Прогульщик

Он и сам не заметил, как начал тоже расставлять стулья, а потом собрал в коробку шашки. Она тем временем собирала с пола костяшки домино.

Откуда-то опять запахло щами. Гоша захотел есть. Интересно, скоро у них обед? Не забыли бы его позвать. Куда они все умотали?

Порядок навели в игровой быстро. Тут Галина Александровна сказала негромко:

— Алеша Китаев, будь добр, подойди ко мне.

Гоша огляделся — никакого Алеши Китаева нигде не было. Сидели вокруг куклы, выпрямив неживые руки. Коробки с играми ровненько стояли на полке. Тут воспитательница подошла к большому шкафу, приоткрыла дверцу. Там, в шкафу, висели школьные форменные платья. А внизу, привалившись спиной в угол шкафа, удобно сидел мальчик. Он с увлечением читал толстую книгу. Он даже не сразу заметил Галину Александровну. Потом положил книгу на коленку, а сам моргал от яркого света.

— Алеша, ну что за привычка — читать в шкафу? Неужели нет другого места? То есть я понимаю, что нет другого места. Но это же не вариант.

— Да, да, — ответил он рассеянно, — сейчас, главу только дочитаю.

— Ты уже часа два тут сидишь. Глаза портишь. Выйди, Алеша, я очень прошу.

— Конечно, конечно. — Алеша Китаев все-таки дочитал страницу.

«Псих», — подумал Гоша.

Алеша наконец вылез. Был он высокий, на голове мягкий ежик, мирный, светлый. В глазах виноватая улыбка. Симпатичный какой. Гоше вообще нравятся высокие — им он больше доверяет. А маленьких считает ехидными.

— Пойди, пожалуйста, Алеша, помоги дежурным накрыть на столы.

Алеше не очень хотелось бежать в столовую и помогать дежурным.

— Я, Галина Александровна, совершенно не порчу зрение. Знаете, почему? Потому что оставляю приоткрытой дверцу. Там, в шкафу, совсем светло. Можете проверить сами. — И засмеялся. Наверное, представил, как воспитательница полезет в шкаф. — Во-вторых, Галина Александровна, глаза испортить в наше время совсем нестрашно.

— Ты пойдешь наконец в столовую, Алеша? — весело поинтересовалась Галина Александровна.

— Конечно-конечно, я уже иду. Только расскажу вам про зрение, это интересно.

Китаев сделал шаг к двери, совсем короткий шажок.

Гоше нравился Китаев. Не было в нем наглого любопытства, не было настырности. Ах, новенький? Ну-ка мы вытаращимся на него. Ну-ка зададим штук сто вопросов. Ну-ка выясним, что ты из себя представляешь, новенький. С чем тебя едят? А если тебя стукнуть? Или подразнить? Этому Китаеву, видно, все до лампочки. Вот и кеды у этого великого читателя развязались, шнурки волочатся по полу. Так и хочется наступить. Наверное, если бы в комнате не было воспитательницы, Гоша наступил бы на шнурок. Совсем не потому, что он плохой человек, — Гоша. И не потому, что он как-то враждебно настроен против Алеши Китаева. Наоборот, ему симпатичен Китаев. Просто трудно удержаться. Он наступил бы незаметно, потихоньку. И Китаев грохнулся бы на пол. Длинные падают с особым грохотом.

Но воспитательница стояла посреди комнаты. И Гоша не стал больше глядеть на белые длинные шнурки.

Китаев остановился в дверях:

— Галина Александровна, вы только послушайте. Такие вещи надо знать. Есть академик знаменитый, я видел по телевизору. Он исправляет любые глаза. Кто плохо видит, — от него выходит с прекрасным зрением. Скоро все очкарики выбросят свои очки, так сказал сам академик.

— Ну хорошо, хорошо. — Воспитательница подошла к Алешке и вдруг погладила его по мягкому ежику на круглой голове. Гоше стало отчего-то неприятно: зачем всех-то гладить? Не кошки. Китаев к тому же все-таки с приветом — нормальный человек в шкафу читать не станет.

Он уже шагнул за дверь, но обернулся:

— А фамилия академика, как у нашей Лиды. Федоров. Честно. Может, родственник?

— Очень даже может быть. Поторопись, пожалуйста, Алеша.

Китаев настроился рассказать еще что-то увлекательное, но Галина Александровна взяла его за плечи, засмеялась и выпроводила в коридор. Гоша слышал, как мягко затопали Алешины кеды. Побежал все-таки в столовую.

Гоша совсем не знал Китаева. Но было очень жалко человека, которому негде уединиться — только в шкафу.

Когда через полчаса Гоша оказался на лестнице, он сразу увидел Китаева. Сидя на ступеньке, Алеша продолжал тонуть в своей книге. Но Гошу заметил, поднял лицо и весело подмигнул.

— Дежурные меня из столовой выгнали. Честно. Чего смеешься?

— А почему выгнали?

— Я медлительный. Они говорят, плохо помогаю, только под ногами путаюсь. Настя пошла вместо меня, она быстренькая.

Садись за наш стол

Этот день был самым длинным днем в Гошиной жизни. Трудно было даже представить себе, что еще утром сегодня он спал у себя дома, на своем диванчике. А теперь только середина дня, а так много всего произошло. И совсем далеко был теперь Стас. И Светка была жутко далеко.

На днях она выманила у Гоши увеличительное стекло.

— Дай посмотреть на минутку. Жадный! Смотри, Стас, зажал и держит.

— Да на, возьми. — Кому приятно, когда называют жадным? Особенно это задевает, если на самом деле жадничаешь. И он тут же притворился, что ему нисколько не жалко. — На, Светка, возьми. Я верю, что на минутку.

Она цапнула увеличилку, гладенькую, холодненькую, тяжеленькую. Выпуклое стеклышко, такое приятное. Она схватила его своей тощей куриной лапой. И тут же отбежала.

— Обманули дурака! Моя теперь! Мне давно такая нужна! Эх ты, тяпа!

Она умчалась в свой подъезд. И Гоша хлопал глазами.

Так и осталась увеличилка у Светки. А через эту увеличилку можно прожигать бумагу и даже деревяшку. Если, конечно, удастся поймать солнечный луч.

Гоша бредет по коридору. Встретилась ему озабоченная Лидия Федоровна.

— Ну что, привыкаешь? Ты один не ходи, будь с коллективом.

Можно было ей не отвечать, она спешила.

— Эй, новенький! Пошли обедать, — позвала девочка.

Она уже входила в столовую и манила его рукой.

Это была необыкновенная девочка. Гоша никогда таких не видел. Она была какая-то золотистая. Светло-коричневые глаза в пушистых золотых ресницах. Волосы, как листья кленов за окном. И щеки, и руки тоже золотятся, когда на них попадает солнце.

— Садись за наш стол, сюда, сюда. — Она тянула его, золотистая девочка. — У нас как раз место свободное.

Гоша не сразу сел. Конечно, ему больше хотелось туда, где сидели мальчишки. Но они его не звали, а торчать посреди столовой у всех на виду тоже было ни к чему. И так все на него пялились, так ему казалось — и большие, и малыши все глазели на Гошу, во всяком случае, так ему казалось. Гул стоял в столовой, все разговаривали, и Гоше чудилось, что только — о нем.

Он сел за стол золотистой девочки. Там сидели еще две девчонки — Ира Косточкова стреляла черными глазищами по всей столовой, кому-то кивала, кому-то улыбалась, кому-то махала рукой. Свои роскошные волосы Ира собрала теперь пучком на макушке и стала похожа на взрослую девушку. Другая девчонка, Алла Шикляева, сидела подчеркнуто отрешенная от всех. Она глядела мимо поверх всего — тарелок, голов, Гоши. Сказала все-таки:

— Тебя зовут Гоша? А меня Алла Шикляева. Будем знакомы, очень приятно.

Золотистая засмеялась:

— Алка строит из себя. Ты чего, Шикляева?

Но Алла уже опять смотрела мимо них, гордо вздернув подбородок.

Гоша исподлобья оглядел столовую — никто его особенно не разглядывал, и он стал есть. Щи оказались вкусными, бабушка дома редко варила первое.

Золотистая девочка тихо сказала Гоше:

— Меня мама в субботу домой возьмет. Может, в цирк пойдем с мамой. Она в прошлую субботу тоже хотела меня взять, но не смогла. А теперь уж возьмет обязательно. Я предчувствую.

Гоша кивнул. Возьмет и возьмет. Его, Гошу Нечушкина, мама совсем заберет отсюда, но он не станет заранее говорить об этом.