Настоящее имя

— Я радио не слушаю, — сказал Фокин. — Сегодня у меня доклад руководству, а потом я Чуйкову одно дело обещал… Часам к восьми освобожусь.

— Вообще-то сегодня Валентинов день, мой милый!

— Это что такое?

— Спроси у своей секретарши. Нет, лучше не спрашивай Я тебе сама расскажу.

— Ты только аккуратно. Помни про осторожность. Помни все, чему я тебя учил.

Наташа засмеялась.

— Конечно, я все помню. Рука в сумочке и так далее. До вечера.

— Пока.

Фокин вернул телефон и направился к передвижной лаборатории. Сименкин выскочил ему навстречу.

— Титан, товарищ майор. Особо чистый титан с необычными присадками. По-моему, такой используется только в космической промышленности.

— Чего ты такой дерганый? — подозрительно спросил Фокин и, наклонившись, учуял свежий водочный дух.

— Хочешь, чтоб я тебе матку вывернул?

— Ваша воля, — потупился эксперт. — Я все сделал на совесть, как мог. Только расслабиться надо — иначе этого не вынести. Сто пятьдесят всего…

Майор посмотрел на него, словно бетонной плитой придавил.

— Смотри никому на глаза не попадись! И тем скажи, кто остальные триста пятьдесят оприходовал. А то я вас по стенкам размажу!

Краса и гордость столичных моргов — черные пластиковые пакеты, совсем как в голливудских боевиках, с той только разницей, что здесь нельзя сделать эффектное «вжжжик», поскольку замки-«молнии» отсутствуют, вместо них — обычные завязки. Санитары упаковывали труп, обозначенный цифрой «4», двое приподнимали тело, двое подсовывали шуршащий саван. Веки мертвеца ссохлись от тысячеградусного жара, наружу смотрели белые, как у вареной рыбы, глаза. Под неосторожными пальцами санитаров проступала наружу сукровица. Один из санитаров громко сглотнул.

Фокин не сомневался, что и эти тоже, закончив свою работу, уединятся где-нибудь в больничном коридоре и разопьют по триста на брата… И выкурят, конечно, по полпачки.

И он бы врезал, да нельзя — надо раскручивать следствие и к трем часам дать Ершинскому какой-то результат. Разве что вечером, после работы…

Фокин прикусил фильтр сигареты.

— …Пожалуйста, товарищ майор.

Перед ним вырос человек в кожаном кепи и длиннополом кожаном пальто, тот самый, что недавно стоял у «лендровера»; в его ладони бился уверенный огонек зипповской зажигалки.

— Не курю, — сказал Фокин, отворачиваясь. Но человек снова появился в поле зрения. Высокий, широкоплечий, с грубым и решительным лицом, которое в данный момент выражало предельную вежливость и почтительное внимание.

— Я референт господина Атаманова, он спрашивал, не нужна ли вам какая-нибудь помощь?

— Нужна, — майор на миг задумался. — Пусть даст чистосердечное признание. Явка с повинной — это смягчающее обстоятельство.

В лицо референта будто мочой плеснули — резко сжались губы, в прищуренных глазах мелькнула злоба. Но Фокину было на это наплевать. Удар правой у него составлял четыреста килограммов, в кармане лежала солидная «корка», под мышкой рукояткой вперед висел двенадцатизарядный «ПММ», из которого он за три секунды делал пять выстрелов. Да и вообще по жизни он был не из пугливых.

Когда схлынул первый бешеный вал свежей информации, часы в кабинете майора Фокина показывали четверть третьего. Он заперся, включил электрочайник, щедро насыпал в фарфоровую кружку растворимого кофе.

На столе лежал фоторобот, составленный по показаниям алкашей. Впрочем, в протоколах они фигурировали не как бомжи и пьяницы, а как добросовестные и незаинтересованные свидетели Кукуев и Болонкин. Человек, который начистил им рожи выглядел вполне стандартно: овальное лицо с тонкими, в струнку, губами, черные волосы с еле заметной проседью, свежая ссадина на левой щеке. «А может, и на правой, начальник, точно не скажу, — оговорился Кукуев, осторожно трогая припухшую скулу. — Но бьет он, как лошадь лягает!» Пожалуй, это был единственный точный факт, который могли сообщить алкаши.

Закипев, чайник отключился с громким щелчком. Фокин налил кружку на три четверти, всыпал в поднявшуюся пену несколько ложек сахару, с удовольствием отхлебнул черную огненную жидкость.

Кроме фоторобота имелись титановые осколки. Сименкин и Ярков провели дополнительные исследования и сказали, что ещё недавно они были слагаемыми кейса-атташе стандартного вида и размера. И именно в нем находился заряд неизвестной взрывчатки.

Кейс из титанового сплава… Это вещь эксклюзивная, не хозяйственная сумка какая-нибудь, не коробка из-под обуви. Хотя находили и по сумке, помнится…

Фокин, не обжигаясь, сделал ещё глоток. Машина розыска закручена. Сомов и Сверкунов с милицейскими участковыми ведут сейчас поквартирный обход соседних домов, показывая жильцам синтетический портрет брюнета. Гарянин с Сименкиным занимаются титановыми обломками, а Дьячко и Ярков работают по неизвестной взрывчатке. Первые результаты должны появиться в ближайшее время.

Майор не торопясь нашарил сигаретную пачку. Неизвестная взрывчатка, необычный «дипломат»… И зачем столько экзотики? Может, все дело в «Консорциуме»? Куда ни повернись, натыкаешься на его интересы или его людей… Даже среди обгоревших трупов…

Фокин тяжело вздохнул, вытряхнул окурки из пачки, закурил. Недавно он заагентурил личного телохранителя Куракина — Федьку Сопкова по кличке Сопло. Это было нелегко, пришлось проводить сложную многоходовую комбинацию, но наконец, глубокой ночью на конспиративной подмосковной даче, Федька, рыдая как дитя, выложил все, что знал и подписал обязательство о сотрудничестве. А сегодня Сопкова разорвало в клочья…

Фокин вздохнул ещё раз. Ему не было жаль Сопло, жаль потраченного впустую труда. Внезапно пришедшая мысль заставила майора вскочить.

Сопло, Сопло… Он много наболтал тогда, под водкой и анашой, не поймешь — где правда, где болезненный бред. Но сейчас кое-что уже не казалось бредом…

Куракинский перстень, привезенный из Африки!

Фокин полез в сейф для вещдоков, среди множества пакетов и конвертов нашел мутноватый пластиковый коробок с лаконичной надписью — «В/Д № 16». Внутри лежал тот самый перстень-печатка. Фокин вытянул из ящика стола пинцет, включил настольную лампу и поднес перстень к свету. Недавно он вел крупное дело по контрабанде и поднаторел в ювелирных украшениях. Но тут особых познаний не требовалось.

Явно низкопробное золото, грубо-примитивная работа. Ребята из «Консорциума» такую кустарщину не признают: у них если часы — то Картье, если запонки — то Бушерон, если перстни — то Ван Клиф и Арпел…

Использовать эту грубую поделку, как украшение Куракин, конечно же, не мог. Но Сопло говорил про шаманское кольцо отсроченной смерти… Неужели?

Фокин вооружился лупой и мощное стекло в семь раз увеличило квадрат печатки, приблизило рельефный узор. Кольцеобразные, грубо обработанные завитки, зигзагообразные молнии, несколько коротких конических шипов. Много острых граней, заусениц — даже при скользящем ударе они поцарапают кожу… Где же инъекционное отверстие?

Майор взял шило. Увеличенное линзой блестящее острие по очереди дотрагивалось до желтых завитков. Сердце колотилось — то ли от возбуждения, то ли от кофе.

Раз! После очередного прикосновения кончики шипов влажно заблестели.

Фокин окаменел. В холодных медвежьих глазках мелькнуло несвойственное им удивление. Бред превращался в страшноватую явь.

— Ах вы суки, — сказал он неизвестно кому. — Вот так, значит?..

Продолжив эксперименты, майор через пять минут выяснил нехитрый механизм действия кольца отсроченной смерти. Если печаткой ударить, то микродозы чуть желтоватой жидкости с шипов обязательно попадут в повреждения кожи. Если нажать завиток сбоку, из кратерообразного отверстия выкатится капелька побольше… Он вовремя прекратил нажим и капля спряталась обратно.

Фокин отложил перстень. Хотелось вытереть вспотевший лоб, но вначале он достал из шкафа распечатанную бутылку «Русской», плеснул в ладонь, тщательно промыл руки. Хотя Сопло и говорил, что Куракин носил кольцо без опаски, к этому следовало привыкнуть. Что ещё говорил Федька? Ага, Куракин надевал кольцо не всегда — только когда собирался его использовать… Сейчас, сейчас, сейчас…