Колумб Австралии

И снова, как у Сесы, в Риме, Кирос подвергается своего рода проверке. Снова должен он показывать карты и записи, рассказывать о своих планах. Его слушают внимательно, многие из присутствующих здесь знают его, он рассказывал им семь лет назад по возвращении из Манилы о том, как все было. Ему задают вопросы, он на них отвечает, и как будто ответы вполне удовлетворяют аудиторию. Все же чувство смутной тревоги не оставляет Кироса. Такое впечатление, что вице-король не слишком доволен всем происходящим, что он в чем-то не согласен с тем, о чем здесь говорят.

Это ощущение соответствует истине. Все становится ясным, когда вице-король внезапно вносит еще одно предложение. Не считает ли Кирос, что было бы лучше избрать основной базой и исходной точкой для планируемой экспедиции не Перу, а Манилу? Она ведь ближе к цели?

Ход, уже хорошо знакомый Киросу. Но и он успел кое в чем поднатореть во время своих хождений по канцеляриям в Мадриде. И потому спокойно говорит: какая- то доля истины в словах его светлости есть, от Манилы действительно ближе к цели. Но в Маниле слишком мало людей, там не найдешь нужных кораблей. И он не может не обратить внимания высоких господ на то обстоятельство, что в предписании, а его подписал сам король, названы не Филиппины, а Перу. Хорошо ли будет, если нарушат волю короля?

Затем он спокойно вынимает из папки копию привезенного им указа (канцелярские крысы в Мадриде давно уже научили его этой нехитрой, но крайне необходимой тактике: иметь при себе копию документа!) и, вежливо испросив разрешения у несколько оторопевшего вице-короля, говорит:

— Господа, дабы не было недоразумений, разрешите еще раз ознакомить вас с указом.

Попробуй скажи-ка, «нет»! Монтерею не остается ничего другого, как согласиться. На минутку, прервав Кироса, он успевает только заметить, что, разумеется, ему и в голову не приходило нарушать приказ. Речь идет об интересах дела. И в этой связи следует сказать, что, по его мнению, не^худо бы еще раз продумать весь план. Может быть, есть смысл внести в него кое-какие поправки.

— Вряд ли, — в тон ему отвечает Кирос, — можно что-либо возразить против тех или иных поправок, буде они появятся. Мне, однако, поскольку разговор зашел об общих принципах, Хотелось бы напомнить, что в указе его величества сказано: «Капитану Киросу следует незамедлительно отправиться в путешествие, которое должно начаться в Перу, и я предписываю и приказываю вам по его прибытии в Лиму предоставить ему два очень хороших корабля, которые удовлетворяли бы его, с соответствующей командой, а также снабдить корабли необходимыми съестными припасами, оружием и боеприпасами в достаточном для столь далекого путешествия количестве... Имейте в виду, моя воля состоит в том, чтобы упомянутый капитан Кирос отправился в своё путешествие безотлагательно...»—Кирос останавливается. Он видит, как багровеет вице-король, и посему предпочитает — не надо дразнить гусей — опустить концовку.

Но вице-король ее читал и отлично знает: указ заканчивается так: «Я возлагаю на вас ответственность и приказываю вам со всей определенностью наибыстрейшим образом исполнить приказание, не ссылаясь на трудности и не проявляя сомнения... И на та, что этот указ'прислан не через Совет по делам Индий».

Король Филипп III, или, точнее, чиновник, составлявший указ, неплохо, очевидно, знал все хитрости, к которым прибегали -всесильные наместники, когда по той или иной причине хотели отложить в долгий ящик полученное предписание. Да и Кирос кое-чему научился за то время, что волею судьбы месяцами обивал пороги мадридских канцелярий: иногда необходимо и припугнуть противника, средство это сильное.

Но Кирос — всего лишь безвестный капитан. И вице- король — о, разумеется, воля короля для него закон! — продолжает настаивать: в проекте есть неясные места, кое-что нуждается в уточнении.

Что сие означает, Киросу, известно хорошо.. На вооружение взята тактика проволочек. Худо будет, если не удастся преодолеть все препятствия до^ начала октября: дальше начнется не слишком подходящий для далеких путешествий сезон. И пока медленно и со скрипом вертятся колеса перуанской бюрократической машины, пока отдельные детали предстоящего плавания рассматривают большие и малые комиссии, время идет,, неделя, бежит за неделей.

Переговоры, переговоры, переговоры — на рынках, в чиновничьих апартаментах, в монастырях, в казармах. И везде нужен глаз да глаз.

Корабли уже грузят, когда Киросу внезапно наносит визит неожиданный гость — Фернандо де Кастро, муж Исабель.

— Чем обязан? — несколько недоуменно спрашивает Кирос.

— Не на Соломоновы острова собираетесь? — вежливо осведомляется Кастро, т— Супруга просит напомнить: верховные права на острова по наследству от Менданьи перешли к ней. И она категорически возражает против того, чтобы вы или кто-нибудь другой отправились к этим землям.

Приходится показать соответствующее место из предписания короля: -

«Приказываю капитану Педро Фернандесу Киросу, португальцу, проследовать в город Лиму, в Перу и.с двумя, кораблями, обеспеченными людьми, продовольствием, снаряжением и боеприпасами, отправиться оттуда к Новой Гвинее, Большой Яве (под, этим подразумевалась Южная земля. — А. В.) и другим южным землям и островам и возвратиться в Испанию, дабы поведать мне о том, что было им увидено и открыто».

Едва заканчиваются переговоры с Кастро, как грядет очередная неприятность. Суть завязавшегося спора — в истолковании королевского ордонанса, в котором (настоял-то на этом сам Кирос!) устанавливалось, что на случай гибели или смерти начальника экспедиции должен быть официально назначен его преемник. Кирос считал, что он сам во время плавания сделает это. Вице- король требует, чтобы преемник был назначен сейчас. Иными словами, он хочет навязать человека, который может оказаться заинтересованным в смерти Кироса.

Спор, во всяком случае внешне, заканчивается победой Кироса. Но, как выясняется впоследствии, некоему капитану был тайно вручен перед отъездом запечатанный пакет. В пакете — и капитану сие известно — распоряжение: в случае смерти Кироса он назначается преемником командующего флотилией.

И опять-таки, вопреки желанию Кироса его заставляют взять главным кормчим некоего Хуана Очоа, ставленника вице-короля.

...Эскадра еще не вышла из Кальяо, а уже по всей Лиме ведутся разговоры: как это так, безродный моряк, к тому же португалец — и будет главенствовать над кастильскими идальго! Дело доходит до того, что Киросу запрещают в Кальяо поднять свой собственный флаг: это-де разрешается только флотоводцам в чине генерала.

Вот когда начинают сказываться результаты излишней скромности Кироса, его неумение добиваться чего- либо для себя лично.

И все же понемногу все сдвигается с мертвой точки. К назначенному сроку на кораблях собирается команда— среди матросов немало таких, по которым плачет виселица, есть и такие, которые давно уже страдают от козней зеленого змия, есть должники, спасающиеся от кредиторов. Но немало и толковых людей. И несколько отличных офицеров: Леса, второй командир капитаны, Торрес, капитан альмиранты, которые становятся близкими друзьями Кироса; капитан морских пехотинцев Родриго Мехиа, а также Берналь Черменьо, капитан шлюпа (не два, а целых три корабля получает Кирос, правда, третий — совсем крошка). К верным Киросу людям следует отнести двух его племянников — тех самых, которых он взял с собой в Каракасе, и двадцатипятилетнего поэта, родом из Севильи, Луиса де Бельмонте. Он упросил Кироса взять его с собой в путешествие и стал секретарем главы экспедиции и ее главным летописцем.

Нельзя отказать в опыте и знаниях капитану капитаны Диего де Прадо. Но он высокомерен и груб с подчиненными. Он зол и завистлив, тщеславен и спесив, этот человек, который с самого начала резкр неприязненно держится по отношению к Киросу. Это у него, ненавидевшего «выскочку», «португалишку», «счетовода», как именует Прадо начальника экспедиции, у него, в чьич жилах течет голубая кровь потомственного родовитого испанского дворянина, хранится запечатанный пакет, о коем мы упомянули выше.