Тропа Джексона

— Не что, а кто. И этот кто — ты, — уточнил жених таким проникновенным голосом, что нашел отклик даже в душе отщепенца, притаившегося за окном.

— Я-то перед тобой — это точно, — печально возразила девушка. — Но и другое тоже. Тебя ожидает трудная повседневная работа, а ты привык быть всегда вольной птицей, как ястреб. Впереди перед тобой множество глупых и скучных дней а ты всегда искал удовольствий, пожалуй, с гораздо большим пылом, чем старатель охотится за золотом. Настанет время, когда тебе это маленькое ранчо покажется еще меньше, величиной с твою ладонь, и ты захочешь его покинуть. Но когда у тебя появится такое желание, ты вдруг обнаружишь, что связан невидимыми путами, избавиться от которых окажется намного сложнее, чем снять наручники, отомкнув их без ключа, как тебе это прежде удавалось. Ты будешь привязан ко мне. Даже если охладеешь сердцем, все равно будешь думать, что заботиться обо мне — твой долг. Возможно, у нас появятся дети, а у тебя слишком добрая душа, чтобы причинить боль безответным существам, даже если речь идет о животных. Видишь ли, Джесси, ты привык скакать очертя голову по горам и долам, преодолевая на всем скаку вершины и пропасти, и сейчас тебе кажется, что перемахнуть изгородь и угодить в корраль — пустяковое дело. Да так оно и есть, пока ты снаружи, но вот только обратного пути из коралля нет и не будет! Ты начнешь метаться, крушить все на пути и наконец просто надорвешься.

— Выслушай же меня! — прервал ее Джексон.

— Я подготовила целую речь, — возразила она, — и хочу высказать ее до конца. Потом настанет твой черед говорить. Всю прошлую ночь я провела без сна, пока составляла ее. Каждое слово выучила наизусть. Мне будет трудно потерять тебя тогда — это наверняка разобьет мое сердце. Но если так случится сейчас, я как-нибудь переживу. Может быть. Точнее, выдержу. Надеюсь, тебе ясно почему? И вот теперь я собираюсь выйти ненадолго из комнаты и оставить тебя одного, чтобы ты мог обдумать мои слова. Взвесить все за и против. Решить для себя: что же ты хочешь на самом деле? По одну сторону вся твоя прежняя жизнь, полная воли, счастья и личной свободы. А по другую сторону — только я. Но со временем мне вполне светит превратиться в скучную женщину, с которой тебе слишком часто будет неинтересно. Побудь тут, Джесси! Я выйду через ту дверь и буду ждать в соседней комнате, пока не сумею полностью взять себя в руки и подготовиться к худшему. А ты останься здесь. Через пять минут я вернусь, чтобы выслушать твой ответ. Но я хочу, чтобы за эти пять минут ты все хорошенько обдумал.

Мэри отвернулась от Джексона и, улыбнувшись ему через плечо, вышла в соседнюю комнату. В тот момент, когда дверь за ней закрылась, из соседнего окна вырвался дружный взрыв смеха. Это походило на театральную сцену — будто зрители от души насмехались над трагизмом очередного акта.

Джексон пристально посмотрел на дверь, через которую только что вышла его невеста, затем с задумчивым и торжественным видом обернулся к окну. И в этот миг в обрамлении нежной зелени побегов винограда увидел Ларри Барнса.

Он отпрянул назад, точнее, даже отпрыгнул, а не отшатнулся. Затем крадущейся кошачьей походкой, так хорошо знакомой Барнсу по прежним временам, вновь подошел к окну.

— Что еще за дьявол здесь? — спросил Джесси Джексон.

— Это я, Ларри Барнс, — ответил преступник и протянул руки в наручниках. — Сегодня пока еще Ларри Барнс, а завтра уже, возможно, стану покойником, Джесси. Пришел сюда, чтобы сказать тебе последнее прости. — Руками, закованными в наручники, он сделал жест в сторону шума, производимого погоней, который неуклонно нарастал и, казалось, в любой момент, преодолев заглушающую его листву, мог обрушиться сюда со всей своей мощью, и с хрипом выдавил из себя: — За два дня я проехал двести миль. Вымотан вконец. Знаю, что когда-то давно надул тебя, Джесси. Но сейчас я на выдохе. Они вот-вот доберутся до меня…

— Ты убил Карсона. Надеюсь, что им удастся тебя вздернуть как можно выше. Меня не волнует, что ты сделал лично мне, — это я могу забыть. Но ты убил беднягу Карсона! Надеюсь, тебя повесят, а потом бросят… гнить в земле.

При этих словах Джексон улыбнулся, и от его улыбки на Барнса повеяло холодом.

— Ты можешь выслушать меня, Джесси? — взмолился он.

— Ну? — с ухмылкой согласился Джексон. — Валяй! — И отодвинулся от собеседника, словно даже дыхание преступника распространяло заразу.

— Я не убивал Карсона, — торопливо пробормотал Ларри. — Я говорю начистоту — Карсона не убивал. Других — было! Скрывать не стану да и каяться тоже. За любого из них готов ответить. Только вот Карсона — нет, не убивал!

— Тогда кто же? — поинтересовался Джексон.

— Это дело рук Блейза. Ты не хуже меня знаешь, на что способен Блейз. Он это сделал и…

— Где твоя лошадь? — не дослушав, спросил Джексон.

— Там, в тополях.

Джексон приблизился к Барнсу и, пока тонкими пальцами ощупывал браслеты наручников, пристально вгляделся в его лицо.

Во взгляде Джесси не было большой симпатии, зато появилось глубокое сочувствие, когда он понял, как Ларри изможден и устал, увидел его красные воспаленные глаза и потрескавшиеся губы. Потом Джексон невольно посмотрел через плечо туда, где за стеной бурлила другая жизнь, из которой он намеревался сейчас выйти, не зная, как надолго.

Стиснув зубы, парень занялся наручниками, и они, как по волшебству, мгновенно упали с запястьев Барнса. Затем, легко выскочив через окно наружу, просто сказал:

— Беги к амбару. Заляг там! После наступления темноты отправляйся к Мэри. Она снабдит тебя всем необходимым. Скажешь ей, что это я тебя послал. А я возьму твою лошадь и постараюсь сбить собак со следа.

Глава 3

Когда Джексон забежал за тополя, шум погони обрушился на него с ревом горного потока. Здесь же, среди стройных деревьев, он нашел мустанга таким же, каким его оставил Барнс: голова животного была опущена, дрожащие ноги подгибались.

Это была конченая лошадь, вымотанная вконец, готовая рухнуть в любую минуту. Окинув ее опытным взглядом, Джексон покачал головой и слегка скривил губы. Однако не стал мешкать — сделав шаг, он никогда не шел на попятный! Подхватив поводья, парень легко, не касаясь стремян, вскочил в седло.

Ощутив на себе вес, не идущий ни в какое сравнение с тяжестью туши, которую ему недавно пришлось нести на спине, мустанг тем не менее зашатался и чуть не упал. Стиснув зубы, Джексон терпеливо выжидал, когда он восстановит равновесие, затем пустил его через тополиную рощу.

Он не пользовался ни шпорами, ни плетью, однако сумел собрать воедино готовую рассыпаться лошадь, как собрал в руку поводья. Казалось, будто по натянутой узде, подобно электрическому току, в измученное животное хлынули новые силы, подпитывая ее ослабевшие мышцы и сухожилия.

Джексон не направил коня на открытое место, где можно было бы скакать быстрее, а поехал напрямик, петляя между деревьями. И пока мустанг мало-помалу возвращался к жизни, услышал, как шум погони уже достиг тополей, приглушенные густой листвой и стволами голоса преследователей раздавались уже среди деревьев.

Лошадь бросило в дрожь. Животное достаточно долго убегало от этих звуков, чтобы не уяснить, что они несут опасность. Не переставая дрожать, мустанг немного приподнял голову. И воспользовавшись этим, Джексон пустил ее легкой рысью. Наконец они выбрались из-за завесы деревьев на лужайку, где щипали траву два десятка его собственных лошадей.

При виде их из груди парня вырвался невольный стон. Лошади были его гордостью — он столько бился, выводя эту породу. В их крови не было никаких примесей. Это были мустанги в чистом виде, однако полученные в результате тщательного отбора. Древняя добрая кровь берберийских и арабских лошадей, завезенных в Мексику еще конкистадорами, теперь проявилась в них во всей красе. Подобно садовнику, который неустанно пропалывает цветник, удаляя сорняки, Джексон не покладая рук бился над улучшением табуна, поклявшись, что все же добьется и выведет породу лошадей, достойных своих далеких и славных предков.