Колумб Австралии

Теперь всем Иберийским полуостровом владел один хозяин. Соединенное королевство именовалось «Испания и Португалия», и услужливые историки доказывали, что все свершилось должным образом: ведь Филипп II — это всем известно — приходится внуком Мануэлю Португальскому.

Разумеется, Португалии была предоставлена «автономия»: Филипп II был достаточно осторожен, чтобы не восстанавливать против себя португальскую знать прямым вмешательством в ее доходы и дела. Разумеется, на всех приемах торжественно 1 провозглашались здравицы за воссоединение (наконец-то!) в едином государстве братских народов, и сам король дал торжественное обещание печься о благе новых подданных.

Таковым «новым подданным» оказался и Педро Кирос. Но о том, что он по рождению, по крови не испанец, а португалец, ему будут напоминать всю жизнь.

Итак, Педру Кейрош, или на испанскийг лад — Педро Кирос, португалец, человек еще молодой, сведущий в мореходстве, имеющий диплом португальского кормчего и, следовательно, полную возможность служить сколько ему угодно на португальских кораблях, вдруг совершает весьма важный для себя шаг; отправляется в Испанию.

И сразу возникает вопрос: зачем? Вряд ли так уж плохо было ему в родной стране. Все-таки он сумел добиться многого: кормчий — должность респектабельная и интересная, и, наверное, если бы речь шла только о карьере как таковой, Кирос мог быть более или менее спокоен за свое будущее. Так же как и многие другие, сумел бы он, если б пожелал, пуститься в предпринимательство и спекуляции.

Но нет, не прельщала Педро карьера спекулянта и скоробогача, другого закала был человек. Это исключалось. И судя по его поступкам, исключалась вообще португальская сфера плаваний. На это, очевидно, были немаловажные резоны. Если взять в расчет последующие события, есть все основании предполагать, что у молодого моряка была действительно весьма и весьма основательная причина перебраться из Лиссабона в Севилью. Во всяком случае, ничуть не меньшая, чем в свое время у Колумба или Магеллана.

Справедливости ради следует заметить, что у обоих прославленных исследователей не было другого выхода, поскольку их планы, как известно, не получили поддержку в Португалии. Но и Киросу не приходилось рассчитывать на осуществление своей идеи, если он останется в Португалии. Не только потому, что в этом «автономном» государстве ничто в конечном итоге не решалось без соответствующей санкции испанского монарха. Но и потому, что его замыслы непосредственно относились к компетенции Испании. Ибо то, что интересует Кироса, на многих глобусах и атласах его времени носит название: Terra Australia incognita — Неизвестная Южная земля.

Свое начало она — так ее обычно изображают картографы того времени — берет где-то в районе Новой Гвинеи (чго собой представляет эта самая Новая Гвинея, тоже еще не ясно: самостоятельный ли остров или оконечность Южной земли) и, расширяясь, тянется через южные широты Южного моря к Магелланову проливу.

Отправиться на поиски Неизвестной Южной земли можно было только из Перу — при соответствующем разрешении, конечно.

Все было, однако, непросто. Помимо всего прочего, тот, кто хотел служить на судах испанского королевского флота, подвергался строгому экзамену в так называемой Торговой палате, которая еще со времен Америго Веспуччи была одновременно и своего рода навигационной школой и школой картографов. Ни один корабль не мог выйти без ее ведома из Севильи, главной испанской гавани, и никто не вправе был ступить на палубу корабля, идущего в Новый Свет без ее разрешения. Что уж там говорить о тех, кто вел корабли, о кормчих, которым доверялись секреты атлантической службы. От них требовали не только знания географии, космографии, морского дела, правил кораблевождения, но в довершение всего еще и доскональнейшего знания маршрутов, по которым шли корабли в Новый Свет и обратно..

Кроме того: в испанские владения в Америке допускали только тех, кто мог доказать, что в числе их родственников и предков нет иудеев и мавров. Не разрешался въезд и новообращенным — тем, кто, отрекшись от веры отцов, перешел в католицество.

С этой стороны Киросу как будто не угрожали неприятности. Но вот экзамен, несмотря на то, что у него был диплом португальского кормчего, ему держать пришлось. Экзамен проводила целая комиссия во главе с главным кормчим испанского флота. В нее входили космографы, служившие в палате, и пять-шесть опытных кормчих. Как потом вспоминал Кирос, это было нелегкое испытание. Дотошно и строго проверяли кормчих в Торговой палате. Вдобавок следовало иметь еще и определенный стаж плаваний.

...И вот наконец получен еще один диплом. Официальные преграды позади. Кирос отправляется в Перу. К сожалению, мы не знаем точно, когда это было. Известно лишь, что в 1590 году у него родился сын. Жена Кироса, донья Анна Чакон де Миранда, родом из Мадрида, была чистокровной испанкой, дочерью лиценциата Хуана Коведо де Миранда.

Взял ли Кирос с собой семью сразу, приехала лиона потом? Увы, и о семейной его жизни мы осведомлены очень плохо.

Небыстро совершались путешествия через Атлантику в те времена. В одиночку суда не пересекали океан: в гвинейских и антильских морях разбойничали пираты, и давно уж корабли из Севильи, равно как и в Севилью, ходили большими эскадрами, 30—40 торговых судов и не меньше десятка конвойных, военных. Снарядить такую флотилию было задачей хлопотливой. По три- четыре месяца длились приготовления, да и через океан шли не слишком ходко. Порой приходилось неделями стоять у Канарских островов или у Малых Антильских, пережидая бури. И штили тоже частенько задерживали флотилии.

В Карибском море корабли обычно расходились: те, которым надобно было попасть в Мексику, поворачивали на северо-запад, к Гаване и Вера-Крусу. Остальные направлялись в гавань на Панам'ском перешейке, носившей звучное имя Гавани Господнего имени. Дальше начинался переход посуху, дорогой, проложенной конкистадорами вдоль тихоокеанского берега — в Перу.

Расположенная на западе вновь открытого материка, омываемая водами безбрежного Тихого . океана, эта страна была одним из основных плацдармов, захваченных испанцами в Новом Свете.

В своем большинстве завоеватели населяли города. Что же касается коренных жителей —индейцев, те в основном жили в деревнях и умирали там же. Умирали раньше времени от голода, побоев, изнурительного, непосильного труда; их буквально сживали со света, не зная никакого удержу в своей алчности, бесчисленные большие и малые новоявленные «господа», владельцы земельных угодий, «хозяева» копий, торговцы, чиновники.

«...Так уж повелось, что сюда попадают ненавистники всякого рода, люди надменные, много о себе мнящие, и они только и думают, как бы побыстрее нажйть деньгу», — отметил в своем дневнике один из их современников.

«Городом волхвов» нарек новую столицу Перу основавший ее 6 января 1535 года, в день «Святого крещения и трех волхвов», Франсиско Писарро. Ему хотелось, чтобы она находилась на побережье, но в то же время и не вполне на берегу моря. Такое место на плоской и унылой прибрежной равнине удалось разыскать в долине небольшой реки Римак. Чуть смягченное на испанский лад наименование это стало вторым, более прозаическим названием города. Лимой именовали его, и был он расположен в восьми милях от моря, морскими воротами Лимы был бойкий порт Кальяо.

Настанет еще время, когда в середине XVII века каменщики и архитекторы, прибывшие из Испании, в первую очередь из Андалузии, окончательно придадут Лиме ее характерный испано-мавританский облик.

Пока же каменных домов в городе было немного. В основном же их возводили из адобы — кирпичиков, смешанных с соломой и овечьим пометом, а потом высушенных на солнце. Эти постройки белили, украшали верандами, резными деревянными балконами, и, право, они со своими дверьми-порталами почти не отличались от обычных испанских домов, даже решетки на окнах были. Разумеется, немало насчитывалось в Лиме простых, без всяких затей глинобитных хижин.