Беглецы

Грянул такой хохот, что потолок пещеры едва удержался на своем месте, готовый обрушиться в любую минуту.

Глядя на маленького человечка, нелепо размахивающего короткими руками, можно было подумать все что угодно, но только не о том, что

Мойли способен удержать женщину в повиновении.

Возникшая перепалка немало позабавила барона Осгорна. Девушка также не осталась безучастна к метким наблюдениям находчивого пикта. Румянец, вспыхнувший на ее бледных щеках, свидетельствовал о том, что она, по крайней мере, не скучает. Тем более что ее спутник делал все, чтобы скрасить ее пребывание в таком разношерстом обществе.

Барон Осгорн велел падать Мойли прохладного вина, дабы успокоить карлика крепким хмельным напитком.

Ибо зрелище маленького раскрасневшегося человечка, осмеянного толпой грубоватых великанов, способно было растрогать даже камень, будь у него сердце вместо твердой начинки.

Ночь прошла спокойно, если не считать гулкого эха снежной лавины, сошедшей с горного хребта где-то на юго-востоке.

К утру небо снова заволокли тучи.

Низкая свинцовая мгла нависла над седыми утесами. Снежная поземка, спускающаяся со склонов гор, не предвещала ничего хорошего.

Одно утешение: жгучий морозец несколько поубавил свою прыть.

Быстро позавтракав, отряд двинулся дальше.

Барон Осгорн и грозный Силак скакали впереди, о чем-то тихо переговариваясь.

Возле девушки держался Мойли, стараясь развлечь ее забавными ужимками и стародавними шутками. Их беспрестанно опекали шестеро скуластых мужчин с раскосыми глазами. В их быстрых движениях угадывалась настоящая сноровка тертых воинов, смертельно-опасных для лютого врага и надежных для товарища.

По приказу барона Осгорна они и близко никого не подпускали к молодой женщине. Судя по длинным черным косичкам, виднеющимся из-под пушистых горностаевых шапок, родом они были из малоизвестных северных племен.

Эти молчаливые суровые воины почти не разговаривали друг с другом, перебрасываясь короткими односложными фразами, похожими больше на клекот степных ястребов, чем на людскую речь. Облаченные в добротные доспехи из фарсунской стали, они зорко посматривали по сторонам.

Кулл ехал молча.

Его рысак был неутомим, словно ветер, повинуясь малейшему движению опытного седока. С каждым пройденным часом этот сильный каурый жеребец нравился атланту все больше и больше. Он прекрасно чувствовал всадника, настороженно косясь на него карим глазом.

Копыта звонко стучали по снежному насту. Покачиваясь в седле, Кулл неспешно размышлял о том, как подчас неприхотлива и затейлива судьба человека.

Она бросает его из крайности в крайность, заставляя прибегать к самым различным уловкам, которые предназначены только лишь для того, чтобы он беспрестанно боролся за свое существование.

«А все потому, — услышал атлант как-то раз от желтолицего косоглазого мудреца, прибывшего из таинственной и загадочной страны, лежащей где-то за восточными пределами Грондара, — что в этом причудливом мире нельзя всю жизнь отсидеться ни за пригоршнями золота, ни за крепкими стенами, ни за чьей-то могучей спиной. Ибо жизнь, со всеми своими напастями, словно хитрая змея, рано или поздно найдет слабое место и проникнет в твою житейскую крепость, сумеет сделать так, что ты потеряешь все, чем сумел обзавестись за долгие годы. Запомни, мой юный друг, — произнес напоследок этот желтоликий мудрец. — Только те, кто плывут против грозного течения, выбираются к верховью чистых вод. Те же, кто покорно следуют общему потоку, бессловесно гибнут в пучине скучных обстоятельств».

Пригоршня колючего снега, брошенная в лицо холодным порывом ветра, заставила Кулла пригнуть голову.

Мойли совсем согнулся в седле, защищаясь от налетевшей поземки.

Брул добродушно ухмыльнулся, искоса посмотрев на маленького седока.

— Что, коротышка, уже начал клевать носом, не успев отогреться возле ночного костра? — поинтересовался он у него.

— Да нет, — бодро ответил маленький человечек. — Просто ищу на снегу следы пиктов. Может, они все-таки вернутся и заберут своего болтливого сородича с собой. Иначе кто им будет рассказывать, какие они славные воины. Ведь их язык так остер, что пробивает доспехи не хуже трухлявой палки…

Несмотря на суровую обстановку, царившую вокруг, люди беззлобно засмеялись.

Прислушиваясь краем уха к словам остроумного Мойли, Кулл все больше погружался в собственные мысли.

Размышляя о замысловатости происходящих событий, он легко касался как далеких воспоминаний детства, так и нынешних дней. Его голова была свободна от тягостных ощущений жалких простолюдинов, которыми буквально кишели окраины больших и малых городов.

Кулл был молод и полон сил, но жизнь одиночки, беспрестанно попадающего из одного переплета в другой, наложила на него свой неизбежный отпечаток.

Из разнообразного количества людей, населяющих просторы земли, его отличало не так уж много: всего лишь непоколебимая вера в собственные силы и мужественный характер, подчеркнутые внушительным ростом и твердой волей.

Потомку легендарных атлантов было не свойственно попусту терять драгоценное время.

Он ценил только прямые поступки и надежное плечо друга, не слишком жалуя тех, кто злоупотреблял как праздной болтовней, так и бессмысленным возлежанием на пуховых подушках. Досужие сплетни были ему так же чужды, как песок горячей пустыни для морской рыбы. Сотни мелких стычек с разбойниками и десятки суровых схваток оставили на его теле множество узловатых шрамов, ничуть не осквернив ни его души, ни прямых и честных помыслов.

Чистый, как родниковая вода заоблачных ледников, с мышцами, полными могучих сил, прямой, как летящее копье, он не нуждался ни в пустой жалости, ни в глупом сочувствии, ни в красноречивых уговорах.

Даже воля Богов значила для него не слишком много, ибо их заоблачное участие в людских делах выглядело порой весьма сомнительно, чего нельзя было сказать о хитром коварстве и подлой жестокости.

Нет, — думал атлант, — что бы там не уготовили ему создатели вселенной и каков бы ни был на этой земле его жребий, капризы фортуны волновали его так же мало, как вой степного волка, загоняющего несчастную жертву в смертельный капкан. Он терпеливо сносил все тяготы судьбы, зная наперед, что час его неизбежно придет.

Покинув скалистые берега далекой родины, Кулл окунулся в мир полный неведомых и жестоких опасностей. Перед его спокойным взором менялись великолепные города, богатые государства и экзотические страны. Мелькали незнакомые лица и бесконечные лиги замысловатых дорог.

Вглядываясь в туманную даль будущего, он видел, понимал и чувствовал, что старый привычный мир с каждой пройденным мгновением меняется прямо у него на глазах. Время широкой поступью меняло лик планеты, и Кулл был свидетелем и участником этих необратимых перемен.

Гибли люди, повергались в прах белокаменные столицы и неприступные башни всесильных владык.

Атлант проезжал мимо, не слишком отягощаясь тем, что видели его глаза и слышали уши. Всесильные Боги знают лучше, какие детали пришло время убрать с полотна вечности и что должно исчезнуть во тьме быстротечных веков.

Какой смысл попусту сожалеть о том, чего не в силах исправить. — Кулл глубоко вздохнул. — Что выбито в скрижалях предначертанных событий никому еще не удавалось отменить? Мало ли цивилизаций и континентов кануло во тьме быстротечных веков…

Как ни жаль ушедших лет, бессмысленно горевать о том, что было и прошло? Куда важнее жить тем днем, который дарован самой жизнью. Тем более что каждый новый день несет в себе достаточно изменений, с которыми всесильные

Боги вряд ли бы сумели управиться, не будь у них тех, кто поклоняется им из поколения в поколение, надеясь только на то, что Боги не оставят их без щедрой награды.

По лицу атланта пробежала легкая тень, губы тронула ироническая усмешка.

Во имя Валки, если этому миру суждено погибнуть, даже и тогда Кулл не откажется пройтись по его развалинам в надеже испытать предназначенный рок на прочность.