Нависшая угроза

Каждый без исключения мир марки Капеллы послал скульпторов на Нью-Сиртис, во время завершения строительства парка, и они продемонстрировали своё мастерство, чтобы изваять изо льда изображения, показывающие, что Морган значил для них. Множество других планет по всему Федеративному Содружеству, а также многие из Лиранского Альянса, также выслали скульпторов. Эта абсолютная любовь показывала, кем на самом деле был его отец. Во вселенной, наполненной гигантскими шагающими танками, способными сравнять с землёй целый квартал своими лазерами, лучами заряженных частиц, автопушками, почти любого человека можно бояться, любой может быть ненавистен. Но любим? Более того, любим миллиардами? Этого многие лидеры громадных межзвёздных государств, правивших всем человечеством, не могли достичь.

И теперь, ослеплённый собственными замёрзшими слезами, не желая видеть любовь, которой одаряли его отца свои граждане, Джордж медленно шёл по тропе, которую его ноги знали наизусть. Воспоминания детства мелькали в голове как блики молний, озаряя эпизоды с его отцом перед тем, как снова погрузить его во тьму.

Так было всегда. Джордж Хасек был сильным и решительным человеком. Человеком, которого отец вырастил, чтобы править сотнями миров и миллиардами людей справедливо, милосердно и смело – ответственность, возложенная к его ногам много лет назад его отцом и поднятая около пяти лет назад, когда тот пал от руки наёмного убийцы. Ответственность, которую, как в глубине души чувствовал Джордж, он не оправдал. И неважно, какие неподвластные ему события угрожали разрушить работу отца, которая теперь стала его работой. Важно было то, что люди под его опекой расплачивались за его неспособность остановить безумие, которое поглотило Федеративное Содружество. Подобно опасной болезни, гражданская война поразила тело межзвёздного государства и неудержимо распространялась. С первого ужасного инцидента, произошедшего три года назад, Джордж прилагал все усилия, чтобы сохранить людей его марки в стороне от сражений, но это было просто невозможно. Слишком много ненависти. Слишком много недоверия. Слишком…

Он думал, что ещё больше предал отца, не придя сюда сразу после возвращения с собрания Звёздной Лиги. Первый раз за пять лет он пропустил семейную церемонию на годовщину смерти его отца, он не мог встретиться с тенью Моргана так скоро после своей игры против Катерины. Зная, что она скоро ответит, ему нужно было открыть душу отцу, если он хотел иметь какой-то мир в душе перед испытанием.

Пока его мысли проносились в голове, ноги шли по знакомой дороге и постепенно дошли до цели. Тишина нарушалась только ветром, поднявшимся, когда только затих последний скрипящий шаг. Проходили минуты. Вдали от этого места, в мире герцога Хасека Джордж никогда не мог показать слабости. Тут, перед своим отцом, в окружении грандиозного величия и безразличия природы, он мог опустить свои щиты и позволить всплыть на поверхность неуверенности и нерешительности, он мог быть Джорджем.

Но только на мгновение. Его отец учил его слишком хорошо. Медленно он поднял руки в перчатках, сдвинул солнцезащитные очки, чтобы протереть лёд, застилающий его глаза. Тогда, следуя обряду, как и во время каждого визита, он опустил капюшон и сдвинул плащ из медвежьей шкуры назад на плечи. Перед своим отцом он должен стоять с непокрытой головой и открытым сердцем. Ничего между ними – в смерти, как и при жизни.

Даже будучи ростом сто девяносто сантиметров, Джордж Хасек-Дэвион был ниже отца, но его львиная грива и проницательные голубые глаза подчёркивали его грубую красоту и приуменьшали возраст. В свои тридцать пять лет он был равен по влиянию остальным трём фельдмаршалам ФедСода, но был вдвое младше их. Некоторые считали его молодым и неопытным, но Джордж считал это преимуществом перед теми, кто недооценивает его. Преимуществом, которое он подтвердил, показавшись без приглашения на собрании совета Звёздной Лиги в прошлом году.

Под своим меховым плащом он был облачён в парадную военную форму: тёмно-зелёные брюки с красными лампасами и френч с золотыми обшлагами. Герцог также носил чёрные ботинки, но без шпор; первый раз, когда он, надев их, попробовал пройти по льду, стал последним. Золотые эполеты с белыми краями и серебряные солнца на каждом плече говорили о ранге фельдмаршала. В трёхлетней гражданской войне его униформа показывала, чьему делу он предан, и его преданность не относилась к трону Нового Авалона и архонт-принцессе, занимавшей его.

Впереди он увидел вмороженный в лёд могилы отца цилиндрический металлический гроб, в котором вернулся с родных миров кланов Морган. Огромные вытесанные изо льда ноги по обе стороны подымались в воздух, переходя в тело гигантского меха, который стоял вечным часовым над местом, где покоился один из величайших героев нации.

– Отец, – сказал Джордж. Слова, как и все звуки в этой безжалостной стихии, были быстро поглощены. Хотя Морган был благочестивым членом Новоавалонской Католической Церкви, и религия давала ему огромную внутреннюю силу, Джордж не разделял эту веру во всевышнее существо. Он никогда не видел никаких доказательств существования кого-то всесильного и всезнающего. Напротив, вселенная выглядела огромным безразличным местом, где люди и чудовища носили одну шкуру, а любовь, ненависть и жестокость были отмерены поровну. Стоя перед последним пристанищем своего отца, он не мог заставить себя поверить, что Морган жил во славе, рядом с ангелами и Богом.

Джордж верил, что только поступки при жизни имели значение. Если люди приходили на твою могилу из-за того, что ты сделал, если они помнят и почитают тебя, если вся история человечества упоминает тебя, неважно, прославляя или выставляя в сатанинском обличии, – вот что даёт вечную жизнь. Его отец будет жить очень и очень долго.

И всё же, приходя сюда, он чувствовал себя ближе к тому, что он воспринимал как неукротимый дух отца. Он никогда не думал, что Морган вдруг явится ему в пророческом видении, как в Библии или Неоконченной Книге.

Но разговаривать с отцом так, будто бы тот был ещё жив, казалось, всегда помогало ему найти направление в отчаянии или растерянности.

Сегодня, как всегда, он говорил громко, перекрикивая ветер.

– Я поступил правильно? – выкрикнул он. – Или бросив ей вызов так, я был неправ? Ты научил меня, что время действовать – это время, когда бездействие погубит тебя, если ты не будешь делать ничего. Я считал, что если я перехвачу инициативу, она будет реагировать так, как я захочу, и когда я захочу. Правильно?

Когда он начал говорить, голос набрал силы, он начал расхаживать медленными небольшими шагами, как он обычно делал, когда разбирался со своими мыслями.

– Возможно, открыто носить эту форму – это было слишком, – сказал он. – Особенно на совете Звёздной Лиги, где представители других Домов могли видеть, как её собственный герцог бросает ей вызов. Но она не оставила мне выбора.

Он замолк, его мысли заполнились вопросами без ответов. Как она болтала об ужасах этой гражданской войны, о том, что всё это начал Виктор, ложно обвинив её в смерти их брата Артура. Если верить Катерине, то только Виктор нёс ответственность за эту ожесточённую кровавую войну.

– Неужели она столь слепа? – спросил он, и ветер унёс его тихие слова. Виктор мгновенно стал героем, после своего победоносного возвращения с клановских миров, флагом для людей, уставших от политических пристрастий Катерины к лиранцам, и для тех, кто хотел снова видеть верного сына Дэвионов на троне Нового Авалона. Даже если бы Виктор умер через несколько дней после своего возвращения, он стал бы мучеником, которого использовали бы против неё. Могло пройти ещё несколько лет, но результат был бы тот же.

Пока он так расхаживал, стараясь разрешить дилемму и время от времени произнося что-то вслух, тени начали удлиняться, а солнце спустилось к горизонту. Каждый житель Нью-Сиртиса знал, как опасно оказаться на холоде в полной темноте. Но необходимость получить ответ заставила его забыть об этом.