Рыжий и полосатый

Юрий Васильевич привычно вслушивался -- он любил футбол. Однако узнать окончательный счет так и не смог - было не до того. Экран внезапно померк, словно на серую чашу стадиона "Раздан" опустилась грозовая туча, пробежали пестрые полосы и зигзаги, а потом экран опять вспыхнул, сияя такими яркими красками, каких Юрий Васильевич ни в одной телевизоре прежде не видел.

-- Внимание! -- криняул Рыжий и поднял левую лапу, призывая собеседников к тишине.-- Прямая трансляция!

-- Родные края,-- пояснил Полосатый.- Красотища! Страсть как по дому соскучился,-- добавил он печально и глубоко вздохнул.

Юрий Васильевич впился взглядом в экран. Маленький разноцветный шарик плыл в черно-фиолетовом пространстве. Он приближался и приближался становился все больше, он занимал уже весь экран, огромный шар в, красных и голубых пятнах, а на нем -- чуть изогнутая поверхность, вроде гигантской седловины, потом плоскость, изрезанная линиями, которые колыхались и слегка мерцали, меняя оттенки. План становился все крупнее, появилось что-то, напоминающее водоросли; они медленно колыхались, испуская сияние, а между ними плыли, сталкивались и расходились переливающиеся капельки, шарики, шары, облачка, облака...

Юрий Васильевич не знал, как долго продолжалась эта передача. Его будто пробудил от сна голос Полосатого:

-- Будя. Надо экономить электроэнергию. А Рыжий сказал:

-- Трансляция окончена, благодарим за внимание,-- и, подпрыгнув, стукнул лапой по красной клавише.

Странно все-таки устроен человек. Еще три дня назад Юрий Васильевич и не задумывался над тем, есть внеземные цивилизации или нет. А если популярные журналы и воскресные выпуски газет наталкивали его иногда на такие размышления, то вывод его был примерно таким: меня это не касается. Сейчас это его коснулось, причем столь чувствительно, что Юрий Васильевич совершенно изменил свою прежнюю точку зрения. Он никому не мог признаться в этом, поскольку считал свой договор с котами нерушимым, однако ему казалось вполне естественным и несомненным, что далеко-далеко, куда и за тысячу лет не долетят космические корабли на самом лучшем топливе, есть жизнь, непохожая на нашу, странная, чужая, но жизнь, и она вызывала у Юрия Васильевича необъяснимую симпатию, то ли потому, что представители ее явились к нему в таком приятном образе, то ли по той причине, что он видел эту жизнь по собственному телевизору, который уже третий год работает исправно и никогда не обманывает. Если сказано, что фразу по окончании программы "Время" будет показан матч, значит, он и будет показан...

Юрий Васильевич ворочался в постели. Мысли переполняли его, спать не хотелось и он, вспомнив мягкое наставление котов насчет целесообразности и естественности всякого действия, решил не принимать таблетку снотворного, а встать и погулять, коль скоро все равно не спится.

Прогуливаясь по тихому ночному двору, Каченовский размышлял о своем чисто человеческом упорстве, если не сказать упрямстве, с которым он поначалу не хотел принимать котов и поверить в их странную, по человеческим меркам, миссию. Он поймал себя на мысли как заманчиво было бы дать интервью в газету или выступить по радио, лучше даже по телевизору, рассказать о контакте, ответить на вопросы, а совсем хорошо -- вместе с Рыжим и Полосатым прийти в студию и на пресс-конференции, которую, конечно, будет транслировать весь мир, отвечать на каверзные вопросы... О, тщеславие!

Юрий Васильевич расхаживал взад и вперед вдоль дома, изредка задирая голову и разглядывая блеклые в фонарном свете звезды. Все они в равной степени были для него загадкой, и он не пытался отыскать ту, из окрестностей которой он совсем недавно смотрел прямую передачу. К тому же, вспомнил он, кто-то из котов, кажется Рыжий, говорил ему, что эта звезда не только за пределами видимости, но и за пределами радиовидимости, в общем, так далеко, что не объять разумом. Хорошо же он будет выглядеть, если станет трезвонить на весь мир о случившемся! Его одноклассник-невропатолог первым скажет, что вот, мол, предупреждал же -- отдыхать надо, не перерабатывать. И коты улетят на своих плацкартах, не оставив никаких следов: двумя котами больше, двумя котами меньше. Разве что хек, которого он прежде не покупал, потому что всегда недолюбливал рыбу, может послужить косвенным свидетельством. До чего же глупо!

Юрий Васильевич вернулся домой, разделся и лег. Уже светало. Дремота обволокла его, перед глазами поплыли плацкарты с рядками серых мышей, они протиснулись сквозь стену и взмыли в воздух, разрезая атмосферу с воем сверхзвуковых самолетов... Каченовский сел в постели и прислушался. Через открытую форточку доносилось кошачье разноголосье. "Конечно, весна на дворе,-- подумал Каченовский.-- В эту пору они всегда так орут, не надо обращать внимания". Он закутался с головой в одеяло, но, похоже, коты устроили концерт прямо под его окнами, и одеялом не спастись. Юрий Васильевич собрался встать и пугнуть котов, но тут в нестройном хоре ему ясно послышались два хорошо знакомых голоса -- тонкий и басовитый. "Неужто они?" -- удивился Юрий Васильевич. Ему следовало бы разобраться, зачем представители столь могущественной культуры шастают под окнами в кошачьей компании, но до этой мысли он так и не добрался, потому что уснул.

В каком часу Рыжий и Полосатый вернулись домой, Каченовский в точности не знал, но, когда он проснулся, оба тихо спали на ковре посреди комнаты. Стараясь их не потревожить, Юрий Васильевич проскользнул на кухню, поджег огонь под чайником и перешел к обычным утренним занятиям. Когда он, стоя у балконной двери, делал приседания, Рыжий окликнул его шепотом.

-- В чем дело? -- шепотом же переспросил Юрий Васильевич.

-- Мы вас ночью не очень тревожили?

-- Пустяки, не стоит беспокоиться. Только я не возьму в толк, зачем вам это нужно.

-- С этнографическими целями,-- ответил Рыжий.-- Для уяснения некоторых спорных вопросов. Полосатый раскрыл глаза, широко зевнул и сказал;

-- Надо с народом бывать! -- И уснул опять. Днем Юрий Васильевич исправно выполнял привычные служебные обязанности, давал задания и проверял, подписывал чертежи и сопроводительные документы, ездил куда-то что-то согласовывать и принимал кого-то, кто должен был что-то согласовывать с ним,-- словом, шла давно знакомая круговерть, которая приносила Юрию Васильевичу некоторое удовольствие или, может быть, удовлетворение, ибо в конце ее, еще невидимом, были сооружения, в которые он, Каченовский, кое-что вложил, а это всегда радует, как радует сколоченная тобою табуретка, починенный своими руками утюг или написанный рассказ.