Страница 3 из 71
Дочь Александра, Санька, почти не болела, особо не шалила, уроки учила прилежно, книжки читала с удовольствием, участвовала в школьных мероприятиях, концертах самодеятельности и с удовольствием общалась с подружками, бывая на днях рождения и «просто так» на выходных и каникулах, дома у тех и приглашая к себе. Маргарита всячески поощряла эти приглашения, приговаривая, что если вы не пустите в дом друзей своих детей, то дети уйдут из дома — в прямом и переносном смысле. Правда, Саньке было еще только девять лет, возраст вполне управляемый, и неизвестно было еще, что готовил этот хороший ребенок на переходный возраст, но пока дочь радовала гораздо чаще, чем огорчала. То, что дочь была еще и симпатягой, Маргарита не принимала в расчет — известно, что свой ребенок всегда самый красивый, да и когда еще установится внешность, годам к двадцати — это тоже известно… Маргарита была матерью-одиночкой.
Вспоминать историю своей безумной любви и такого же безумного потрясения, разочарования, отчаяния, Маргарита не любила и не делала этого. Рану залечивают, бинтуют и берегут, а не ковыряют в ней каждый день гвоздем: ах, как я несчастна, как мне больно!.. Все верно — говорить о страдании любит тот, кто никогда по-настоящему не страдал, и классиков древности и современности можно цитировать до бесконечности. Санька пока не задавала вопросов. Думая о том, что когда-нибудь же дочь задаст вопросы «на тему», Маргарита, как всегда, надеялась, что «как-нибудь…»
Кончился август и начался сентябрь, началась школа. Дни покатились за днями, похожие, как биллиардные шары, когда однажды утром, собираясь в школу, дочь сказала:
— Я сегодня у бабушки останусь ночевать, можно?
— Чего это?
— Ну-у, — заныла обиженно. — Тетя Лена ведь приезжает! И баба Света! Ты что, забыла?..
— Забыла…
Обожаемая своей племянницей до трепета тетя Лена приходилась Маргарите двоюродной сестрой. Отношения между семьями, более чем теплые, поддерживались такими уже в третьем поколении и ежегодно преодолевались тысячи километров в одну и другую сторону — встречи были регулярными. Двоюродная сестра, «кузина» Лена была незаурядной личностью и умеющим слушать собеседником, тут уж можно было поговорить обо всем — действительно о чем угодно, о самом болезненном. Но Маргарита вспомнила и другое: что у их общей тетки есть дача в сосновом лесу, а она там ни разу еще не побывала. И потому сразу же приняла решение: поехать в Беларусь вместе с родственниками, когда те будут возвращаться, засесть на два-три дня на этой даче, никого не видеть и попытаться привести в порядов мысли и нервы.
Примерно так же, как Санька обожала «тетю Лену», Маргарита относилась к своим двум тетками, одна из которых, Светлана Алексеевна, и приезжала как раз, пока еще тепло, погреться на морском солнышке.
Истории из жизни своих родственников Маргарита называла семейными преданиями, достойными того, чтобы сделаться основой сюжета романа или хотя бы небольшой повести. Первое образование тетушки было педагогическим и она даже отработала по распределению три года в школе учителем начальных классов. Когда малыши заканчивают свои первые три класса и прощаются со своим первым учителем, часто бывает много слез, учительница утешает детей вечными словами, что не на век они расстаются, что останутся в той же школе и будут видеться каждый день, ходить в гости в классы друг к другу и так далее. Но тут вcе было с точностью до наоборот: на выпускной линейке молодая учительница плакала навзрыд, прощаясь со свои первым выпуском, а дети утешали ее теми же самыми словами: что они будут видеться каждый день, ходить друг к другу в гости и так далее. Пережив этот кошмар, Светлана Алексеевна поклялась себе, что в школу она больше не вернется: «Второй такой выпуск я не переживу, у меня будет инфаркт…» Начались каникулы, она занялась поисками новой работы и тут как раз встретила знакомых, попросивших ее подменить одного заболевшего коллегу в городской газете. «Я же не журналист!» — пыталась возразить она. На что ей ответили: «Какая разница! Ты грамотный человек, с высшим образованием! Посиди месяц, покорректируй статьи…» Так Светлана Алексеевна попала в журналистику, там и осталась…
Решение Маргариты было принято с живым одобрением, только мама, как всегда, задала свой извечный вопрос, на который, несмотря на его внешнюю простоту, в известных ситуациях непросто бывает ответить: «Зачем?»
— Хочу. Мне надо.
Но планы сломались, как всегда они у нее ломались: в последний момент и с треском. Вечером накануне отъезда позвонил А.М. и сказал:
— Рита, я хотел бы, чтобы ты приехала.
Они познакомились во время одной из ее командировок в Италию, когда она в качестве переводчика и организатора сопровождала своих и чужих начальников на бестолковые и кончившиеся ничем переговоры. А.М. был руководителем одной из сотрудничающих фирм итальянской стороны. Он был разведен, без детей — во всяком случае, с его слов. У них сложились вначале служебные, потом внеслужебные отношения. Он был бы неплохой партией, хотя и почти на двадцать лет старше. Она строила иллюзии несмотря на то, что отношения развивались, можно сказать… Можно сказать, никак не развивались. За без малого год он позвонил всего пару раз. Ей приходилось самой напоминать о себе. Писем тоже не писал. Она уже почти плюнула на него — в конце концов, не то что любви — влюбленности не было, так — деловой интерес и симпатия. Она понимала, что это — не основа для построения семьи, и поначалу переживала, а потом занялась думанием и стало не до того, да и прямой угрозы построения семьи с данным индивидуумом не наблюдалось… И тут — звонок. Маргарита напряглась и задала любимый мамин вопрос:
— Зачем?
— Я хотел бы обсудить с тобой некоторые… э… перспективы наших отношений.
У нее взмокли ладони — настолько, что телефонная трубка заскользила в руке.
— Ты долго молчал.
— Я думал.
Она почувствовала, что начинает дрожать:
— Почему мы не можем обсудить это по телефону?
— Это долгий разговор и… и деликатный. Будет лучше, если ты приедешь. Если хочешь, конечно.
— Ты понимаешь, что я не могу просто купить билет и приехать. Нужно приглашение, я должна ехать за визой в посольство. Это не будет быстро.
— Я пришлю тебе приглашение. Если хочешь, я оплачу тебе билет.
— Хочу.
— Хорошо…
К концу недолгого разговора ее била противная крупная дрожь. С трудом выковыряла сигарету из пачки и поплелась на балкон. «Что же это? Как это понимать? Что, его озарило? Странно…» Но тогда слово «странно» не стало стартовым в цепи размышлений. Потому что и цепи размышлений не возникло. Возник такой колокольный звон в голове, что она вообще перестала что-либо соображать. «Может, он решил на мне жениться? Тогда почему не сказать это по телефону? Может, ему нужно видеть меня перед собой, чтобы говорить на эту тему? Ах, ах… Может, он приготовил мне там какой-нибудь сюрприз? Он понял, что любит меня? А я его разве люблю? Хм… Я ведь не испытываю по отношению к нему никакого душевного трепета. М-да… Или Анюта права: какой там трепет, оттрепетали мы свое. Но мне всего тридцать лет! Не уже, а всего! Они там в этой своей Европе к этому возрасту еще из детства не выходят. Так-то оно так, но я-то живу здесь… О, Господи, что же делать? Ехать, конечно, раз он приглашает и оплачивает билет, значит, он все хорошо продумал…»
Мама, выслушав, сказала:
— Возьми денег с запасом. Мало ли что.
Тетка перекрестила. Кузина Лена пообещала:
— Я за тебя молиться буду.
Большой конверт с приглашением пришел по скоростной почте на четвертый после разговора день. Еще через две недели Маргарита подала документы на визу. Полученный ею в авиакассах заказанный билет оказался в одну сторону и почему-то на Рим, а не на Милан, и ей пришлось доплатить до полной стоимости, поскольку консульство требовала оплаченного и выкупленного билета в оба конца. Еще через две недели она вылетела в Италию, ничего не соображая от волнения и скорости развития событий.