

- И что вы решили? - тихо спросила Домбровская.

- Что руководство должно знать правду. Мое решение стоило стране еще двух президентов. Или трех, если мы потеряем вас. Мне бы этого искренне не хотелось.

Притихшая Домбровская испуганно смотрела на старика. Казалось, она мгновенно протрезвела. Андроид хотел освежить рюмку, но президент резким движением руки смахнула ее на пол. Андроид молча поднял ее, спрятал бутылку в потайной шкафчик в стене и бесшумно покинул кабинет.

- В детстве я слышала аудиопритчу о воде безумия, - медленно, словно во сне, произнесла она. - Злой колдун проклял народ некой страны. Все источники воды в их землях оказались заколдованы. Каждый, кто пил из колодца или реки, даже из лужи, немедленно сходил с ума. Спустя короткое время страна превратилась в огромный сумасшедший дом. Нормальными остались только правитель и его приближенные. Они заперлись в замке, где были запасы чистой воды, и просидели в нем год. Через год вода еще не закончилась, но правитель обнаружил, что не может управлять сумасшедшими подданными, оставаясь нормальным. Тогда он выпил воду безумия и сошел с ума, став единым со своим народом. В страну вернулась гармония. Когда там не осталось вменяемых, некому было знать, что все сошли с ума.

- Хорошая притча, - сказал академик, тихо засмеявшись. - Мы в обратной ситуации. Народ у нас нормальный, счастливо пребывающий в неведении. А вот правитель выпил воду безумия.

- И вы - ее разносчик.

- Раньше говорили: "водовоз", - поправил Добродеев.

- Тут сказано, - она постучала пальцем по папке, - что наши зарубежные коллеги тоже изучают эту проблему. Как далеко они продвинулись?

- Мы располагаем отрывочными сведениями на этот счет. По уму, их должна добывать разведка, но она не знает о существовании Хозяев. Поэтому все, что нам известно, добыто в России: выбито с кровью из людей вроде Репеса. Аналогичные папки есть у американцев и китайцев. Китайская папка очень тонкая, а американская гораздо толще нашей. В ней содержимое двух папок: их собственной и английской. Так что американцы продвинулись дальше всех.

- Американская папка? Разве американцы и Гулл - не одно и то же?

- Американская элита неоднородна. Там идет борьба за влияние, и руководство Гулла отнюдь не главенствует. С включением Англии в состав США ситуация только усложнилась. Американцы думали, что это они присоединили Англию, а на деле, возможно, вышло иначе. Английская элита стала частью американской, - но не наоборот, - и проникла в их святая святых. У англичан свой взгляд на многие вещи, в том числе на Хозяев. Они знают о них больше, чем кто бы то ни было.

- Больше нас?

Добродеев кивнул.

- Так все-таки - что они такое?

- Мы не знаем. Вернее, знаем мало и это знание все время уточняется.

- И?

- Когда-то их считали богами. Потом произошло радикальное уточнение: было решено, что бог один. Видимо, некто побывал по ту сторону, увидел их схожесть и заключил, что следует трактовать их как единое существо. Позднее были обнаружены морфологические различия. Они отличаются размером и даже цветом ножки. Тогда предположили, что это семья.

- Отец, сын и дух?

Академик молча кивнул.

- Только их не трое, а как минимум пятеро. Может, и больше, у нас есть свидетельства лишь о пяти. Сейчас происходит очередное уточнение. Проблема в том, что они за пределами известного. За пределами всего, о чем мы можем думать и что можем вообразить. Нам не с чем сравнить их - нет точки отсчета. В какой-то момент люди поняли, что их невозможно определить иначе, чем отталкиваясь от нас самих. Мы определяем их через нас, а себя - через них. Рабы божьи, дети божьи...

- Роботы божьи... - прошептала Домбровская; в ее глазах был страх.

- Уверен, в будущем появиться новое понятие, более точное. Но в абсолютном смысле, окончательно, нам их никогда не постичь. Они выше нас онтологически. Вне и выше человеческого сознания.

- Должен быть какой-то способ избавиться от них, - с ожесточением сказал Домбровская, сосредоточенно глядя куда-то мимо академика. - Нужно послать войска и разбить их!

- Куда послать? В сознание?! - спросил Добродеев с усмешкой.

- Вы же сказали, они выше сознания?

- Да. Но чтобы попасть туда, нужно пройти через сознание. Сознание - это дверь. И пока мы знаем лишь один путь к ним: через нашу смерть.

- Но все-таки, я не понимаю... Как эти... грибы в перьях могут командовать нами? Они неразумны, я правильно поняла?

Старик молча кивнул.

- У них нет воли, нет знаний, технологий... вообще ничего нет! И они управляют людьми?! Как такое возможно?

- Ну, если прибегнуть к метафоре, то бык сильнее человека. Однако человек главенствует. Он берет не силой, а другим качеством - разумом. Они тоже берут другим качеством. Мы понятия не имеем, каким, но оно превосходит наш разум настолько же, насколько тот превосходит силу быка.

Домбровская схватилась за голову и застонала, как раненое животное.

- Они вне нашего мира, - продолжал академик. - Со стороны им видны все связи, все его устройство... Нам никогда не понять собственное сознание. А им, снаружи, это непостижимое, почти божественное явление должно представляться довольно простой штуковиной. Вполне возможно, именно они его и создали - и весь этот мир заодно. Разумеется, я говорю сейчас не о том, как все обстоит на самом деле, но лишь о гипотезе.

- Мы должны бороться!

- Бороться? Это смешно. Пешка хочет бороться с шахматистом!

- Я не пешка, я ферзь!.. - возмутилась президент.

- Ну, хорошо - ферзь хочет бороться с шахматистом, - с примирительной улыбкой сказал академик.

Испепеляя его гневным взглядом, Домбровская раздраженно сказала:

- Вижу, вас забавляет эта ситуация.

Добродеев помрачнел.

- Забавляет? Ничуть. Я испытываю ужас почти всю мою жизнь. С двенадцати лет, если быть точным. Каждый день с момента, когда я узнал правду, я живу в страхе, подобный которому ни один человек не может представить. Каждый день я встаю с постели, помня о том, что я такое и кому принадлежит моя жизнь. Я забываю об этом только ночью, когда проваливаюсь в сон. И доза снотворного с годами только растет.

Домбровская подавлено молчала. Потом она тихо спросила:

- И что же, вы не думали о самоубийстве?

- Самоубийство?! Бог мой, да вы ничего не поняли! Едва я покончу с собой, как окажусь в сборочном цеху, в их полной власти! Я и здесь в их власти. Будучи живым, я могу хотя бы забыть об этом на время, отвлечь себя чем-нибудь. А там, за барьером смерти, истина встретит меня в неприглядно откровенном виде. Наш мир иллюзорен. Их - реален. Нет ничего хуже реальности, поверьте старику.

Он помолчал немного и сказал:

- Я страшусь жизни и еще более - смерти. Черт его знает, какой должна быть выигрышная стратегия в нашей ситуации. Думаю, для нас, людей, ее нет.

- Но вы ведь нашли для себя какой-то выход? - упорствовала Домбровская. - Я не знаю, веру или что-то такое? Что помогает вам жить все эти годы?

- Я просто привык. Очень страшно - когда испытываешь физиологический ужас, до тошноты - было только первые лет двадцать. Потом привыкаешь, и становится просто страшно.

Президент поежилась. Ей тоже было страшно, но ее переполняли вопросы, ответить на которые мог только сидящий перед ней старик - калека, ученый и легализованный убийца.