Тропа Джексона

А Джексон уже читал:

«Дорогой Джесси!

Все случившееся меня страшно потрясло, но я как-нибудь это переживу. Не перестаю твердить себе, что время — лучший лекарь. Правда, сейчас эта пословица помогает мне плохо, но, надеюсь, оправдается потом. С каждым днем будет все легче и легче, пока, наконец, совсем не пройдет!

На мгновение я пожалела, что ты ушел, не попрощавшись со мной. Но теперь понимаю, что ты поступил абсолютно правильно. Зачем сыпать соль на рану? Лучше принять удар сразу, чем по частям.

Сейчас я собираюсь бежать куда глаза глядят — лишь бы подальше отсюда. Куда? Сама еще не ведаю, а если бы знала, то все равно не написала бы, потому что мне хорошо известно, что ты парень отходчивый, скоро начнешь меня жалеть и пустишься догонять.

Прошу тебя, не делай этого, Джесси! Если тебя не смогла удержать любовь, то я не хочу, чтобы сковала по рукам и ногам жалость ко мне. Самое лучшее для нас — больше никогда не видеться. Возможно, если удастся, я смогу заставить мое глупое сердце не сжиматься от боли. К тому же очень надеюсь на лекаря-время, как уже написала.

Во всяком случае, я прощаю тебе все.

Знаю, как тебе было нелегко тайком вышмыгнуть в окно. Ведь ты из тех, кто любую неприятность встречает лицом к лицу. Но я верю, что ты решился на такое только потому, что не хотел, стоя передо мной, видеть, как меня убьет обрушившийся удар.

Прощай, дорогой! Пусть Бог будет к тебе милостив, а вольная жизнь даст все, что ты от нее ждешь! Я уже прошлась по всему дому и сказала последнее прости каждой комнате. Сейчас готовлюсь к тому, чтобы выбросить из памяти навсегда все, связанное с тобой.

Мэри!»

Глава 7

Только тогда, когда Джексон уже оседлал одну из своих собственных лошадей и вскочил на нее, громила Ларри Барнс, следовавший с недоуменным видом за ним по пятам, понял, наконец, значение всего того, что произошло и что происходит.

— Уж не бежишь ли ты из дома, Джесси? — полюбопытствовал он.

Джексон показал на украденного мустанга:

— Отныне я. конокрад, Ларри!

Оторопев, Барнс захлопал глазами.

— А как же девушка? — поинтересовался он, начиная постигать, что к чему.

— С ней теперь все в порядке, — процедил сквозь зубы Джексон.

— Постой! — вырвалось у Ларри. — Это я во всем виноват. Это я разбил твою жизнь, как пустую бутылку. Я вел себя как последняя собака, хуже — как шелудивая, паршивая дворняжка. Как это, Джесси, ты — и вдруг конокрад?! Да в округе не найдется такого дурака, который поверил бы в эту чушь! Кто угодно, но только не ты, не Джексон. Джесси, скажи, что я должен сделать, чтобы снять с тебя этот поклеп? Я возьму эту пегую, пересеку на ней твой след и заставлю их пуститься за мной вдогонку! — При этих словах он закрыл глаза, и его всего затрясло.

Джексон немного наклонился в седле и положил руку на плечо Барнса.

— Ты займешься собой и заляжешь на дно, — приказал он. — Не высовывай наружу даже носа, Ларри. Если что-либо выкинешь, тебя сразу же заарканят. Тогда тебе конец!

Глаза Барнса все еще были закрыты — так было легче пережить нарисованную Джесси картину. Мысли в его голове путались, в ушах звенело. Все верно, если отряд шерифа начнет опять за ним охотиться, он станет для них легкой добычей.

Когда же Ларри открыл глаза, Джексон уже успел немного отъехать и, судя по всему, больше останавливаться не собирался.

— Эй, Джесси! — завопил Барнс.

Тот обернулся, помахал рукой на прощанье и пустил лошадь легкой рысью по проторенной тропе.

Он уже прикинул, в каком направлении должна была уехать Мэри. Покидая дом, она намеревалась сбежать от Джексона как можно дальше, и, уж конечно, по прямой. Шум охотников, затихающий по мере их удаления, доносился с севера, и, следовательно, Мэри, скорей всего, невольно для себя, выбрала тропу, ведущую к югу. Поэтому Джексон отправился в ту же сторону.

Вскоре он подъехал к небольшому домику, стоящему недалеко от пересечения тропок. Это было худшее ранчо на участке, который тоже считался далеко не лучшим в округе. Несколько коров и мулов паслись среди камней, выше на выгоне виднелись стадо овец и корраль, в котором стоял старик. У него были широкие плечи, сутулая спина и очень длинные ноги. Он смахивал на журавля, высматривающего добычу возле своих ног.

Джексон направил лошадь к воротам корраля.

— Привет, Поп! — окликнул он старика.

Тот в знак приветствия помахал высохшей рукой и медленно побрел к воротам.

— Поп, — произнес Джексон, — на, возьми вот это. — Он протянул ему бумагу и объяснил ее суть: — Это документ на мою землю и на все, что на ней находится. Возможно, в глазах закона он не действителен, потому что составлен не адвокатом и не заверен нотариусом. Но я написал его по всей форме и указываю в нем, что передаю все тебе.

Старик устремил на него маленькие и живые, как у птички, глаза и пристально вгляделся в лицо. Он ждал.

— Отныне я — конокрад! — сообщил Джексон. — За мной гонятся и, если представится такой шанс, снимут с меня скальп, лишат всего моего имущества. Ты переберешься ко мне на ранчо и обо всем позаботишься на правах хозяина. Если мне удастся когда-либо вновь твердо встать на ноги, я вернусь. А ты отдашь мне ровно половину.

— А что, если отхапаю все? — поинтересовался Поп. — Вдруг, допустим, не захочу вернуть тебе твою долю?

Джексон, казавшийся рядом со стариком мальчишкой, улыбнулся.

— Оставляю это на твое усмотрение, Поп. Так что давай-ка, перебирайся ко мне на ранчо. Двигай вместе со скотом и устраивайся с комфортом. Это лакомый кусочек. Овчинка стоит выделки! Ну как, по рукам?

— Еще бы! — согласился Поп. — Любой дурак знает, что спать на пуховой перине лучше, чем на голой земле. Считай, я уже там. Тебе не надо тревожиться, что властям удастся хоть что-то из твоего имущества вырвать из моих лап. Этого не случится, пока все мои патроны не превратятся в стреляные гильзы. — И старик ухмыльнулся.

Они пожали друг другу руки. Попрощавшись, Джексон вновь тронул коня. Он ехал безостановочно до полудня, пока, наконец, не подъехал к небольшому городишку, через который проходила железная дорога, и не заметил в коррале вблизи тракта двух лошадей. Они были не единственными за оградой — там также сгрудилась и дюжина других, но эти две держались особняком и выделялись не только поэтому. Были и иные отличия, которые сразу приметил опытный взгляд лошадника, — Джексон признал в них своих собственных лошадей. Но означало ли это, что и Мэри здесь?

Босоногий мальчишка в не по размерам большом, поношенном соломенном сомбреро сидел на верхней планке ограды корраля и не отрывая глаз разглядывал эту пару лошадей.

— Славные мустанги, — произнес Джексон.

Не повернув головы, мальчишка отозвался:

— Они не мустанги. Это чистокровки, да еще горячих кровей. Разуй глаза, если не видишь!

— Их вырастил твой отец?

— Нет, купил. Вчера. За две с половиной сотни.

— Сдается, твой отец переплатил. Они выглядят гораздо дешевле, — поддразнил паренька Джесси.

— Дешевле?! — презрительно воскликнул мальчишка. — Да каждая из них по отдельности потянет на пять сотен! Па так и сказал. А уж он-то может отличить лошадь от коровы. Их продала какая-то девушка, — добавил он, как бы поясняя, почему за лошадей так мало запросили, — мол, чего женщины понимают?

— И что заставило ее так поспешно продать лошадей? — закинул удочку Джексон.

— Ей больше по нраву железная дорога, чем телега, — вот и вся причина, — пояснил паренек. — Чего еще можно ждать от женщин? У них в голове ни капли здравого смысла!

«Железная дорога», — отметил про себя Джексон и, повернув голову, посмотрел на полоски рельсов, похожие на серебряные ручейки, бегущие вдоль долины. Потом проследил глазами за тем, как они уходят вдаль, и его сердце заныло. Под ним была хорошая лошадь, но ей не под силу тягаться с ногами из стали, легкими из железа и горячим паром вместо дыхания. Даже самые быстрые и выносливые птицы не могли бы догнать это огнедышащее чудовище, которое унесло от него девушку.