Нагая мишень

— …в любом случае, если бы она снова пришла, попроси ее об этом.

— О чем?

— Ты все витаешь в облаках. — Какое-то время она с улыбкой глядит на меня. — Знаешь что, спящий рыцарь? Может ты, наконец, умоешься? Ванная рядом.

Я выхожу в прихожую. Снова слышны подозрительные звуки. Сверху доносятся стоны балок и треск горящей крыши. Сквозь окна в комнату врывается треск огня, охвативший деревья. Одновременно, снизу раздаются голоса людей, оживленно обсуждающих празднество. Я уже привыкаю к этой необычной накладке. Нажимаю на выключатель у двери ванной, но свет лампы не разгоняет царящей там тьмы. Разыскиваю мыло наощупь и умываюсь в полнейшем мраке.

София лишила меня одной иллюзии, но погрузила в другую. После разговора с нею в голове у меня сплошная каша. Я догадываюсь, что необычная реальность всего моего окружения является собранием картин из взаимно проникающих трех совершенно различных видений. Такая композиция напоминает мне комбинированные съемки из фильмов на плоских экранах: один раз в них доминирует чудовищная вспышка ядерного взрыва, затем пейзаж, сожженный этой вспышкой, а через них просвечивает живописный вид веселящегося Сорренто.

Эта последняя картина кажется мне наиболее выразительной, хотя иногда мне кажется, будто бы она принадлежит прошлому. Я расщеплен надвое, духовно и телесно: замечаю день сегодняшний в ослепительной вспышке завтрашнего времени или же застряю сегодня с мыслями, блуждающими во мраке дня вчерашнего. Сейчас я умираю, но в не столь отдаленном прошлом могу предотвратить свою смерть. Поэтому, сквозь мираж перепутавшихся стереонов пробивается хоть какая-то надежда. И одновременно, в собственной ситуации я вижу противоречие, столь типичное для явлений, растянутых во времени: бомба, вне всяких сомнений, взорвется; но ведь, раз за несколько дней до взрыва я узнал, где он произойдет, то с легкостью могу катастрофу предупредить.

Бомба взорвется в Неаполе. Через три дня — повторяю я про себя. Нужно как можно скорее связаться с Мельфеи. Пускай отдает приказ выслать самолеты за террористами, разбросанными по тюрьмам на территории всей страны, и пускай всех их соберут в месте планируемого мега-покушения. И сообщение о концентрации «Черных Перьев» следует тут же объявить. Таким образом, мы предотвратим катастрофу.

Но тут же в голову приходит морозящая кровь мысль: «Если мне не удастся связаться с Мельфеи, все потеряно!» Где я, собственно, нахожусь? Живой человек не может перейти рамки экрана. Неужели Ибрагим находится где-то рядом со мной, в Сорренто? На первый взгляд, дом Софии и гостиница на острове стоят рядом друг с другом. А вдруг их разделяет непроходимая стена, и у меня нет возможности попасть в «Бриллиантовое Поместье»? София с Еленой постоянно контактируют одна с другой, поскольку призраки людей (так я это пытаюсь себе объяснить) исчезают с одной стороны экрана и появляются с другой. «Взрыв уже произошел», — размышляю я. «Выходит, должна существовать какая-то причина, которая не даст мне возможности передать ценную информацию».

Я спускаюсь на первый этаж. Несколько минут брожу среди пьяных гостей Софии, на фоне которых мелькают прозрачные тени фигур, принадлежащих иному времени. В доме таких привидений полно, но в одной из комнат никого нет. Там я вижу телефонный аппарат. Он стоит возле окна, залитый лунным сиянием. Рядом лежит телефонный справочник. В нем я нахожу номер телефона «Бриллиантового Поместья» и набираю его.

В трубке раздается голос Мельфеи. Я облегченно вздыхаю и обращаюсь к нему по-английски:

— Говорит Энтони Сухари.

— Сухари?

— Да, это я.

— Где вы находитесь?

— В Сорренто.

— Мы разыскиваем вас уже четыре дня, привлекли специальных агентов. Зачем вы покинули остров?

— Я попал сюда вопреки собственной воли. Но не будем об этом. Расскажу как-нибудь в другой раз.

— Вас похитили?

— Нет.

— Тогда что же произошло?

— Это неважно. Сейчас не стану об этом говорить, поскольку вначале нужно передать вам чрезвычайно важное сообщение. Слушайте меня внимательно.

Я размышляю над тем, как ему все рассказать. Информация секретная и взята из источника, который сам не могу определить. Но на конце языка уже вертятся четыре страшных слова: «Бомба взорвется в Неаполе!»

В трубке слышен голос Мельфеи. Он разговаривает с кем-то, находящимся рядом с ним. В комнату ко мне заглядывает Лючия. Выглядит она сонно. Тут она замечает меня и подходит.

— Я искала тебя по всему дому, — говорит она. — Что ты здесь делаешь?

— Звоню знакомому.

— Такая замечательная погода. Пошли к морю?

— С удовольствием. Сейчас пойдем.

Двери опять открываются. Входит молодой человек и направляется к Лючии. В руках у него две наполненные рюмки.

— Выпьешь со мной? — спрашивает он.

Лючия отрицательно качает головой. Парень ставит рюмки на телевизоре и усаживается в кресло.

— Мельфеи, минуточку… — бросаю я в трубку и с треском кладу ее на подоконнике. После этого обращаюсь к пришельцу: — Не были бы вы столь добры перейти в другую комнату? Мне это крайне важно.

Парень меня игнорирует. Он включает проигрыватель и под звуки музыки из четырех колонок пытается пригласить Лючию потанцевать.

— Вы слышали, о чем я просил? — спрашиваю я у него.

— Да.

— Тогда прошу вас выйти отсюда.

— Зачем?

— Потому что нам хотелось бы остаться одним.

— В качестве гостей, мы все здесь имеем одинаковые права. Этот дом принадлежит Софии.

— Тем не менее, прошу вас выйти хотя бы на пару минут.

— Не понимаю, почему это вы должны остаться, а я — нет.

— А я не собираюсь вам этого объяснять.

— Я пришел сюда не к вам, а к вот этой вот блондинке.

— Она не намерена разговаривать с вами.

— А может вскоре она и передумает. Подождем. У нас одинаковые шансы.

Под стеной появляется полупрозрачная тень человека, который мечется в пространстве, наложившемся на нашем окружении. Огня я не вижу, но догадываюсь, что этот человек превратился в живой факел. Привидение проникает в комнату через закрытую дверь, но уже через несколько секунд исчезает за ними же.

«Так вот почему погиб Неаполь», — думаю я. — Разве можно представить себе более абсурдную причину? Понимаю, что беседу с Мельфеи можно было бы отложить или провести ее с другого места, но сейчас уже не могу сдержать бешенства. Я хватаю нахала за воротник и вытаскиваю его из кресла. По дороге к двери парень бьет меня по голове. Я же отвечаю сильным ударом в лицо. Тот падает на пол, поднимается и пытается продолжить драку. Из носа у него течет кровь. Я вытаскиваю его в прихожую, откуда доносятся возбужденные голоса.

«Сейчас сюда заявятся его дружки», — думаю я и тут замечаю лежащую на подоконнике телефонную трубку. Подбегаю к окну и подношу трубку к уху.

— Pronto! Синьор Мельфеи!

— Слушаю, — отвечает знакомый голос.

— На всякий случай, продолжаем говорить по-английски.

— Согласен. Что это вы так тяжко дышите?

— Потому-что какой-то щенок пытается вывести меня из себя. — Я оглядываюсь в направлении двери. — Вы, видно, догадываетесь, почему я не могу свободно говорить по телефону.

— Это сообщение касается операции МТ?

— Вот именно.

— Так в чем дело?

— Я уже знаю, в каком городе.

— Ну, так где же?

— В Неаполе.

— Интересно.

— Вы меня хорошо понимаете?

— Ну да. Вы утверждаете, будто бы планируемый на шесть вечера шестнадцатого июля финал акции наших противников должен произойти в Неаполе.

— Отлично.

— А откуда вам это стало известно?

Какое-то время я размышляю над тем, что ответить, чтобы Мельфеи поверил, что он может полностью доверять переданному ему сообщению. Мне нельзя открыть, какая картина стоит перед моими глазами, ведь за три дня до планируемого взрыва никакой нормальный человек его увидеть не может. Если же я скажу правду, то, в самом лучшем случае, меня посчитают визионером, без каких-либо оснований на то предсказывающим будущее. И тогда террористов в Неаполе не соберут, а взрыв произойдет на самом деле.