Страница 16 из 99
Тот, которого назвали Барсуком, бегло поздоровался с некоторыми из окруживших его молодых людей и, не снимая шляпы, подошел к столу и попросил у Атаназарова стакан пива. Атаназаров налил и подал стакан. Между тем новый посетитель обвел глазами вокруг комнаты и остановил их на Невзорове. Сквозь синие очки можно было заметить пристальность взгляда.
— Кто это? — спросил он вполголоса.
— Студент Невзоров, из университета, — отвечал Атаназаров. — Тебе о нем говорил Зашибин. Он и привел его.
— А! — сказал Барсук и залпом осушил поданный ему стакан. — Где же хозяева? В архивной, что ли? — спросил он потом и, не выждав ответа, вошел в комнату, где был диван с бумагами, и затворил за собою дверь.
— Кто это? — в свою очередь спросил Невзоров, подойдя к Зашибину.
— Барсов, один из наших важных, но он не из студентов, а чиновник. Через него мы узнаем многое, что нам знать полезно.
— Почему его назвали Барсуком?
— Так; у нас многие имеют такие прозвища. Его назвали Барсуком потому, что он Барсов; да и выражение лица, как однажды заметил Шлейер, напоминает барсука. Самого Шлейера зовут Волком, а другого здешнего хозяина, Креницкого, который с ним в той комнате, Бегуном, потому что он у Шлейера на посылках. Круглов, которого мы вчера встретили с Птичкой, зовется Котом.
— Атаназаров! — кликнул из третьей комнаты Шлейер, отворив дверь.
Атаназаров вышел оттуда через несколько минут с завязанной в носовой платок пачкой бумаг и с несколькими печатными листками на синеватой бумаге, которые он стал раздавать присутствовавшим. Вместо него был Шлейером позван Звонарев.
— Это новое, — сказал Зашибин Атаназарову, пробегая глазами переданный ему листок.
— Да, — отвечал Атаназаров. — Вышло на прошлой неделе, а сюда пришло третьего дня.
После Звонарева были позваны в третью комнату, один за другим, еще четверо молодых людей. Все возвращались оттуда с пачками бумаг, завернутыми в платки или в листы старых газет. Когда последний вышел, в дверях опять показался Шлейер и спросил про Атуева.
— Атуева нет, — отвечал Звонарев.
— Так передай ему, чтобы он зашел завтра или послезавтра утром, — сказал Шлейер.
Между тем Зашибин вручил Невзорову несколько листков вместо одного.
— Зачем так много? — спросил Невзоров.
— Ты их пораспределишь между товарищами.
— Нет, я на это не решусь; я на них не надеюсь.
— Тогда пусть пока останутся у тебя. Случай представится их пустить в ход, если не теперь, то позже.
— Сомневаюсь, — нерешительно сказал Невзоров. — А что значат, — продолжал он, — все эти узелки и пачки? Что в них за бумаги?
— И то, что у тебя в руках, и другое в этом роде. Все эти молодцы разъезжаются на днях по губерниям — кто на Волгу, кто на юг. Это им на дорогу.
— То есть они отправляются, как вы говорите, в народ.
— Не все; всякому роль, которая ему под стать. Звонарев и Атуев, например, пойдут в народ. Первый — хороший кузнец, и где-нибудь кузнецом поустроится; а второй — столяр, и тоже себе найдет работу… Но смотри — кажется, что Барсов с тобой хочет познакомиться.
Барсов, Шлейер и Креницкий уже вышли из третьей комнаты, и первый, бросив на чайный стол свой полуопустевший, по-видимому, саквояж, направился прямо к Невзорову.
— Добро пожаловать, молодой человек, — сказал Барсов. — За вас поручился Зашибин. Мы ему верим. — В тоне и всей манере Барсова было что-то жесткое, даже наглое, что и смутило и рассердило молодого студента. Он не нашелся, что ответить, и только слегка наклонил голову.
— Вас зовут Невзоровым, не правда ли? — продолжал Барсов, небрежно сбросив перед собой пепел сигары, которую он курил. Часть пепла упала Невзорову на ногу.
— Так точно, — отвечал он; я Константин Невзоров.
— Вы студент второго курса.
— Да.
— Надеюсь, что вы нас выдавать не будете.
Невзоров покраснел и твердым голосом отвечал:
— Если бы я мог выдавать, я бы не пришел.
— Хорошо, хорошо, — сказал Барсов, понизив голос, — дайте руку.
Невзоров молча протянул руку.
— А что, господа! — продолжал Барсов, обратясь к столпившимся студентам. — Вы так и бросили Уланбекова?
— Как — бросили? — спросили два-три голоса.
— Да так. Его исключили, а вы не заступились.
— Нельзя было, — сказал Атаназаров. — Он виноват, и его в курсе не любили.
— Мало ли кого не любят! А вы ему полуземляк, и даже сходки не устроили. Можно было набрать из первокурсников. Случай был хороший. Дело не в нем, конечно, а в том, чтобы новички втягивались…
В эту минуту послышались шаги у надворного крыльца. Барсов беспокойно оглянулся.
— Кто у вас в карауле? — спросил он.
— Змиев и Силин чередуются, — отвечал Шлейер.
— Силин там, — отозвался студент Змиев.
Зашибин взглянул в окно, приподняв занавес.
— Это Кот и Птичка! — сказал Зашибин.
— Кот и Птичка! — повторили несколько голосов.
— Так поздно! — проговорил Шлейер. — Это что-нибудь значит.
В комнату торопливо вошли миловидная молодая девушка, несколько бедно, но прилично одетая, в небольшой круглой черной соломенной шляпке с насаженной на ней спереди красной птичкой, и молодой человек небольшого роста, в плисовой поддевке и высоких сапогах. Их тотчас окружили и стали осыпать вопросами, но молодая девушка нетерпеливо оттолкнула двух или трех к ней обратившихся студентов и, поспешно передав Шлейеру какую-то на клочке бумаги написанную записку, подошла к Барсову и ему что-то сказала на ухо.
Барсов побледнел и, схватив девушку за руку, увел ее в третью комнату.
— Господа! По домам! — крикнул Шлейер, прочитав записку. — Змиев, на место!
Студент Змиев бросился в дверь. Произошел общий переполох. Половина бывших в комнате молодых людей последовала за Змиевым. Другие обступили Шлейера. В эту минуту Барсов выбежал из задней комнаты со своей палкой, с надвинутой на глаза шляпой и, схватив свой саквояж, также бросился к дверям. В них он обронил саквояж, но не останавливаясь, чтобы его поднять, выбежал на крыльцо. Птичка остановилась на минуту у входа из третьей комнаты в среднюю и обменялась несколькими словами с Атаназаровым; потом она взяла под руку молодого человека, которого звали Котом, и оба вышли.
— Пора и нам убираться, — сказал Зашибин Невзорову. — Отдай назад свои листки.
Невзоров заметил, что некоторые из студентов побросали взятые ими листки и пачки бумаг. Другие торопливо старались их подобрать и спрятать в печке.
— Не в заслонку! — закричал Шлейер. — В трубу, под вьюшку!
— Что значит все это? — спросил Невзоров.
— Это значит, что нас накроют. Пойдем. Надобно только сперва проведать, свободен ли еще выход на улицу, а то придется перелезать через забор на той стороне двора.
— Нет! — сказал Невзоров. — Через забор я не полезу. Еще бы дать себя поймать, как вора, на заборе!
— Как хочешь — попадайся!
Зашибин вышел, но через минуту вернулся со Змиевым.
— На улицу нельзя, — крикнул Змиев. — Все обставлено. Кот успел нырнуть в лес; но Птичку и Звонарева задержали.
— Всем нельзя уходить! — закричал Шлейер. — Бегун и я — хозяева. Мы должны остаться. У кого есть дух, садитесь за стол.
Сам Шлейер сел и налил себе стакан пива.
— Я остаюсь, — сказал Невзоров и сел подле него. Атаназаров также сел рядом с Невзоровым.
— Барсов, однако же, успел уйти, — сказал Невзоров вполголоса Атаназарову.
— Он всегда успевает, — отвечал Атаназаров. — Впрочем, здесь было нетрудно. У него свой ход. Он имеет ключ от калитки в соседнюю дачу.
— Удивляюсь вашей Птичке, — продолжал Невзоров. — Как могла она проведать обыск и вовремя поспеть сюда, чтобы предупредить?
— Не она проведала, а Щука. Ее прислала Щука, а она взяла с собой Кота, потому что в поздний час побоялась ехать одна, да притом они всегда в компании.
— Но кто же Щука?
— Одна из наших, но постарше Птички. У нее есть свои…
Атаназаров не кончил фразы. Разом послышались с двух сторон приближавшиеся шаги и со стороны улицы и со стороны двора; затем последовали толчок в уличную дверь и требование ее отворить.