Полесские робинзоны

— Значит, теперь они сидят в этих стожках? Интересно бы поймать одного, посмотреть поближе.

— Нет, брат! Это не легкое дело. На то у них и несколько выходов.

— А можно их есть?

— Ты все со съедобной точки зрения рассматриваешь! — засмеялся Виктор. — Не слыхал, чтобы бобров ели. Не этим они ценны, а своим мехом, да еще какой-то «бобровой струей». Говорят, вроде лекарства.

Внимательно рассматривая строения, они обошли весь участок и на другой стороне, среди зарослей, нашли четвертую хатку. Стояли они на коряге, и вода едва доходила до ее фундамента. Нужно было ступить один шаг с берега, чтобы очутиться на крыше хатки. Хлопцы так и сделали.

Они никак не ожидали, что строение окажется таким прочным: хатка легко выдерживала двух человек. Интересно было думать, что под ними сидят бобры. Виктор высказал мысль, что хатка эта, наверное, покинута: на ней старые ветки и сучья, в то время как на остальных трех много свежих, недавно заготовленных.

— Они каждый год ремонтируют жилье, — сказал он. — Может, теперь засядем, чтобы подкараулить их?

Нашли подходящее место, где было суше и кусты погуще, спрятались и начали ждать. Прошло полчаса, час, а бобры не показывались.

— Видно, напугались, услышав, как мы тут ходим, — прошептал Виктор. — Вообще днем они не любят выходить, а теперь тем более.

— В таком случае нет смысла и сидеть, — подхватил Мирон. — Пойдем-ка по своим делам. А сюда вернемся завтра, тихонько, чтобы не спугнуть их.

Мысль была правильная, и Виктор согласился. Пошли дальше вокруг острова. На этот раз дело упрощалось тем, что не надо было обследовать ни восточную сторону, от озера, ни западную, от соседнего острова. Даже с северной стороны оставалась только половина, так как другую, друзья знали, тоже омывает озеро. Таким образом, нужно было обследовать лишь южный берег.

Туда и пошли. Но как ни старались, как ни метались — выхода найти не могли.

— Каким же образом тот человек пробрался? — недоумевали хлопцы.

— А может, этот окурок иначе как-нибудь попал сюда? — высказал предположение Мирон.

— Не ворона ли на хвосте принесла? — насмешливо сказал Виктор.

— Зачем смеяться? — серьезно ответил Мирон. — Коли нет иного объяснения, можно предположить, что какая-нибудь птица несла его в свое гнездо и потеряла. Это предположение нисколько не хуже мысли, что какой-то человек почему-то карабкался через болото, рисковал жизнью, увидел наше жилье, постоял, покурил и потащился назад.

Рассуждения Мирона тоже имели основания. Виктор растерялся:

— Неужели придется всерьез согласиться, что окурок ворона на хвосте принесла?

— Я этого не говорю, а только отмечаю, что такое объяснение не хуже других. Так или иначе, а надо готовиться к жизни тут примерно на несколько недель. Летом, конечно, где-либо подсохнет настолько, что мы сможем пройти.

— Нужно лучше кладки делать. За это время можно набросать сучьев и деревьев столько, что мы без труда проползем по ним через болото.

— Что ж, мысль неплохая! — оживился Мирон. — Начнем. Можем у бобров одолжить сваленные деревья: нам самим не срубить.

План этот понравился обоим и значительно успокоил друзей. Теперь они сами могли действовать, приближая свои освобождение, а не сидеть и ждать, пока природа сделает одолжение и подсушит болото. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы энергии у хлопцев прибавилось вдвое. Виктор сразу же загорелся и начал мечтать:

— Если мы каждый день будем подбрасывать сучья, то сделаем такую гать, что по ней хоть на подводе езжай!

— Не очень увлекайся, — сказал Мирон. — Как только станешь на эту гать, она провалится в трясину.

— А я стоять не буду, — храбрился Виктор. — Лишь бы ногой дотронуться. Не поспеет сук податься под ней, как я перепрыгну дальше.

— Что ж, там будет видно, — уклончиво согласился Мирон.

Обсудив все детали, решили немедленно приняться за работу. И вдруг Мирон покачал головой и сказал:

— Ну и наплели же мы с тобой глупостей!

— Каких?

— Если б кто-нибудь набросал нам сучьев сверху, может, мы и смогли бы перебраться по ним. А когда мы сами начнем ходить по гати то туда, то сюда, да еще с тяжелой ношей за плечами, гать эта погрузится в болото после первых же переходов.

— Ясно! — сказал Виктор. — Теперь буду фантазировать только тогда, когда хорошенько обдумаю вопрос.

Они не торопясь направились к дому. Хоть мысли обоих и были далеко от этих мест, но друзья по привычке внимательно присматривались к каждому кусту, к каждому уголку леса. И под одним кустом заметили что-то светло-серое.

Пригляделись — заяц! Сидит себе и смотрит на них, вытаращив глаза. Правда, ветерок дул как раз с его стороны, так что он не мог их почуять. Но видеть-то должен был!

— Верно, спит, — шепнул Виктор. — Попытаемся подкрасться.

И они начали красться так тихо, что даже друг друга не слышали. Только сердца стучали учащенно. Шаг за шагом приближались к добыче. Вот уже заяц виден совсем ясно. Лежит на животе, подобрав под себя ноги, уши насторожены, а сам смотрит прямо в глаза. Даже какой-то страх охватил приятелей.

Чем ближе, тем больше волновались они. Вот сейчас прыгнет — и нет его! Но заяц не шевелился…

Последние пять шагов дались с таким трудом, что даже шатание по болоту (как друзья говорили позднее) казалось им более легким. Волнение, надежда, страх, что добыча вот-вот убежит, боязнь вспугнуть косого — все это было необычайными переживаниями.

Вот Мирон взмахнул дубинкой — и заяц в руках Виктора…

— Ох! — вырвалось у обоих, будто они испытали огромное напряжение.

— Как же это могло получиться? — не верил своим глазам Мирон.

— С ними бывает. Моя бабушка рассказывала, что однажды, собирая ягоды, она наткнулась на спящего зайца. Но почему-то побоялась схватить его голыми руками и начала отвязывать фартук. Заяц проснулся и убежал.

Велика была радость хлопцев, но когда пришлось свежевать добычу, снова начались жалобы: ну что ты сделаешь без ножа?

— Интересно! — заметил Мирон. — Каждый раз мы жалуемся, когда надо радоваться, когда есть добыча. А без нее и о жалобах забываем.