Страница 11 из 96
Вопрос о возможности морского пути от северных окраин Европейской России на Дальний Восток, а оттуда в Китай и Индию интересовал не только Петра, но многих выдающихся отечественных мыслителей. Ломоносов даже написал по этому вопросу статью «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию».
VIII. Осознание врага
В истории Европы, нужно заметить, Индия всегда занимала особое место. Для европейских держав она была лакомым куском во все времена. Еще Александр Македонский привел свои войска туда в поисках сокровищ. В эпоху великих географических открытий XVII–XVIII веков великие и захудалые короли и полководцы устремлялись на Восток, к этому, как казалось, неисчерпаемому источнику богатств. Плавания Лопе де Веги, Колумба, открывшего не «ту» Индию, Магеллана, как и других, менее известных искателей богатств, были направлены исключительно к берегам Индии. Россия, «прорубившая окно в Европу», тоже не желала только через это «окно» получать индийские товары — она жаждала иметь собственную «дверь на Восток». Потому и она, по примеру своих европейских «учителей», стала пытать счастья в далекой сказочной стране. Но главное, Петр осознал, что его держава, чтобы выйти в разряд великих, должна обладать собственными портами и собственным флотом.
Но не чаял молодой Петр, что полученные в Европе впечатления и «уроки», во многом определившие последующую внешнюю политику России, будут иметь трагические последствия для империи, им основанной, и для династии, к которой он принадлежал. При нем четко обозначилась линия многовекового противостояния Британской и Российской империй. К сожалению, властители России не всегда верно оценивали опасность, исходящую от англичан. А потому наивно искали в этой стране поддержку и помощь. Эти ожидания всегда завершались одним — усилением зависимости от Англии и ослаблением России, а завершилось, в конце концов, разрушением Российской империи.
Являясь крупнейшей колониальной державой, Британия именно в Индии имела главный источник своего могущества. Потому Лондон с опаской наблюдал за укреплением новой империи, к тому же покушавшейся на его собственные интересы в Азии. Россия, сунувшаяся в Европу набраться ума-разума, по мере взросления и усиления притязаний на равенство со всеми цивилизованными странами во всех делах, ощущала все большую неприязнь большинства европейских стран, и в первую очередь со стороны чопорных англичан. Противодействие с их стороны чувствовалось во всем — и, прежде всего, в делах торговых и дипломатических.
В конце концов, Россия обрела себе в лице Британии главного врага. Врага не на год — на столетия. Один британский политик через два с лишним столетия после смерти Петра подобные отношения между державами очень точно определил как «холодная война». То есть солдаты не стреляют и не убивают друг друга — только готовятся, а монархи, дипломаты, полководцы при встречах кланяются и сквозь зубы улыбаются друг другу, напряженно ожидая при этом внезапного удара или же подготавливая его. А в это время войска угрожающе маневрируют. И строятся крепости, и призываются союзники, и нейтрализуются возможные противники. Война «холодная» порой перерастает в войну привычную, когда врагу уже не улыбаются, его бьют или получают от него удары.
В этой великой битвы империй, растянувшейся на века, Британия ставила перед собой задачи во что бы то ни стало ослабить Россию, не допустить ее возвышения в число наиболее развитых держав. Для этого всеми мерами ограничивался самостоятельный доступ нашей страны к мировым рынкам, чинились препятствия по выходу флота на океанские просторы. Прибрежные территории постоянно становятся ареной ожесточенных сражений. Сегодня это противоборство империй геополитики объясняют особенностью географий столь непохожих друг на друга империй. Островной Англии, чтобы владычествовать на морских просторах, необходимо было зацепиться за побережья. России, дабы в мировом разделении труда не остаться поставщиком дешевого сырья и продовольствия, чтобы сохранить инстинкт развития, требовалось проявить собственную волю. А то ведь и в собственном доме можно оказаться в положении раба, как это случилось с доброй половиной мира.
Противостояние между Англией и Россией со всей серьезностью проявилось уже при Петре I. Первые успехи русского регулярного флота и особенно победа при Гангуте ясно показала Англии, что у нее появился серьезный противник. «Владычица морей» не желала утрачивать свои главенствующие позиции в акватории мирового океана и делиться преимуществами своего положения с чьим-либо флотом не желала. Потому в период Северной войны 1700–1721 годов Англия, не участвуя в боевых действиях, фактически помогала противнику России Швеции. Петр I вынужден был отправить в 1714 году королеве Анне предостережение: если королевский флот попытается войти в Балтийское море и предпримет какие-нибудь действия против России, русская сторона сумеет защитить себя и отразить нападение. Англичане молчали — видимо вняли совету царя набирающего силу государства. В конце концов с Георгом I в Грейфсвальде 17 октября 1715 года заключается договор о признании Англией территориальных приобретений в Прибалтике. Впрочем, та свою помощь Швеции и подстрекательскую политику не прекращала.
Словом, ничего путного знакомство с Западом России не принесло. Иван Солоневич нисколько не искажает исторического прошлого, заявляя в «Народной Монархии»: «самого элементарнейшего знания европейских дел достаточно, чтобы сделать такой вывод: благоустроенной Европы, с ее благо-попечительным начальством Петр видеть не мог, и по той чрезвычайно простой причине, что такой Европы вообще и в природе не существовало.
Вспомним европейскую обстановку петровских времен. Германия только что закончила Вестфальским миром 1648 году Тридцатилетнюю войну, в которой от военных действий, болезней и голода погибло три четверти (три четверти!) населения страны. Во время Петра Европа вела тридцатилетнюю войну за испанское наследство, которая была прекращена из-за истощения всех участвующих сторон — ибо и Германия, и Франция снова стали вымирать от голода. Маршал Вобан писал, что одна десятая часть населения Франции нищенствует и половина находится на пороге нищества. Дороги Европы были переполнены разбойными бандами — солдатами, бежавшими из армий воюющих сторон, голодающими мужиками, разоренными горожанами — людьми, которые могли снискать себе пропитание только путем разбоя и которых жандармерия вешала сотнями и тысячами тут же на дорогах — для устрашния. Во всей Европе полыхали костры инквизиции — и католической, и протестантской, на которых ученые богословы обеих религий жгли ведьм…
В Англии, куда Петр направил свои стопы из Саардама, — при одной только Елизавете было повешено и казнено другими способами около девяноста тысяч человек. Вся Европа билась в конвульсиях войн, голода, инквизиции и эпидемий — в том числе и психических: обезумевшие женщины Европы сами являлись на инквизиционные судилища и сами признавались в плотском сожительстве с дьяволом. Некоторые местности Германии остались, в результате этого, совсем без женского населения».[14]
Насмотревшись на чудеса этой цивилизации, молодой Петр принес их на свою родину. Так по «Уложению Царя Алексея Михайловича» смертная казнь полагалась за 60 видов преступлений, по современному ему французскому законодательству — за 115, а Петр после знакомства с европейской теорией и практикой ввел смертную казнь за двести преступлений.
«Не нужно, конечно, думать, что в Москве до-петровской эпохи был рай земной или, по крайней мере, манеры современного великосветского салона. Не забудем, что пытки, как метод допроса и не только обвиняемых, но даже и свидетелей, были в Европе отменены в среднем лет сто-полтораста тому назад (книга писалась в годы второй мировой войны). Кровь и грязь были в Москве, но в Москве их было очень намного меньше. И Петр, с той, поистине, петровской «чуткостью», которую ему либерально приписывает Ключевский — вот и привез в Москву стрелецкие казни, личное и собственноручное в них участие — до чего московские цари, даже и Грозный, никогда не опускались; привез Преображенский приказ, привез утроенную порцию смертной казни, привез тот террористический режим, на который так трогательно любят ссылаться большевики. А что он мог привезти другое?»[15]
14
Солоневич И. Л. Народная монархия. — М.: «Феникс», 1991, с. 432–433.
15
Солоневич И. Л. Народная монархия. — М.: «Феникс», 1991, с. 437.