Страница 27 из 61
Да, он всегда хотел быть лучшим! Он всегда был лучшим! И самым гордым… Что осталось от его гордости, и почему так хочется чтобы хоть кто-нибудь его сейчас просто пожалел?
Пожалел?! Темный уже однажды пожалел его, и чем это обернулось… Теперь Диниэр со всей отчетливостью понимал, что должен был умереть. Он должен был умереть, потому что не смог исполнить долг Стража. Он должен был умереть прежде, чем от него остался лишь скулящий от страха и боли ошметок в руках палачей… Он должен был умереть прежде, чем маг Фейт его нашел и…
Он — не хотел умирать!!
Особенно теперь. Он снова отчаянно, до колотья в груди, хотел жить! Исподволь, незаметно, — и тело, и дух восстанавливались. Пусть понемногу, неуверенно, но упорно. Оказывается, он и правда поверил, что он в безопасности, что самое ужасное позади! Что он скоро сможет вернуться домой.
Дом… Диниэр закрыл глаза и попытался представить то, что вспоминал совсем недавно, несколько часов… веков назад. Ничего не получилось. Только удушающий мрак перед глазами. Пусто. Темный говорил, что ничего не изменилось, что природа мудра и по-прежнему любит свое дитя, что их связь крепче, чем та, что возникла, и лес примет его, пропустит…
Это не имело значения! Темный просто не понимал, что он не может вернуться в Альвэлинде. Не таким. Оскверненным во всех смыслах этого слова.
Он никогда не вернется!! — Диниэр вытянулся, широко раскрывая невидящие глаза.
Смешно… Он боялся боли и пыток, а сейчас готов был целовать каленое железо, если бы это могло что-то исправить! Он боялся вторжения мага в свой разум и память… Смешно! Хотя мага он боялся не зря…
С какой стороны посмотреть… Но и это уже не имеет значения!
Он некоторое время малодушно искал способ скрыть от собратьев случившееся, но почти сразу же понял, что это невозможно. Диниэр всем сердцем хотел бы поверить, что отец и Высокий найдут способ его исцелить… Однако давно заученная истина, что изначально чистой душой Тьма завладеть не может, — не оставляла ему даже иллюзий.
Каким бы не был его изъян, Тьма нашла червоточину, и все, что ему сейчас оставалось — это уйти!
Так, как полагается. Парадокс, но прямое самоубийство для эльфа едва ли не больший позор, чем, скажем, групповое скотоложество — настолько же омерзительно! Иное дело 'Тропа', - путь освобождения для усталой души, если у тебя достаточно твердости, чтобы им пойти… В его случае — путь очищения.
Это оказалось даже чересчур легко, хотя некоторое время Диниэр ощущал чужое присутствие: как-будто чей-то голос настойчиво звал его обратно. Это тревожило. Тревога вызывала недовольство и раздражение… Они мешали. Они означали возвращение к боли, бедам и страхам… Диниэр не хотел возвращаться. Он действительно очень устал.
Однако вновь кто-то настойчивый теребил его и тянул обратно: словно звонкий голосок выкликал заблудившегося: Динэ… Динэ…
Динэ!
Не надо! Не стоит… — ответил бы он, но что-то бесцеремонно ухватило и потащило. Зачем? — хотел спросить он, — Разве стоит возвращаться к такому… Разве стоит помнить и жить с ЭТИМ… Диниэр развернул себя, распахивая свою память и не утаивая из своего бремени ни грана перед тем, кто заглядывал в него…
Обратно в жизнь его вышвырнул детский пронзительный крик.
Влетевший вслед за магом Сивилл увидел, как Фейт рванул к себе дочь, разворачивая одеревеневшую, застывшую девочку и обрывая ее контакт с эльфом. Он впился пальцами в виски Ингер, бросаясь как в омут, в черные глаза, ставшие сплошным стынущим мраком: безумно расширенные зрачки, казалось не оставили места даже для белка.
Юноша не мог определить длился ли транс наставника часы или лишь несколько секунд, — время остановилось, пока Фейт пытался вернуть дочь в сознание. Не понимая, что могло произойти и разрываясь от желания помочь при полном своем бессилии, напуганный Сивилл отступил, растеряно оглядываясь… И внезапно встретился взглядом с эльфенком, который забился в подушки, сверкая сквозь упавшие на лицо немного отросшие волосы потемневшими до густо сапфирного цвета глазами.
— Ты… — в следующее мгновение Сивилл уже тряс его за ворот сорочки, задыхаясь и давясь словами, — Ее-то за что?! Она же маленькая! Она ж тебя лечила! Из-за тебя, твари остроухой, плакала!!
Какая-то небольшая часть его существа пребывала в шоке от подобного абсолютно не свойственного ему способа выплеснуть эмоции: юноша был в шаге от того, чтобы самым недостойным способом пересчитать эльфенку зубы, наплевав и на раны, и на то, что пять минут назад сам за него волновался. Но предательство по отношению к девочке, искренне и бескорыстно согревавшей их всех теплом своего сердечка, угроза ребенку просто не способному ни на что дурное, — вдруг задели в нем что-то, о чем он до сего момента и не подозревал.
— Сивилл! — резкий окрик, заставил его разжать пальцы и уронить несопротивляющегося Диниэра на постель.
Фейт поднимался с колен, прижимая к себе дочь. Ингер дрожала, уткнувшись в грудь отца и судорожно обнимая его за шею.
— Мастер… — юноша выпрямился. Страх за девочку одновременно ослаб при виде того, что она немного пришла в себя, и усилился, — потому что с Ингер все еще было далеко не все в порядке.
— Позже, — определил Дамон, вынося ее и успокаивающе поглаживая по спинке.
Сивиллу и в голову не пришло дальше настаивать: мастер всегда знает, что делает, раз ничего не поручил, значит он действительно сейчас ничем не может помочь. Сидя под дверью, куда осторожно прокрался, он слышал размеренные монотонные шаги мужчины, голос, в чем-то негромко и ласково убеждающий, — и словно видел, как мастер Фейт меряет шагами спальню с дочерью на руках, успокаивая ее уже не столько магически, сколько более простым и естественным способом. В этот момент он даже немного завидовал девочке: ей повезло, у нее есть человек, который ее любит так, как только можно любить, тот, кто никогда не оставит, не предаст, от всего защитит… Кто лелеет и оберегает, всегда поддержит без лишних просьб и намеков либо откровенной мольбы и последующих попреков…
Сивилл поднял голову на шорох и в изумлении уставился на Диниэра: цеплявшегося за стену эльфенка запросто можно было спутать с привидением, и как он вообще смог встать и куда-то идти?!
Пока юноша с некоторой неприязнью таращился на это явление, силы, потребовавшиеся на марш-бросок длиною шагов в двадцать, видимо закончились и эльф начал сползать по стенке вниз. Чтобы Сивилл не думал на его счет, но наука мастера Фейта видно впиталась в него уже основательно, так что юноша не рассуждая подскочил, подхватывая оседающее тело под мышки.
— Интересно, все эльфы такие психи, или ты мое персональное наказание? — риторически вопросил Сивилл, возвращая эльфенка туда, где ему было место, то бишь в кровать, — Знал бы, чем дело обернется — точно бы тебя отпустил еще при первой встрече!
Диниэр не счел нужным ни ответить, ни оправдаться. Только тоски в его взгляде в сторону было столько, что к праведному гневу, невольно примешивалась знакомая жалость.
Тяжесть детского тельца на руках. Шепот из каких-то пустяков и глупостей. Пять шагов туда, пять обратно. И ужас, слепой нерассуждающий ужас, который кое-как удается затолкать подальше, снова и снова передавая вздрагивающей девочке ощущение покоя, уверенности, безопасности. Он попросту выжег из ее сознания концентрированный комок из воспоминаний, страха и отчаяния, доставшийся от эльфа, но осталась ее собственная память о чем-то жутком, что она увидела и узнала. Не всякий взрослый может справиться с таким потрясением, а что говорить о ребенке!
— Солнышко мое, ласточка моя… ты мое сокровище… ты моя радость… счастье мое… ненаглядная моя девочка…. звездочка моя маленькая, я с тобой… все хорошо…
Сколько раз он носил ее так совсем маленькой и постарше, когда Ингер умудрилась подцепить какую-то местную разновидность лихорадки в госпитале. Маленькие детки — маленькие бедки, а Ингер не такая уж и малышка. Можно было догадаться, что она попробует сама помочь эльфику. Дамон даже Сивиллу еще ничего серьезного не позволял, а воздействие на сознание в состоянии 'Тропы' не для дилетантов. И Ингер, попробовав повторить вслед за ним его действия, провалилась в чужой кошмар, из которого могла попросту не вернуться!