Тьма всех ночей

Неужели отголоски падения империи никогда не затихнут? Ильказар стал пылью и прахом, но эхо ужаса от его падения до сих пор мстит его разбросанным правнукам. Крылья ненависти все еще осеняют их жизни словно голодные стервятники.

Внизу у башни еще шумела толпа.

— Скажи мне, Рольф, только честно: разве не стало людям лучше с тех пор, как я пришла? Разве не стали ниже налоги? Разве я не забочусь о бедных? Разве я не заменила продажное, ленивое, безразличное правительство на честное, деятельное и ответственное? Разве я не задавила преступные организации, которые, по сути, до моего прибытия были вторым правительством? — Она содрогнулась, вспомнив ряды голов на пиках, выставленные над городскими воротами. — И денежная помощь торговле с Итаскией и Прост-Каменцем?

— Все это правда, но такие вещи ничего не значат для глупцов, принцесса. Я знаю. Я вырос здесь. Ваши реформы нашли поддержку у мелких торговцев, ремесленников, особенно у меховщиков и скорняков, у гильдий и у способных думать тружеников. Все они были в ужасном положении при старом правительстве и преступных синдикатах. Но большинство людей не хотят оказаться одураченными крючкотворством ваших указов. И богачи, и смещенные советники продолжают говорить, что это так. А кроме программ, на которые не обращают внимания, вы еще иностранка и узурпаторша. — Он слабо улыбнулся, пытаясь прояснить суть дела.

Но в комнате все еще висел холод.

Непанта ослабила напряженность Рольфа одной из своих редких улыбок.

— Иностранка, следовательно — тиран, да? Даже если их неблагодарные животы, заполнены в первый раз за многие годы? Ладно, не важно. Их мнение не заботит меня, пока они ведут себя прилично.

Какое-то время она размышляла. Рольф молча ожидал, не обращая внимания на ту боль, которую вызвали его объяснения. Наконец Непанта сказала.

— Я помню слова древнего мудреца, они записаны на старом свитке у нас дома. Он писал: «Человек мудр только тогда, когда он боится потерять разум», а дальше выводил, что народные массы — ослы, поскольку они не понимают, что уже знают все, что стоит знать.

Рольф ничего не ответил и казался необычно задумчивым возможно, потому, что принцесса была необычно разговорчивой… Она раздражала его сменой тем.

— Что, у этого человека привычка говорить обо мне?

— Нет, принцесса. Каждый день это что-нибудь новое и, прошу вашего прощения, всегда нечто идиотское. Насколько я знаю, сегодня его первое политическое выступление, хотя это можно и оспорить.

Холодный ветер дул, набирая силу.

— Ну, например.

Рольф, почувствовав себя на безопасной территории, расслабился и хмыкнул, вспоминая образцы самой несусветной чуши.

— Вот только вчера он заверял, что Земля — круглая.

Непанта, которая знала, посмотрела с осторожным изумлением.

— Еще пример!

Без усмешки Рольф торопливо сказал:

— Перед этим он говорил, что Солнце — просто звезда, только близко от нас. Философ Скаане оспорил его утверждение. У них была настоящая дискуссия психов, и Скаане утверждал, что Земля вращается вокруг Солнца…

— Что он говорил за день до этого? Рольф с трудом сохранял выдержку.

— Что-то религиозное — вроде того, что при каждом седьмом перевоплощении душа переселяется в животное, которое ему больше всего подходит по характеру. Так, он объявил, что его осел — это Вилис, последний король Ильказара.

По губам Непанты скользнула тень улыбки. — Продолжай.

Рольф ухмыльнулся. Он уже вспомнил прекрасный образчик.

— Ну, за последнюю неделю Земля изменила форму. Она стала большой лодкой, плывущей по морю эскалонианского вина, при этом судно движется гигантской уткой, которая гребет за кормой. В тот день он был пьян, может, поэтому он видел вселенную как море вина.

Еще одна из редких улыбок мелькнула на лице Непанты.

— Приведи его сюда!

— Госпожа, если мы его сейчас остановим, они пойдут на штурм дворца!

— Хорошо, подожди, пока он закончит.

— Слушаюсь.

Она пересекла комнату и подошла к северному окну. В отдалении неясно вырисовывались одетые снегом вершины Крачнодианских гор. Северный ветер ворчал, грозя снегом.

Салтимбанко понял важность появления Рольфа, как только тот показался в дверях башни. Еще через пять минут Салтимбанко успешно закруглил свою безумную речь, приведя ее к шумному и веселому заключению. Через четверть часа площадь перед башней опустела, толпа схлынула, освободив место для ослика и ящика для пожертвований. Ящик был переполнен.

Рольф пригласил толстяка в башню. Внутренне содрогаясь, Салтимбанко последовал за ним. Он добрался до покоев Непанты, пыхтя и хрипя, как умирающий дракон. Он покраснел, а лицо стало влажным от пота.

Дверь была открыта. Рольф вошел без доклада.

— Вот человек, которого вы затребовали, госпожа.

Отвернувшись от окна, Непанта ответила:

— Спасибо, капитан. Вы можете идти.

— Но…

— Вы говорили, что он безвреден.

— Да, но…

— Если мне понадобится помощь, я закричу. Ступайте!

Рольф вышел.

Непанта посмотрела на своего посетителя и сказала:

— Ну? — Когда тот не ответил, она повторила громче.

Салтимбанко постарался не сдержать изумления, которое эта женщина вызвала в нем. Она была прекрасна — с волосами цвета воронова крыла, глазами черного дерева, нежным овалом лица… Действительно ли он заметил одиночество и страх за нахмуренным лбом, которые более или менее предвидел? Он был удивлен. Эта женщина вовсе не была той старой гарпией, которую он заранее невзлюбил. Может, в начале своего тридцатилетия, никак не старше. Его невинные глазки нагло изучали ее тело. Салтимбанко заподозрил, что задание может оказаться менее неприятным, чем он ожидал.

В этот момент ее голос вернул его к реальности.

— Да, женщина? — Полностью следуя своей роли, он не кланялся знати и не признавал превосходства.

— Учитель, кто ты? — спросила она, награждая его ученым титулом. — Что ты собой представляешь?

Это был неожиданный вопрос, но уличная практика научила его давать туманные, но важно звучавшие ответы.

— Сам-друг семь Салтимбанко. Есмь самый смиренный, прибитый бедностью ученик Единой Великой Правды. Есмь единственный Истинный Пророк. А также Спаситель Мира. Есмь Поставщик Космической Мудрости в изношенных одеждах. Есмь сын Короля Оккультных Знаний…

— И Принц Обманов! — засмеялась Непанта.

— Это только одно из лиц тысячегранной драгоценности Великой Правды:

— И в чем же состоит эта Великая Правда?

— Великая Правда? Эгей! Это чудо всех времен, разворачивающееся перед мерцанием в огромных и прекрасных глазах дамы…

— Короче, без базарных баек.

— Итак. Великая Правда заключается в том, что все — обман. Все люди лжецы, все вещи врут. Вселенная, Время, Жизнь — все только огромные космические розыгрыши, из которых сотканы маленькие ежедневные обманы. Даже сама Великая Правда недостоверна.

Непанта скрыла свое изумление, заслонив лицо ладошкой.

— Не оригинально — это из Этриана Ильказарского, жившего пять веков назад, но тем не менее интересно. Ты всегда следуешь своему кредо и не говоришь ничего, кроме вранья?

— Безусловно! — Он прореагировал так, словно была затронута его честь.

— И еще одно. — Она снова засмеялась — и с удивлением обнаружила, что смеется. Сколько времени прошло с тех пор, как она смеялась последний раз просто потому, что ей было забавно? И сможет ли этот толстяк, который был далеко не так глуп, как изображал, заставить ее и плакать? — Почему ты проповедуешь такие странные вещи?

Салтимбанко, спрятав испуг под маской беззаботности, тщательно подумал, прежде чем ответить. Здесь будет наиболее уместно небольшое полуправдивое, но в целом ложное направление разговора.

— Многочисленное количество людей, которые считают меня просто громогласным вздорным брехуном. Эгей! Это они большие дураки. Они приходят, радуются представлению, ага? Итак, после представления многие приходят к бедному толстяку, дают ему денежки, чтобы уберечь себя от себя. Подумайте, великая госпожа! Много людей сегодня толпились перед башней, ага? Может, три, четыре, пять тысяч. Может, одна тысяча из них пожалела слабоумного. Каждый бросил один грошик — один фиговый грошик, хотя некоторые давали и больше, — в корзину, которую видели на очень печальном и по виду голодным ослике, который принадлежит кретинскому поставщику проповедей. Сам-друг считает прибыль. Имею сейчас десять крон и более, доходы одного месяца. И вот таким манером проходит каждый день года. Сам-друг, будучи бережливым, стал вдруг так богат, как самый богатый из смеющихся над безмозглым проповедником, Эгей! Тогда сам-друг будет смеяться сам! Но молчание, полное молчание! Людей легко довести до убийства.