Страница 1 из 3
Лев Гурский
Предъявите права!
— Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась!
Громкий голос Ленина сначала взмыл к потолку, отразился от капителей бело-серых коринфских колонн и похожих на огромные аптекарские весы желтых люстр, а уж затем с торжественной неторопливостью опустился на толпу вооруженных людей в солдатских шинелях и матросских бушлатах. Еще мгновение — и зал Смольного взорвался бы продолжительными аплодисментами…
— Э нет, так не годится!
Грациозно переступая через ноги в солдатских обмотках и матросских клешах, по узкому проходу к трибуне шел невысокий, гладко выбритый господин в замечательно пошитой черной фрачной паре. За ним деловитой грачиной походкой следовали еще двое фрачников с увесистыми кожаными портфелями в руках.
По залу пробежал ропот — еще не столько гневный, сколько удивленный: так реагирует медведь на атаку ежика-самоубийцы.
— Вы еще кто такие? — спросил у гостей матрос с забинтованным ухом. — Здесь чего забыли? Или, может, дверь перепутали?
Гладковыбритый остановился на полпути к трибуне, раскланялся во все стороны и, слегка грассируя, отрекомендовался:
— К вашим услугам, Морис Палеолог, посол Французской Республики в России. Со мною мсье Жанвье и мсье Лапуэнт, из Протокольного отдела. — Оба грача с портфелями кивнули в унисон. — А дельце у меня пустяковое, на пять минут. Я лишь хотел предупредить мсье Ульянова, что сейчас он нарушает международное право…
Зал угрожающе взрыкнул, по углам защелкали затворы, однако Ленин жестом опытного дирижера за пару секунд восстановил тишину.
— Вы только взгляните, товарищи, как переполошились господа из Парижа, — с удовлетворением сказал он. — Мы с вами насыпали соли на хвост мировому капиталу, товарищи! Видите, до чего не по вкусу Антанте наша с вами социалистическая революция!
— Отнюдь, мсье Ульянов, отнюдь! — Посол торопливо приложил руку к груди. — Заверяю вас, что Франция исторически приветствует и поддерживает любые проявления либерте, эгалите и фратерните. Позволю себе, однако, заметить, что в данный момент вы имеете право называть происходящие события переворотом, бунтом, народным восстанием… но никак не революцией!
— Вам что же, не нравится это наше слово? — удивился Ленин.
— Наоборот! — с готовностью отозвался Палеолог. — Очень даже нравится! Только оно, мсье Ульянов, извините, наше, а не ваше.
Посол щелкнул пальцами, фрачники тотчас же раскрыли портфели, и на свет была явлена какая-то бумага, украшенная печатями.
— У нас тут неоспоримый приоритет, и вы, будучи юристом, должны это признать, — продолжал француз. — Вот, извольте видеть, документ от 15 жерминаля 1793 года: Национальный Конвент зарегистрировал как товарный знак слово «революсьон» и переводы его на все языки, включая русский. Таким образом, употребляя это слово публично, вы нарушаете наши авторские и смежные права. Если вам хочется и впредь пользоваться этим словом без судебных последствий, настоятельно рекомендую заплатить. В противном случае нам, увы, придется конфисковать в счет погашения долга российскую собственность во Франции… И кстати, мсье Ульянов, до меня дошли слухи, что сегодня вечером вы вступите в должность Председателя Совнаркома — то есть Совета Народных Комиссаров. Заранее поздравляю, но спешу опять-таки напомнить о приоритетах: термин «комиссар» в значении «уполномоченный» возник во Франции еще в XVII веке, а как товарный знак оформлен 7 брюмера 1794 года, вот свидетельство. — Фрачники извлекли из портфеля еще одну солидного вида бумагу. — Без заключения соответствующего договора с правообладателем весь ваш Совнарком будет признан контрафактной продукцией, подлежащей уничтожению по суду. Ничего личного, мсье Ульянов, закон есть закон.
– Да вы с ума сошли, гражданин Палеолог. — Ленин озадаченно потер макушку. — В жизни не слыхивал эдакого архивздора.
– Уж извините, — развел руками посол, — это не мое решение. В данном случае я всего лишь выполняю поручение Раймона Пуанкаре, президента Французской Республики, и…
– Стоп-стоп, мистер Палеолог! Прошу минуту!
В дверях зала возник высокий усатый джентльмен в неброском, но добротном темно-синем шерстяном костюме с позолоченными пуговицами. За спиной усача молчаливо возвышались двое угрюмых верзил в полувоенной форме. К запястью одного из них был пристегнут цепочкой плоский фибровый чемоданчик.
— А вы-то сюда зачем пожаловали, мсье Фрэнсис? — не слишком дружелюбно поинтересовался француз.
Посол Северо-Американских Соединенных Штатов в России Дэвид Роуланд Фрэнсис широко улыбнулся и сделал еще несколько шагов.
— За тем, зачем и вы есть тут, — с заметным акцентом произнес новый гость. — Следить за соблюдением закона об авторских и смежных правах. Вы, по-моему, только что употребили термин «президент». Верно? Я не ослышался, мистер Палеолог?
— Употребил, ну и что с того? — нервно спросил француз.
Прежде чем ответить, Дэвид Фрэнсис коротко кивнул ближайшему верзиле, и из чемоданчика была извлечена внушительного вида бумага, украшенная геральдическим орлом с оливковой ветвью.
— Как вам известно, мистер Палеолог, — сказал американец, — институт президентства в нашей стране имел быть узаконен в 1787 году, то есть на шесть десятилетий раньше, чем во Франции. А недавно юристы обнаружили в Библиотеке конгресса один документ.
— Какой еще документ? — Посол Франции и два протокольных грача тревожно переглянулись между собой.
— Очень интересный, — заверил американец. — Оказалось, еще в 1789 году Джордж Уошингтон сразу после вступления в должность распорядился запатентовать нашу форму государственного правления вместе со словом «президент» на всех языках. То есть теперь наша страна обладает исключительными правами на этот товарный знак. У вас есть выбор: или платить нам за франчайзинг, или менять форму правления. Лично я рекомендую первое. Но мы поймем, если вы захотите вернуться к монархии. Хотя у нас в Америке…
— Уно моменто! Хорошо, что я вас всех застал…
Сгибаясь под тяжестью двух саквояжей, в зал вступил маленький кудрявый человечек в длинном, до пола, кашемировом пальто.
— А вы еще кто такой? — удивился американец.
— Луиджи Ломбарди, третий секретарь посольства Королевства Италии в России, — быстро проговорил коротышка и водрузил свою ношу на пол. — Уф! Посол его величества маркиз Андреа Карлотти де Рипабелла очень извиняется, что не может присутствовать лично — неотложные, знаете ли, дела. Поэтому миссию урегулировать все наши имущественные споры он доверил мне.
— Разве у нашей страны и Италии есть предмет спора? — холодно осведомился американский посол.
— Самая малость, синьор Фрэнсис, — итальянец показал фалангу мизинца. — В архивах Генуи отыскалось завещание нашего славного соотечественника Америго Веспуччи. Представьте: он перед смертью успел оформить бессрочные права на свое имя и все его производные — в том числе название вашей, извините, страны. Юристы уже подтвердили подлинность лицензии, а поскольку прямых наследников синьора Веспуччи не осталось, права переходят к государству. Вы можете заплатить нам за право называться «Юнайтед Стейтс оф Америка» или придумать какое-нибудь другое слово. Попробуйте «Колумбия»: мне кажется, синьор Колумб не оставил завещания. По крайней мере, наши юристы пока его не нашли…
– Абсурд какой-то! — выдохнул мистер Фрэнсис.
– Я бы попросил вас выбирать слова, — кротко заметил итальянец. — Как вы, наверное, знаете, в 4-м разделе 2-й редакции Кодекса Юстиниана за государством закрепляется имущественные права на всю национальную лексику. А поскольку на днях именным указом нашего короля Виктора Эммануила III Италия официально признана правопреемницей Римской империи, каждая латинская словоформа автоматически переходит в разряд зарегистрированных товарных знаков. К примеру, слово «абсурд», которое вы, синьор Фрэнсис, только что употребили бесплатно, имеет латинское происхождение. Как и слово «президент», разумеется. Как и слово «республика», дорогой синьор Палеолог. Как, кстати говоря, и слова «диктатура», «пролетариат», «социалистический» и «федеративный». Это я уже к вам обращаюсь, синьор Ульянов, да-да, к вам… — В полной тишине смольнинского зала Ломбарди приподнял от пола оба своих саквояжа и встряхнул. Внутри что-то зашуршало. — Советую хорошенько обдумать мое предложение, уважаемые синьоры. Мне кажется, лучше все решить… как это по-русски… полюбовно, о да. Захотите судиться с нами, выйдет гораздо дороже. Ну так что: будем платить или…