Страница 8 из 59
И когда всё вновь резко сменилось, когда её судьба в очередной раз сделала резкий поворот, неуклюже задев своим сокрушающим всё и вся хвостом – чёрная пучина отчаяния и тоски, горести по случайно приобретённому и тут же утерянному, накрыла Иву с головой. Это было гораздо хуже, чем в первый раз, ведь чем больше теряешь – тем больше жалеешь этого. Руки опустились, пропало желание бороться – всё происходящее казалось злобной насмешкой, словно кто-то дразнил, сначала протягивая конфетку, а потом, мало того что резко убирал её, так ещё и ударял со всей силы по рукам, чтобы было не повадно.
Но цыплёнок, однажды вылупившись, не может превратиться обратно в яйцо. Как ни пыталась бывшая селянка смириться со своей участью и принять всё как есть, перестать обращать внимание на золотую цепь и ошейник, на человека с жестокими глазами, который внезапно получил власть над ней, сколько не силилась она отрешиться от всего этого, постараться представить, будто всё происходит на самом деле вовсе и не с нею, вернуться в то прошлое, в чём-то счастливое и беззаботное состояние – это не получалось. Мысли лихорадочной чехардой кружились и прыгали в её голове, то возвращаясь к жрецу, таинственному спасителю, то к своему незавидному положению и уготованной печальной участи. Она видела, как старика ведут, толкая, осыпая бранью и камнями, как он изо всех сил пытается выглядеть невозмутимым, а также не смотрит на неё, стараясь ничем не выдавать своего расположения – но она едва ли не чувствовала, что он даже в эти моменты не забывал о ней, и понимала, что его странное поведение после задержания – последние попытки облегчить её участь. И от этого становилось ещё горше.
Потом был этот ужасный пир с жертвоприношениями, когда жрецы Гневного лишали жизни невольниц, растягиваемых на алтаре, будто подготовленную на убой скотину. Кровь лилась рекой, ужас переполнял Иву – но девочка не могла оторвать глаз от происходившего, смотрела, будто завороженная. Попытки Главы Ордена накормить и напоить её почти не обрабатывались сознанием, она отвечала на них машинально, потрясённая увиденным. Казалось, что ничего не может быть хуже этого. До тех пор, пока к одному из алтарей не подвели её избавителя. После осознания полной безысходности ситуации земля начала уходить из под ног, а из глаз потоками хлынули слёзы…
Но её спаситель даже в такой, казалось бы, безвыходной ситуации, показал, что он не так прост. После того, как он внезапно смог обхитрить всех окружающих, осквернив алтарь, и оказался испепелён самим богом – сердце забилось чаще, а губы невольно растянулись в торжествующей улыбке. Она поняла, что гордится им, что этот последний плевок в лицо тех, кто считал себя хозяевами ситуации – просто прекрасный ход, который заставлял внутренне ликовать.
И когда после этого главный жрец Гневного, состояние духа которого резко ухудшилось, грубо уволок её в свои покои, с целью выместить злобу пусть и не на виновнике своих неприятностей, но хотя бы на его приспешнице, той, кто оказалась рядом – Ива постаралась принять всё как можно более стойко, в честь своего погибшего учителя. Время тянулось безобразно медленно, избавления не наставало, но она теперь буквально чувствовала какой-то свет, стержень, что-то, дававшее силы бороться с невзгодами и плеваться судьбе в лицо.
А потом, она вновь увидела того, кто назвался Русланом. Сначала не поверила, думала, что это галлюцинации или какой-то розыгрыш. Но оказалось, что такая изменчивая и полная неожиданностей жизнь вновь преподнесла сюрприз, и, в кои то веки, вместо очередного удара судьбы, подарила то, о чём несчастная боялась даже мечтать.
Далее был побег из Храма, когда ей, никогда не делавшей этого, пришлось вести небольшой гражданский флаер. Попутное ограбление сокровищницы сделало их баснословно богатыми, и воображение начало рисовать картины, которых в нём раньше даже никогда не возникало – красивая одежда, всевозможные вещи и предметы, всё, что раньше невозможно было даже представить доступным, своим. Внезапно, появился смысл жизни – причём, в совершенно неожиданном ключе. Она поняла, что не мыслит себя теперь одна, без этого такого немощного с виду и такого сильного изнутри старика.
Сердце замирало от осознания этого и от обилия новых впечатлений, Ива никак не могла поверить в то, что её существование может быть настолько многообразным. Поиски человека, которого Руслан искал на планете, странный разговор с ним и получение каких-то паролей, роль мальчика-слуги, которая ей даже нравилась – это было очень необычно и будоражаще. Наконец, космодром, место, откуда созданные человеческими руками металлические громадины легко взмывали ввысь, исчезая в бесконечных космических просторах… Мечта, наверное, каждого – побывать там, наверху, в местах, которые невозможно представить, ходя по твёрдой земле. Быстрый взлёт, мелькающая иногда в иллюминаторе поверхность её родной планеты, что удалялась, превращаясь из плоскости в шар, а из шара – в точку…
Было очень странно представлять себе, что за толстой корабельной обшивкой, внутри которой поддерживаются пригодные для жизни параметры – Ничто и Бесконечность, мириады холодных звёзд и снующие между ними звездолёты неугомонных букашек, которым не сидится в своих муравейниках. Купленный перед вылетом простенький бытовой гипноприбор с базовым набором простейших баз знаний порождал совершенно новые, необычные мысли, давая пищу мозгу, заставляя его ещё активнее работать, переваривая только что изученную информацию, и рождая новые, неведомые доселе аналогии.
Потом опять начались неприятности – но Ива почему-то верила теперь, что всё обойдётся. Что они смогут справиться с кем угодно, хоть даже со всесильной и такой ужасной по рассказам инквизицией… Единственное, что всё ещё немного беспокоило и омрачало её жизнь теперь – это статус послушницы Бога Хаоса. Ведь рано или поздно за полученную когда-то защиту предстояло расплачиваться. Но девочка надеялась, что Руслан сможет разобраться и с этим. А даже если и нет – всё равно, она была благодарна Мирозданию за то, что оно свело их вместе.
Slice FFA157D60001F98A
Повешение – древний как мир способ казни, который заключается в удушении верёвочной петлёй под воздействием силы тяжести тела. Смерть чаще всего наступает не от невозможности вдохнуть, а вследствие сдавливания сонных артерий, которые подают кровь в мозг.
Пыльная площадь Нью-Вашингтона, образованная двухэтажными деревянными домиками мэра, шерифа, небольшой скромной церквушкой, и единственным каменным зданием на всё поселение – тюрьмой, была переполнена народом. Возбуждённо галдящая толпа, невиданное для здешних мест скопление народу, вперемешку местные старожилы и многочисленные приезжие – все эти люди собрались вокруг главного украшения городка, большой виселицы. Самой простой и выполненной без затей – длинной поперечной жерди на высоте метров трёх, с двумя держащими её столбами, наподобие буквы "П", и помоста снизу. В момент казни он быстро убирался из под ног субъектов, посягнувших на закон и оказавшихся столь неосторожными, что подставили свои шею правосудию, и предоставлял дальнейшую заботу о поддержании их веса сплетённым меж собой пеньковым волокнам.
Трое избитых и исцарапанных, выглядевших крайне истощёнными людей, в еле прикрывающих тела изодранных лохмотьях, уже стояли босыми ступнями на чуть прогибающихся досках. Усатый Нэд Смит, гордо сверкавший шестиконечной звёздочкой на груди, деловито проверял скользящие узлы и поочерёдно накидывал на шеи петли. Его помощники стояли рядом – шериф сам всегда занимался казнями, не доверяя любимое дело никому.
Закончив все требуемые для экзекуции приготовления и перепроверив всё по нескольку раз – за то время, что Нэд занимал свою должность, у него не было ни одной порвавшейся верёвки или прочих подобных казусов – он повернулся к народу, поднял руку, призывая к тишине, и приступил ко второму своему любимому делу – начал говорить.
Тем временем, безразлично скользивший по толпе взгляд одного из осуждённых вдруг остановился, впившись в лицо оказавшейся очень близко от виселицы, прямо в первых рядах, рыжеволосой женщины. Та, на самом деле, уже довольно давно смотрела на обречённого, который до этого просто не замечал направленного на него внимания, будучи погружённым в себя и с трудом отражая действительность. Из-за того, что шериф вещал что-то про злодеяния Дикого Билла и его банды, а собравшиеся на казнь люди воодушевлённо и одобрительно гудели, тихо произнесённый мужчиной вопрос потонул в многоголосом гомоне и остался неуслышанным. Фраза же, сорвавшаяся с его потрескавшихся и обветренных губ, состояла всего из двух слов и звучала как: "Скажи им!…".