Радуга Над Теокалли

Посреди огромного озера блестела, до боли в глазах, белоснежная огромная, пугающая своими размерами столица Анауака, утопающая в зелени.

"Прибыли" — пронесся слабый вздох временного облегчения среди рабов. Караван спустился вниз, и ацтеки начали сортировать добычу. Это послужило началом громких криков, рыданий и причитаний расстающихся навсегда родственников. Иш-Чель молча смотрела на это и, где-то в глубине души, была очень рада, что ни ей, ни её некому оплакивать и рвать и так уже истерзанное сердце. А ещё одного испытания на прочность она бы не выдержала, мелькнула неожиданная мысль: если ее богиня уберегла от гибели и во время страшного пути, то здесь не отправят сразу на жертвенник. На мгновение ей стало совершенно безразлично. Поэтому она спокойно и уверенно ступила на искусственную дамбу, ведущую в Теночтитлан, и стала с интересом рассматривать все, что попадалось ей на глаза, невольно восхищаясь, и стараясь, как любой пленный, запомнить дорогу. А вдруг пригодится?

Камни дамбы, а их было три, две виднелись вдали, соединяя город с другими берегами озера, строители плотно пригнали друг к другу. Тысячи ног, следующих в город и из него, отполировали их до зеркально блеска.

Стены домов Теночтитлана утопали в зелени садов, а легкий ветерок, доносил приятный аромат цветов, растущих прямо на воде. Ацтеки окружили остров, на котором располагались храмы, дворец правителя и дома особо знатных граждан небольшими плавучими островками, созданными руками человека. На каждом острове был построен дом в окружении сада, небольшой огород, который мог прокормить семью. Излишки отвозились на рынки по небольшим каналам между чинампе — это название Иш-Чель узнала уже потом. Каналы служили улицами этому городу из островов, а небольшие мостики соединяли каждый двор в квартал, принадлежащий отдельному роду, с определенным занятием: оружейным делом, гончарным просмыслом или другим ремесленным направлением.

Над центральным островом высилась громада Великого храма, торжественно возвышались башни, их, Иш-Чель насчитала около трех десятков, а потом бросила.

Вдоль дамбы на равном расстоянии располагались небольшие тростниковые хижины. Из одной, мимо которой они проходили, вышел ацтек. Он спокойно расправил на себе широкий расшитый пояс красного цвета и белую набедренную повязку. Откинув небрежным, но ловким жестом короткий плащ, ацтек пропустил их караван, перешел на другую сторону дамбы, спустился к озеру и отплыл на лодке, груженной охапками цветов. Хижины оказались обычным отхожим местом.

Все ближе приближался город, и вот, наконец, нога Иш-Чель ступила на твердую землю острова. Они прибыли…

Караван повернул вправо, проходя по краю большой площади, которая дальше сливалась с еще одной, а на ней возвышался Великий храм. Спутники Иш-Ч-ель потрясенно крутили головами, а их вели мимо высоких стен, за которыми слышались подбадривающие крики — судя по всему, там занимались спортом.

За следующими стенами, вдоль которых их вели, доносился такой многоголосый и характерный шум, что спутать сооружение нельзя было ни с чем — это был огромный рынок, на который немедленно свернула, отделившись от общего каравана, большая группа ацтеков с рабами.

Чем дальше от них оставалась грозная пирамида Великого храма, тем веселее становились рабы — они еще будут жить! А поэтому все, с интересом глазели на многочисленные товары, которые выставили в своих лавках прямо у жилищ торговцы и ремесленники.

Но долго любоваться товарами пленникам не дали. Воины свернули в проулок между домами, и вышли на небольшую площадку перед входом в большой дом. Задняя стена соседнего дома отбрасывала тень, и рабам разрешили разместиться перед входом, немного левее.

Надсмотрщик уверенно направился в дом, а остальные с наслаждением расположились на кратковременный отдых. За стеной, примыкающей к дому, слышались голоса, и зеленели деревья, тянуло прохладой — рядом была вода.

В дверном проеме появился надсмотрщик с пожилой женщиной, одетой в простую тонкую рубашку и юбку с красной каймой по низу подола. Из украшений на хозяйке дома, висело несколько низок бус из нефрита. Лицо выражало недовольство, что не замедлило сказаться в хриплом сердитом тоне:

— Это вы называете работниками?! Они же не в состоянии стоять на ногах! Какой из них прок, если неделю их нужно только откармливать и приводить в чувства!..

— Дорога была тяжелой, почтенная Ишто… — робко произнес надсмотрщик, знаками приказывая рабам подняться.

— Нет, в доме мне не нужны лишие рты. Зачем Амантлан направил их сюда? — почтенная Ишто еще раз придирчиво оглядела рабов, взгляд ее глаз смягчился, и женщина уже спокойно отдала приказание:

— Отведите их в поместье. А товары, — носильщики свалили, добытое добро в кучу перед домом, — занесут мои домочадцы… Что?..

Главный надсмотрщик вежливо шептал хозяйке что-то на ухо. Она выслушала и внимательно ещё раз окинула взглядом пленных, остановив его на Иш-Чель. Ее вид не принес хозяйке ожидаемого удовлетворения, а на лице отразилось недоумение, подтвержденное словами:

— Эту?

— Да, моя госпожа…

— Ну, если так сказал Амантлан… Но пусть она идет в самый дальний угол усадьбы… Мне некогда ей заниматься… А этих всех в поместье и хорошо откормить! В доме Амантлана не бывает голодных!

Отдав последнее распоряжение, почтенная Ишто раскланялась с воинами-ягуарами, которые сопровождали рабов. Пока женщина разбиралась с прибывшим добром, им из дома вынесли кукурузные лепешки и в кувшинах прохладное пульке. Как ни странно, но люди Амантлана не забыли подкрепить пищей и пивом пригорюнившихся рабов, которым предстоял долгий путь в поместье нового хозяина. Они должны были вновь пройти по улицам Теночтитлана, по дамбе и следовать вдоль озера. Рабы не знали, что загородное поместье военачальника ацтеков находится недалеко от дамбы, и приготовились к долгому пути. Так Иш-Чель рассталась с последними людьми из Коацаока.

Седовласый раб вышел из дома с десятком домочадцев-мужчин и отдал приказание заносить тюки с поживой. Когда это было выполнено, он взглянул на Иш-Чель и сокрушенно покачал головой

— Бедная моя госпожа… — раб говорил с ней на её родном языке.

— Ты майя?! — обрадовалась Иш-Чель. Старик улыбнулся:

— Да, госпожа. Я — майя и уже десять лет в плену. Прошел вдоль и поперек огромную страну Анауак. Где только не был… Пойдем, госпожа, я отведу тебя в тихий уголок, где ты сможешь несколько дней отдохнуть, пока тебя допустят к работе в доме.

— Почему ты называешь меня госпожой?

— Такая нежная кожа, такие тонкие руки… Кто же ты, если не знатная женщина? Пойдем… — старик направился в дом. Он провел Иш-Чель через несколько комнат, чисто убранных, вывел во двор, весь засаженный цветами, который опьяняюще пахли; во дворе суетилось около двух десятков домочадцев, определить, кто из них рабы, а кто члены семьи не представлялось возможным, так как все они были заняты определенной работой. Всюду слышались шутки и веселый смех, очевидно, жилось людям Амантлана сытно и благополучно. Кое-где мелькали мрачного вида воины-ягуары, их Иш-Чель насчитала больше трех десятков и сделала вывод, что даже в самом городе ацтеки не теряли бдительность и постоянно, держали под охраной свои дома и семьи.

Дом нового хозяина Иш-Чель располагался на самом краю центрального острова. Немного места, около шести шагов в ширину было отведено внутреннему дворику, а остальное место занимали огромный сад и огород, расположенные на больших плавучих островах, соединенных между собой маленькими мостиками. Вдали виднелись аккуратные домики из кирпича, изготовленного из речного ила, крыши были покрыты тростником. Всё было добротным, чистым и прочным. Ощущалась крепкая рука рачительного хозяина или хозяйки.

Седой раб привел Иш-Чель на самый край плавучего острова, где стоял маленький, практически крохотный домик в окружении цветов.

— В этом домике никто не живет, так что располагайся, госпожа. Вода в озере чистая и теплая сегодня. Через два дня будет баня, и ты сможешь хорошо попариться… Через некоторое время я принесу тебе еду и питье.