Страница 7 из 75
Уичаа не могла, вернее, не хотела даже самой себе дать правдивый ответ. Это была ревность матери к невестке за отнятое внимание, за ту власть, которую Иш-Чель получила, оттеснив свекровь на задний план. Теперь, если сын брал власть в свои руки, то не Уичаа становилась рядом с ним, а ее невестка, и ей будут отданы почести, если город выстоит перед нашествием ацтеков. А это не могло устроить Уичаа, она не могла с этим смириться и уступить. Ведь сыну именно она могла бы реально помочь! Как много бы она готова была отдать, чтобы устранить Иш-Чель. Может быть, стоит подумать над этим и воспользоваться каким-нибудь ядом? Но у нее слишком мало времени!..
Огонь действовал успокаивающе. Время тянулось долго. От веселого огонька в жаровне остались только подрагивающие золотым светом угольки. Когда стих шум во дворце, женщина поднялась со своего места, и, практически одновременно, открылась потайная дверь в ее покоях. Из темноты возник гость, в его руке был факел, которым он освещал узкий проход. Уичаа, ни слова не говоря, спокойно шагнула в коридор. Это был тайный путь к верховному жрецу, служителю бога Ицамны, ее верному другу и помощнику во всех делах. Именно он всегда оглашал народу волю Ицамны, которую хотелось услышать Уичаа. И она доверяла ему все.
Комната жреца была маленькой, скорее всего это было небольшое хранилище под теокалли, на котором стоял храм Ицамне. Для верховного жреца это было убежище от шума и забот. В него имели доступ только приближенные. Ожидая гостью, жрец спокойно курил трубку, а дым сизым облаком обволакивал его фигуру, скрывая задумчивое выражение больших глаз. Жрец уже знал, с какой проблемой его посетит сегодня ночью жена халач-виника. Он даже догадывался, о чем его снова будут просить, и что предложат взамен. Так было всегда и уже успело ему наскучить. Долгие годы он фактически управлял городом, а потому неимоверно устал постоянно нарушать действительную волю Ицамны, которому он исправно служил и, в которого истово верил. Но, поднявшись, волею случая, к вершине власти, он никогда бы не отдал и части ее в чужие руки, слишком много она ему давала, слишком приятно было ощущать себя самым могущественным человеком в городе.
— Нам нужно подождать, — прервал он, попытавшуюся с ним заговорить посетительницу и предложил ей сесть с противоположной стороны жаровни. Она недовольно вскинула брови и невольно выразила свое удивление, граничащее с негодованием:
— Ты позволил еще кому-то прийти сюда, когда я здесь!
— Да, моя госпожа, потому что это те, кто тебе нужен для очередного твоего дела. Не волнуйся, они не заставят тебя ждать и не выдадут твоего секрета! — Уичаа удобно устроилась и терпеливо стала ждать. Жрец не ошибся, скоро ночные гости вошли в комнату и с недоумением оглядели присутствующих.
Первым вошел жрец бога дождя Чаку. Это был высокий мужчина с лицом, на котором читались спесь и надменность, а также вечное недовольство. Одет он был в обычную набедренную повязку и пестрый плащ. Никаких внешних отличий, положенных столь знатной особе на нем не было. Он немного оскорблено поджал губы, когда увидел женщину на совете, где место только для мужчин, но, получив набитую и раскуренную трубку из рук верховного жреца, снисходительно кивнул Уичаа, и молча закурил.
Последним ночным гостем верховного жреца оказался человек, которого Уичаа никак не предполагала увидеть. Он воровато проскользнул в дверной проем, разогнав своим появлением поток мыслей присутствующих. Это был племянник правителя Коацаока — Халаке-Ахава. Он же ничем не выразил своего удивления присутствию на тайном собрании тетушки, а спокойно уселся на циновку так, словно сиживал на ней в этой комнате каждый день. Уичаа заподозрила, что так оно и было.
— Мы собрались здесь, чтобы решить проблемы, нависшие над нашим городом… — практически выкурив трубку, начал первым разговор жрец Ицамны, заметя, что Уичаа порядком надоело разглядывать в полном молчании собравшуюся компанию, и она, славившаяся крутым нравом, может взорваться и сорвать собрание:
— С одной стороны ацтеки не оставят нас в покое, как бы мы от них не откупались… С другой стороны мы не можем допустить на наши земли войска Кокомо, которые желает призвать Кинич-Ахава. Прекрасно известно, что нам потом никогда не вытолкать их обратно в Майяпан… — продолжил Халаке-Ахава.
— Золота достаточно для откупа ацтекам, возможно, не будет нужды в призыве Кокомо… — задумчиво произнесла Уичаа, оглядывая присутствующих, словно оценивая содержимое их кошельков. Мужчины переглянулись, скупость
правящего семейства была им известна хорошо.
— Разумеется, госпожа, вы внесете свою долю, но дело не в том, как откупиться от ацтеков, а в том, что Ваш сын упорно проводит политику воссоединения с семейством столь агрессивным, что это никак не может нас — честных граждан, устроить! — выдохнул очередную порцию дыма жрец бога Чаку.
— Хорошо. Тогда давайте здесь и сейчас выясним: кто и чью линию проводит, ведь за каждым из вас стоят определенные силы! — вскинулась в защиту сына Уичаа, гордо окидывая мужчин взглядом. Ее верный помощник невольно поморщился. Он совершенно не ожидал прямолинейности от Уичаа. Обычно ей была свойственна небольшая доля дипломатии. И сейчас он ожидал от нее большей сдержанности и сообразительности, по крайней мере, природной хитрости.
— Госпожа, мы все верные слуги нашего города, не нужно этого забывать и не стоит нас, в чем бы то ни было, подозревать…
— Я полагаю, что ты, Халаке-Ахава, мечтаешь занять место моего мужа. Именно по этой причине ты подстрекаешь людей к неповиновению и чернишь любое дело, которое начинает мой сын. Напоминаю, он — законный наследник Коацаока! А Вы, уважаемый, — Уичаа повернула голову в сторону жреца бога Чаку, — Не можете удовлетвориться той частью власти, которая вам предоставлена! Поэтому-то вы здесь и сошлись сегодня и были так удивлены моим присутствием! Вы объединились против моей семьи!
— Госпожа, не нужно горячиться. Мы все заинтересованы в спокойном правлении и порядке в нашем городе. И именно потому мы все здесь.
— Если так, то хватит препираться и нужно переходить к делу! Каждому из Вас есть, что сказать. Нам нужно устранить любую возможность мирного прихода нам на помощь войск Кокомо. Думаю, тут мы все единодушны? — собравшиеся дружно кивнули, вновь ракуривая трубки. Возникла небольшая пауза.
— А нет возможности столкнуть лбами ацтеков и Кокомо? — предложил Халаке-Ахава, присутствующие пожали плечами и погрузились в краткое раздумье.
— Кокомо и их земли слишком далеко. Какое им дело до нашего приграничья? То, что на наших землях будут ацтеки, их совершенно не касается — у них достаточно проблем со своими городами.
— Если ваша невестка обратится к своим родным за помощью, то они обязаны будут прийти ей на помощь, — опроверг слова Уичаа жрец бога Чаку. Всем своим видом, показывая, как он недоволен. Его раздрожала все, что проиходит на этом совете.
— Вы хотите сказать, что…
— Да, госпожа, мой верный человек сообщил мне, что таковы намерения Иш-Чель, а Кинич-Ахава ее всячески поддерживает. К сожалению, она уже составила письмо и собирается выступить завтра на площади перед народом, полностью в соответствии с законом. И мы не можем ей помешать!
— Значит, мы опоздали! — разозлился Халаке-Ахава, его кулаки нервно сжались. Уичаа презрительно усмехнулась — она не любила, когда мужчина не мог сдержать своих эмоций.
— Это как посмотреть. Она может отправить посланника, но вот дойдет ли он…
— А если она будет их слать одного за другим, как мы уследим?
— А нам и не нужно за этим следить. Можно спать спокойно, если устранить саму женщину… — после слов жреца бога Чаку повисла напряженная тишина. Ничуть не смущаясь, выдержав паузу, он продолжил, смотря прямо в глаза Уичаа:
— Ведь это Ваше самое заветное желание, госпожа! — Уичаа едва успела прикрыться маской сдержанности, но в душе она ужаснулась откровению жреца.