Страница 23 из 75
Почтенная Ишто, как страж, стояла на своем посту, внимательно следя за каждым движением Иш-Чель. Пока последняя терпеливо смывала грязь, жалея и осознавая, что теперь-то уж ацтеки точно поймут, кто перед ними. Почтенная Ишто неоднократно инструктировала рабыню, с какой силой и с каким старанием необходимо отмывать ту или иную часть тела, подозрительно разглядывая проступаюшую светлую кожу. Когда же, отмыв волосы, Иш-Чель откинула их назад, то она увидела нечто напоминающее испуг на лице своей хозяйки, что вызвало у неё самой кривую усмешку — пугаться следовало ей, а не ее хозяйке. Почтенная Ишто пришла в себя, когда рабыня надела новую рубашку. Женщина перестала быть уродиной, теперь была понятна и грязь и рваные тряпки. Очевидно, сын знал, что имел ввиду, когда говорил о своих "особых видах".
Внезапно встретившись, взглядом с рабыней, почтенная Ишто вздрогнула, ощутив неприятное предчувствие будущих событий, явно или косвенно связанных с этой красивой женщиной. Слишком много было в ней необычного, старая женщина едва удержала свои руки, которые произвольно от неё, потянулись к засиявшим на мгновение волнистым бронзовым прядям.
— Спаси нас всех, наша Змеиная мать, — прошептала почтенная Ишто, с подозрением рассматривая одетую рабыню, — Коатликуэ, великая богиня, с такой красотой ты заморочишь голову моему сыну!..
— Мне он не нужен, у меня есть муж…
— Как же, как же! Муж. Где он твой муж? — Иш-Чель осеклась, вспомнив, что ей совершенно не следует раскрывать кто она. Но хозяйка уже возмущенно фыркала, оскорбляясь за сына:
— Вы посмотрите, он ей не нужен! Это тебе-то, рабыне? Да вы счастливы запрыгнуть к нему в постель сами, только бы не работать! Да, если уж знатные женщины не дают ему прохода, то уж о рабыне и говорить нечего! Но смотри мне, я своего сына в обиду не дам, живо пойдешь у меня к собакам! Ага!
— Он мне не нужен!
— А кто выторговал к себе особое отношение? Мой сын приказал не давать тебе никакой работы, когда уходил, но что толку держать бездельников в доме? А ты-то уж точно ничего не умеешь! Кем ты была? Твои руки мягкие, на них нет мозолей, ты ничего не смыслишь даже в собственном мытье, только не говори, что ты была знатной женщиной, не хватало мне ещё заботы обучать тебя, как нужно работать! Только этого мне не хватало!
— Должна вас огорчить, хозяйка, но вы правы, я ничего не умею делать. Я выросла в богатой семье и умею только приказывать рабам и распределять между ними работу! — обе женщины стояли, упрев руки в бока, со стороны было похоже, что они вот-вот начнут бить друг друга кулаками. Но тут почтенную женщину словно осенило, ей удалось поймать шальную мысль. В лице новой рабыни она усмотрела своё спасение от домашней неразберихи. Ведь точно, знатные женщины обучаются распределять всю работу между рабами и следить за распорядком в таких больших домах, как этот новый дом, выстроенный год назад Амантланом, где должно быть положено начало их, теперь уже знатному роду.
— Ты это умеешь?.. — подозрительно прищурилась почтенная Ишто, рабыня утвердительно кивнула, — Ну хоть что-то ты умеешь делать, хвала богам! Хоть одной зубной болью меньше! Вот с завтрашнего дня ты и приступишь к своим обязанностям. Почти все рабы у нас твои соплеменники, есть несколько человек тласкаланцев, но, они все служат моему сыну, ты с ними сталкиваться не будешь… — постепенно разговор принимал деловой оборот, и обе женщины мирно направились к дому, тихо и чинно определяясь со следующим днем. Старая женщина была несказанно рада сбросить с себя тяготы распределения домашней работы. Иш-Чель же могла на какой-то миг поверить, что сможет затеряться в этой семье. А, имея возможность видеть и говорить с рабами-майя, найти возможность выбраться из Анауака. Эти мысли настолько захлестнули её, что она едва слышала назойливые наставления почтенной Ишто.
Иш-Чель боялась вспугнуть неожиданную удачу, но назойливое воображение услужливо рисовало ей одну за другой картины освобождения. Иш-Чель с первых же минут плена понимала, что никогда не сможет смириться со своим положением рабыни. Гордая кровь правителей Кокомо взывала к свободе, а потому она была очень рада, что хоть в малой степени ей так повезло, и она получит, по сравнению с положением других рабов — майя, огромную возможность спасти себя и помочь своим соплеменникам. Её не испугало, и ни на минуту не смутило то, что они находятся в самом сердце страны Анауак, что до родных мест многие и многие дни, недели, месяцы тяжелейшего пути. Желание попасть домой поглощало все. Она надеялась, что сможет найти в доме Амантлана единомышленников, не сомневаясь, что в каждом рабе — майя теплица надежда вернуться домой.
Остальная половина дня прошла в спокойной и плодотворной беседе с хозяйкой. Смирив свою гордыню, это Иш-Чель за несколько месяцев научилась делать успешно, она внимательно и терпеливо выслушала длинный рассказ почтенной Ишто. Которая с гордостью поведала, как ее сын стал сначала простым воином, затем в конфедерации племен занял почетное место в совете старейшин, а уж после покорения долины и военным вождем ацтеков. Старая Ишто так чистосердечно гордилась своим сыном, что не обращала внимания на временами хмурившуюся рабыню.
Иш-Чель постаралась хорошо запомнить немногочисленные привычки своего хозяина и его матери, поражаясь, как же мало нужно человеку, совсем недавно занимавшему положение на ступень выше раба, чтобы обрести привычки и замашки коренной знати Теночтитлана. Иш-Чель узнала, что её хозяин, поступив на службу воином и, отказавшись продолжить гончарное дело отца, поменял свое имя, но на какое! Словно в насмешку гордой потомственной знати Теночтитлана, он взял себе новое имя, которое прямо говорило о его происхождении. Амантлан — один из районов, называемых здесь мейкаотль, где проживали одни ремесленники со своими семьями, а его отец не был даже в совете рода, не говоря уже о том, чтобы быть старейшиной рода. Воистину задиристости её новому хозяину не занимать. А то, что он выбился из самых низов и достиг практически вершины власти (выше него стоял только верховный вождь ацтеков — Ицкоатль), говорило о его уме и неординарности. Добиться такого мог только человек, обладающий сильной волей и неограниченной жаждой власти. Насколько Иш-Чель знала, все эти качества в избытке составляли сущность ее хозяина, а, следовательно, это был очень опасный человек, которого в будущем ей предстояло перехитрить, чтобы получить свободу.
Погруженная в свои тревожные мысли, Иш-Чель, старалась не заснуть. Она ожидала возвращения Амантлана, который еще рано утром отправился к тлатоани — дворец правителя Теночтитлана Ицкоатля на совет или пир, устроенный в честь его возвращения. Было уже заполночь, когда грохот барабанов и визг флейт известил о его прибытии.
Казалось, что от такого шума проснулся весь квартал, и стражи порядка немедленно арестуют нарушителей спокойствия, которые во всю охрипшую глотку распевали:
Вечной славой покрыт
Наш город Теночтитлан.
Никто в нем не боится смерти —
Вот в чем наша слава!
Вот появление нашего бога!
Помните это, о знатные!
Не забывайте никогда!
Кто может завоевать Теночтитлан?
Кто осмелится сотрясти основание небес?
Нашими стрелами,
Нашими щитами существует город!
Стоит навеки Теночтитлан!
Слава Амантлану! Слава вождю ягуаров!..
Иш-Чель поняла, что это продолжение чествования героя, то есть ее хозяина, а поэтому никому и ничего не грозит, несмотря на строгие нравы, царящие в городе. Когда шум стих, послышалось сонное бормотание проснувшейся Ишто. Слов разобрать было нельзя, но по интонации голоса Амантлана Иш-Чель догадалась, что он явно хорошо нагрузился опьяняющим напитком октли.
Едва Иш-Чель услышала его тяжелые шаги, внутренне сжалась в комок. А, чтобы уставшие за день от беготни по дому ноги не дрожали, прислонилась к прохладной стене. Так она встретила Амантлана.
Он вошел. Достаточно было беглого взгляда, чтобы определить — её хозяин в плохом настроении. Хмурый. Шаги тяжелые. Взгляд всегда живых черных глаз замутнен выпитым октли. Крупным шагом он пересек комнату и остановился у злополучного очага, уже потухшего по невнимательности Иш-Чель. Пожал плечами. Присел. Спокойно, как ни в чем не бывало, словно всю жизнь только и занимался этим, отобрал мелкие веточки, быстро уложил их в пепел, нашел тлеющие угольки и разжег, добавив тем самым свет и тепло в комнату. Занимаясь столь неблагородным делом, Амантлан сердито бубнил что-то себе под нос, совершенно не удостаивая рабыню своим вниманием. Иш-Чель с трудом разобрала: