Просительница

Тайный совѣтникъ поблагодарилъ, и проводилъ гостью до передней.

Передъ вечеромъ того-же дня, Полина Дмитревна подъѣхала на извощикѣ къ воротамъ большаго дома, прошла черезъ асфальтовый дворъ, поднялась по весьма опрятной лѣстницѣ въ третій этажъ, и позвонила. Въ прилично убранной гостиной, куда она вошла, пожилая дама раскладывала за круглымъ столомъ пасьянсъ, а пожилой мужчина прохаживался изъ угла въ уголъ, съ папироской въ зубахъ.

– Наконецъ-то! Ну, какъ? – оба въ одинъ голосъ спросили вошедшую.

Дѣвушка молча вытащила изъ кармана жакетки нѣсколько мелко сложенныхъ бумажекъ. Дама, старательно расправляя складки, сложила ихъ одну на другую.

– Сто двадцать! – сказала она, и поглядѣла на мужа. Тотъ выразилъ на лицѣ что-то одобрительное, и нѣжно посмотрѣлъ на дѣвушку.

– Уфъ, но до чего-же я измучилась! – произнесла та, опускаясь въ кресло. – Ты, мама, представить себѣ, не можешь, какъ это измучиваетъ. Вѣдь ни одна актриса такъ не разстраиваетъ себѣ нервы, какъ я!

– За то ты у насъ сокровище, Шура! Ты кладъ нашъ! – произнесла мамаша, и потянувшись, поцѣловала ее въ голову.

– Маскотта! хи! – усмѣхнулся отецъ.

– Но вѣдь ужъ вечеръ на дворѣ; я думаю, ты проголодалась страшно? – вспомнила хозяйка. – Я велѣла весь обѣдъ для тебя на плитѣ держать.

– Нѣтъ, мама, ѣсть я совсѣмъ не хочу. Представьте себѣ, что въ одномъ домѣ меня даже обѣдать заставили. Познакомили со всѣмъ семействомъ, съ дѣтьми… вотъ забавно было! Ѣмъ, а сама все платокъ къ глазамъ подношу. Шоколадный кремъ подали, а я въ слезы… А дали всего только десять рублей.

– Все-таки, сто двадцать рублей въ одинъ день – пусть-ка другой кто-нибудь соберетъ такъ! – замѣтила мать.

– То-то, вотъ у васъ какая дочка, – произнесла весело дѣвушка; – но только вотъ что, мама: сто рублей вамъ, а двадцать мнѣ самой нужно. Двадцать вы мнѣ отдайте.

– Зачѣмъ тебѣ? – недовольнымъ тономъ спросила мать.

– За домино заплатить надо. Я теперь лягу спать, а потомъ уѣду. Сегодня маскарадъ.

– Глупости, будетъ тебѣ по маскарадамъ шляться. Ничего изъ этого хорошаго не выйдетъ.

– Ладно, буду я васъ слушаться.

– Не позволю, не пущу.

– Какъ? – протянула дѣвушка, прищуриваясь и чуть усмѣхаясь своими тонкими губами.

И даже не считая нужнымъ настаивать, она лѣниво поднялась съ кресла и пошла усталой походкой къ дверямъ.

– Если просплю, въ одиннадцать часовъ разбудите меня, – спокойно и властно распорядилась она, обернувшись на порогѣ.

– Вотъ, вѣдь, что съ ней подѣлаешь? – отнеслась пожилая дама къ мужу. Тотъ только махнулъ рукой.