Дети блокады

25 апреля. Завтра пасха, и сегодня из двадцати пяти ребят в школу не явилось восемнадцать. Потому что грех — ведь завтра праздник. В городе, работая в школе, я никогда не замечала религиозных праздников. А тут прямо священнодействие. Все вымыли полы в избах, помылись в банях, почистились. Хозяйки необычно много варят. В семьях матери сегодня запрещают петь. Между прочим, вчера в Давыдово, когда женщины устроили богомолье, председатель сельсовета и председатель колхоза разогнали молящихся. Считаю это позорным перегибом на местах.

27 апреля 43-го года. Из-за постоянных проблем с дровами я попросилась у Анны Григорьевны, жены Кронида, пустить меня в отдельную комнатушку. Но она отказала, сказав, что у них там овца. Я снова тащила дрова на себе.

В воскресенье Мирра сделала на дружине исключительный доклад о Горьком. Как она красиво говорит! Я получила огромное удовольствие. Повар Лида разжалована Ольгой в ночные сторожа за самоуправство на кухне. Лидину дочку перевели в новую группу, где та от большого ума хвасталась хорошей едой у мамы. Все довольны этим решением. Теперь повар — Шура Тютикова.

1 мая. Всю неделю делала подарки: вышивала чехлы, подушечки, кисеты для подарков фронтовикам.

Утренник у дошколят. Лучший танец у семилетней Эммочки Закревской. Самая младшая группа показала прекрасную, придуманную Марией Степановной композицию «Весна» в двух частях: «Танцы букашек» и «Пробуждение трав». Танцы дошколят поставила Люся Рогова.

Первомайское выступление школьников подготовила и провела Мирра.

Вечером праздничный ужин для взрослых со сладким пирогом.

3 мая. Праздник закончился. Начались трудовые будни. С раннего утра вместе с Миррой и Левой копали под картошку дальнюю полосу. Вечером с ребятами поливали огород. Полили двадцать гряд и два парника, потом дополнительно, по распоряжению Ольги, еще десять гряд. Не хватает ведер, ребята поливали из тазика, облились сами. Руки у них замерзли. Ольга сказала: «Пока все не польете, не пойдете ужинать». Дети начали плакать. Тогда Ольга разрешила ужин. После ужина дети согрелись, отошли, болтали и смеялись, а у меня вспухли окоченевшие руки.

Горячие денечки. Очнуться некогда: все дни на огороде, потом восстанавливаем записи в отрядном журнале. Вчера засыпали ямы под окнами. На обед окрошка из хлебного кваса. Обеды стали несытными: на первое суп-водичка, на второе кусок пирожка. Продукты кончаются. Мешок муки детдом где-то занял. Сразу после обеда пахали на себе, впрягшись в оглоблю по шестеро, а Ольга за плугом. Когда вспахали участок, сменили плуг на борону и снова впряглись. Было очень тяжело. Вечером к ужину заслужили дополнительно по стакану молока.

8 июня. С утра на детдомовском огороде, а с восьми вечера — на коллективном, да еще и на заем ходили подписывать. Наскребли малость — всего 3600 рублей. Столяров, председатель, развалил колхоз, вот у них и денег нет. Уж лучше впрягшись в плуг пахать, чем вести по избам эти разговоры!

Июнь выдался горячий. Отряды купались, полдничали, потом устроили игры и веселые аттракционы.

В честь праздника нас, служащих, угостили свежей редиской (по две штуки) и пирогом с черникой. Натянули сетку и в первый раз играли в волейбол. Ольга и Ревекка уехали в Мантурово, Роза Михайловна осталась за директора, а я теперь работаю в отряде за двоих по двенадцать часов подряд.

9 июня. Ходили с ребятами полоть горох. Собирали щавель. После ужина сажали брюкву.

14 июня. В пять поливали детдомовский огород, а в семь коллективный. За щавелем переправлялись через Унжу на плохеньких лодочках. Переволновалась за ребят. От беспрерывной работы начали опухать ноги — туфли не надеть. А ведь мне только девятнадцать лет.

Бегут, летят дни. Вот уже вторая половина мая. Глухой осенью пахнет этот май — резкое похолодание, дожди, старые, привезенные из города боты вязнут в весенне-осенней грязи.

В колхозе не хватает лошадей, а сеять надо, весна уже на исходе. Лошадей заменили люди. Ужасная картина, когда шесть женщин, грудью навалившись на оглоблю, медленно и надрывно тянут за собой плуг, отваливая сырой бурый пласт земли. Эта картина почище репинских «Бурлаков»! Я, наверное, была неправа, сетуя на равнодушие крестьян и сельских учителей к сводкам с фронта. Потаскай-ка такой плуг день, потом поработай на своем огороде, иначе есть детям будет нечего, — не захочешь ни сводок, ни каких-либо других известий. Тем более, что ни газет, ни книг здесь нет. Деревня кормится слухами, и все силы, физические и духовные уходят на выживание. Мы для них городские «заковыренные» (эвакуированные) и бездельники. А то, что мы блокадники — понимают, сочувствуют, особенно детям.

Местные коровы, у кого они есть, дают по пять-шесть литров молока в день. Как-то я сказала нашей хозяйке, что читала в газете, будто на Украине коровы давали по 20 литров. Ответ: «В газете наплести чего хочешь можно…».

Прошел год, войне не видно конца, а мы, также как и год назад, говорим о ней и о хлебе насущном. Здесь мы далеко не сыты, конечно, но если сравнивать с блокадой, живем, как боги.

Утром в детдоме мы получаем манную кашу, шестьсот граммов хлеба, в два часа — обед. Все, что у нас было из вещей, мы уже сменяли на продукты, на мою зарплату прикупаем картошку и иногда овощи, на большее не хватает.

31 мая. Сегодня получила письма от своих бывших учеников. И в каждом сообщение о чьей-нибудь смерти. Уже нет Левы Ареничева, Пети Ковальского, Юрика Фомичева, Сережи Лапина, Ромы Оркина. Я начала перебирать их фотокарточки и растравила себя окончательно. Какие они все были разные: шумливые и сдержанные, добросовестные и разгильдяи, озорные, веселые мальчишки со своими заботами, привязанностями, планами и хитростями…

3 июня. Ну вот, и мы познакомились с лошадиной работой — пахали и боронили на себе! Картофельное поле вспахали на лошадях, а огородное, под овощи, пришлось на себе. Вообще огородные работы отнимают много времени и сил. Но коллективно работать легче и приятнее.

Я усиленно готовлюсь к выставке, увлеклась, рада, что занято время. Но порой все кажется ненужным, мелким. Сейчас живешь лишь войной и думаешь о войне.

На фронте без перемен. Это беспокоит. В Ленинграде на днях была сильная бомбежка. Как болит сердце от этих сведений! На подступах сбито 23 немецких самолета. Скорее бы получить письмо от этого числа.

4 июня. Сегодня подписывались на военный заем. О подписке в Горький послала телеграмму: «Стопроцентной подпиской на новый заем вместе с Армией Красной врага разобьем, 9375 ленинградцы для армии просят принять!».

5 июня. Снова пахали и боронили на себе. Как много сил отнимает огород! Днем пашем, а утром к шести часам надо идти поливать. Сейчас я одна. Мама на работе, а Лева пошел по избам подписывать крестьян на военный заем. Плохо это дело идет здесь. Темень здесь страшная. Война для них — это не кровь, жертвы, потери людей и территорий и жестокая борьба за судьбу родины. Война для них — это хлеб с мякиной, это увеличенные налоги, это пустые и скучные гулянки без парней и утяжелившийся труд без помощи мужиков.

16 июня. В детдоме ЧП! Множество детей чем-то перетравились и теперь лежат с температурой, болями в животе и рвотой. Мы полагаем, что отравление от грибов. Сварили грибной суп два дня тому назад, и несколько ребят сразу почувствовали себя к вечеру плохо. Сразу не сообразили, в чем причина, и на другой день снова грибной суп. Мой отряд весь лежит. Странно, что другая половина детей и взрослых, тоже евших этот суп, ничего не почувствовала. Все воспитатели мобилизованы на ночные дежурства.

19 июня. Вот когда мы воочию убедились, что значит жить в такой дыре, за сорок километров от станции. У нас все вверх дном! Говорят, что среди грибов оказались мухоморы. Приехали врачи из Мантурово, секретари райкома, прокурор и начальник НКВД. Ужасно! Умереть в Угорах, пережив голодную зиму в Ленинграде и эвакуацию. Умереть от каких-то грибов! Вот уже третий день у нас болтаются врачи, и до сих пор точно не установлен источник отравления. Они ведут себя чуть ли не как следователи. Ищут виноватых. Додумались до того, что это может быть диверсия и чуть ли не со стороны самих работников детдома. Паники и слухов много. Идут разговоры, что это было приготовлено и отравлено для армии. По сути, это все ужасно. Дети страдают, количество заболевших растет.