Живущий во Тьме

— Вот, например, что случилось в Инсмуте, штат Массачусетс? — возбужденно спрашивал профессор. — Что произошло в Данвиче? А в глуши Вермонта? А в старом Таттл-хаусе на Эйлсберийской дороге? А взять хоть загадочный культ Ктулху и в высшей степени странную исследовательскую экспедицию к Хребтам Безумия? Что за твари жили на неведомом и нехоженом плато Ленг? Или вот еще Кадат в Холодной пустыне? Лавкрафт, он знал! Гарднер и многие другие пытались разгадать эти тайны, связать невероятные происшествия, случавшиеся то здесь, то там, на этой планете, но Властителям неугодно, чтобы жалкому человеку стало ведомо слишком многое. Берегитесь!

Партьер схватил Гарднеровы записи, не дав нам и слова вставить, и принялся изучать их, водрузив на нос очки в золотой оправе, отчего показался еще более старым. И все говорил, говорил, не умолкая, скорее сам с собой, нежели с нами, — дескать, считается, что Властители в ряде наук достигли гораздо более высокого развития, нежели доселе считалось возможным, хотя, конечно, ничего не известно наверняка. То, как профессор всякий раз подчеркивал эту мысль, недвусмысленно свидетельствовало: усомнится в этом разве что идиот или набитый дурак, при наличии доказательств или без оных. Но уже в следующей фразе он признал, что доказательства существуют — например, отвратительная, чудовищная пластинка с изображением адского монстра, шагающего по ветру над землей. Пластинка эта обнаружилась в кулаке у Джозии Алвина, когда тело его нашли на небольшом островке Тихого океана спустя много месяцев после его невероятного исчезновения из дома в Висконсине. А еще — рисунки, сделанные рукою профессора Гарднера — и, более чем что-либо другое, та любопытная плита резного камня в лесу близ Рикова озера.

— Ктугха, — удивленно пробормотал Партьер про себя. — Не видел я ту сноску, на которую Гарднер ссылается. И у Лавкрафта ничего подобного нет. — Он покачал головой. — Нет, не знаю. — Он поднял глаза. — А из этого вашего полукровки вы ничего не можете вытянуть? Ну, запугайте его, если надо.

— Мы об этом подумывали, — признался Лэрд.

— Ну так я очень советую вам попытаться. Он явно что-то знает — может, конечно, что и ничего, какое-нибудь дикое измышление примитивного ума — и только, но с другой стороны — бог весть.

Ничего сверх этого профессор Партьер не мог или не захотел нам сообщить. Более того, Лэрд и расспрашивать уже не был склонен, ибо со всей очевидностью существовала чертовски тревожная связь между откровениями нашего собеседника, при всем их неправдоподобии, и записями профессора Гарднера.

Наш визит, однако, невзирая на его недосказанность — а может, и благодаря ей, — произвел на нас прелюбопытный эффект. Туманная неопределенность профессорских обобщений и комментариев, вкупе с обрывочными, разрозненными свидетельствами, что мы получили независимо от Партьера, отрезвили нас и укрепили Лэрда в решимости докопаться до сути тайны, окружающей исчезновение Гарднера, — тайны, что внезапно увеличилась в масштабах и теперь включала в себя еще б ольшую загадку Рикова озера и окрестного леса.

На следующий день мы вернулись в Пашепахо и по счастливой случайности на дороге, ведущей от города, обогнали Старого Питера. Лэрд притормозил, дал задний ход и высунулся из окна. Старикан окинул его оценивающим взглядом.

— Подвезти?

— Чего б нет?

Старый Питер влез в машину, присел на краешек сиденья — и тут Лэрд без лишних церемоний извлек на свет флягу и протянул ее пассажиру. Глаза его вспыхнули, он жадно схватил бутыль и присосался к горлышку, пока Лэрд рассуждал себе о жизни в северных лесах да подзуживал полукровку рассказать о залежах полезных ископаемых, что тот якобы надеялся отыскать в окрестностях Рикова озера. Так мы проехали некоторое расстояние, и все это время фляга оставалась у метиса — он вернул ее почти пустой. Опьянеть в строгом смысле слова он не опьянел, но сделался раскован и даже не запротестовал, когда мы свернули на дорогу к озеру, его не высадив. Хотя, увидев домик и осознав, где находится, старик невнятно пробормотал, что ему это не по дороге и что ему позарез надо вернуться до темноты.

Старый Питер собрался было в обратный путь немедленно, но Лэрд уговорил его зайти, пообещав налить стаканчик.

И налил. Намешал самого что ни на есть крепкого пойла, а Питер осушил стакан до дна.

Последствия не замедлили сказаться, и только тогда Лэрд обратился к теме Рикова озера и его окрестностей: не знает ли Питер, что здесь за тайна? Сей же миг метис замкнулся в себе и забормотал, что ничего не скажет, ведать ничего не ведает, все это ошибка. Глаза его тревожно забегали. Но Лэрд настаивал. Ведь Питер своими глазами видел каменную плиту с письменами, разве нет? Видел, неохотно признал Питер. А он нас туда не проводит? Питер яростно затряс головой. Не сейчас. Уже почти стемнело, до ночи мы не обернемся.

Но Лэрд стоял на своем. Он твердил, что до темноты мы успеем вернуться и в домик, и даже в Пашепахо, если Питер того захочет. И наконец метис, не в силах противостоять настойчивости Лэрда, согласился отвести нас к плите. Невзирая на то что на ногах он держался нетвердо, старикан проворно зашагал через лес по едва заметной стежке, которую и тропой-то не назовешь. Он прошел размашистым шагом около мили, а затем резко затормозил, встал за деревом, словно боясь, что его увидят, и трясущейся рукой указал на небольшую прогалину в окружении высоких деревьев — на некотором расстоянии от нас, так что над головой было видно небо во всю ширь.

— Вот — вот она.

Плита была видна лишь частично; поверхность ее по большей части затянул мох. Однако Лэрда на тот момент камень занимал мало; ясно было, что метис смертельно боится этого места и мечтает лишь о том, чтобы удрать отсюда поскорее.

— Питер, а как тебе понравится провести здесь ночь? — спросил Лэрд.

Метис испуганно вскинул глаза.

— Я? Боже, нет!

Внезапно в голосе Лэрда послышалась сталь.

— Если не расскажешь нам, что ты тут такое видел, так оно и будет.

Метис не настолько опьянел, чтобы не понять, чем ему угрожают, — дескать, мы с Лэрдом набросимся на него и привяжем к дереву на краю открытой прогалины. Он явно прикидывал, не обратиться ли в бегство, но сознавал, что в нынешнем состоянии он от нас не уйдет.

— Не принуждайте меня, — взмолился он. — Об этом нельзя говорить. Я никому не говорил — даже профессору.

— Нам надо знать, Питер, — зловеще проговорил Лэрд.

Полукровка затрясся всем телом, обернулся, испуганно поглядел на плиту, словно ожидая, что в любой момент из-под камня восстанет кошмарное чудище и двинется к нему со смертоубийственными намерениями.

— Не могу, не могу, — захныкал он и, обратив налитые кровью глаза к Лэрду, тихо зашептал: — Я не знаю, что это было. Боже! Сплошной ужас. Тварь — без лица — вопила так, что я думал, у меня барабанные перепонки лопнут, а при ней были еще твари… Боже! — Старый Питер вздрогнул и прянул от дерева к нам. — Боже милосердный, я своими глазами такое видал однажды ночью. Тварь просто взяла да и появилась, вроде как из воздуха, раз — и тут, и поет, и стонет, и еще эти тварюки помельче играют бесовскую музыку. Удрать-то я удрал, да только, думается мне, еще долго ходил как сумасшедший, после такого-то! — Голос старика прервался, воспоминания оживали перед его взором как наяву. Он обернулся и хрипло закричал: — Бежим отсюда! — и сломя голову понесся назад тем же путем, каким мы пришли, петляя между деревьями.

Мы с Лэрдом кинулись вдогонку и легко его настигли. Лэрд заверил беднягу, что мы вывезем его из лесу на машине и он окажется далеко от опушки еще до наступления темноты. Лэрд был не меньше моего уверен, что метис не выдумывает и действительно рассказал нам все, что знает. Мы добросили Старого Питера до шоссе и вручили ему пять долларов, чтобы он позабыл об увиденном за стаканом чего-нибудь крепкого, если захочет. Весь обратный путь друг мой молчал.

— Что скажешь? — спросил он, как только мы возвратились в охотничий домик.