Кошмар в ночи

Барбара разбудила меня где-то около двух часов.

— Проснись, — повторяла она снова и снова, тряся меня за плечо.

Так как я сплю довольно крепко, то полное пробуждение наступило только через минуту.

Наконец я кое-как открыл глаза и заметил, что в спальне горит свет. Барбара сидела на кровати.

— Что случилось? — спросил я.

— Кто-то колотит в дверь. Неужели ты не слышишь?

Теперь и я услышал громкий стук. Кто-то изо всех сил колотил в дверь.

— Кто это, черт побери, может быть в такой час?

— Пойди, выгляни, — предложила Барбара. Совет показался мне довольно разумным.

Подошел к окну. Внизу, естественно, кто-то стоял, но в темноте трудно было что-либо разглядеть. Я чуть не рассмеялся, когда понял, что ночной гость завернулся в белую простыню.

В этот момент начал звонить звонок.

— Ну? — поинтересовалась Барбара.

— Не знаю. Отсюда ничего не видно. Оставайся здесь. Я спущусь.

Я вышел из спальни. Забыл включить свет и чуть не упал с лестницы. Я до сих пор так и не привык к этой даче. Конечно, я помнил, где находится выключатель. Только внизу включил свет. Все это время звонок дребезжал, не переставая.

Открыл входную дверь.

На крыльце стояла женщина. Правда не в простыне, а в какой-то длинной белой ночной рубашке, которая достигала лодыжек. Или вернее должна была достигать. Сейчас же она была порвана и выпачкана в грязи. Длинные волосы растрепались и закрыли глаза. Гостья рыдала и тяжело дышала. Я узнал ее лишь после того, как она воскликнула:

Боб! 

— Марджери! Входи! — Затем я крикнул Барбаре: — Спускайся, дорогая. Это Марджери Кингстон.

Больше я ничего не успел сказать. Марджери прильнула ко мне, как утопающий, который хватается за соломинку. Она уткнулась лицом мне в грудь, но я почувствовал, как миссис Кингстон дрожит. Марджери все время что-то шептала, но я не сразу понял что.

Закрой дверь, пожалуйста, — бормотала она. — Закрой дверь!

Я закрыл входную дверь.

— Задвинь шторы, Боб.

Ночная гостья перестала рыдать. Когда Барбара спустилась вниз, Марджери дышала почти спокойно.

Закрыв шторы, я отправился па кухню. Содовую найти не удалось. Я захватил бутылку виски, купленную в понедельник в городе, и три стакана.

Обе женщины сидели на софе. Марджери немного успокоилась. Я не спросил, хочет ли кто-нибудь пить. Просто плеснул в стаканы неразбавленного виски. Марджери выпила виски, словно воду. Барбара отхлебнула из стакана. Я сел в кресло. Жена посмотрела на Марджери Кингстон н спросила:

— Что случилось?

— Я убежала.

— Убежала?

Марджери смахнула волосы с глаз и посмотрела прямо на мою жену.

— Не стоит притворяться. Ты ведь слышала, что я находилась в клинике для умалишенных.

Барбара взглянула на меня, но я промолчал. Я помнил день, когда встретился в городе с Фредди Кингстоном. Он рассказал, что у Марджери нервное расстройство и он отправляет ее в частный санаторий в Элкдейл. Этот разговор произошел почти три месяца назад. С тех пор я не видел Фредди и не знал никаких подробностей.

Когда я встал, Марджери шумно вздохнула.

— В чем дело? встревожился я.

— Не надо никому звонить, Боб, — попросила она. — Я тебя умоляю.

Л Фредди? Нужно сообщить ему.

Только не Фредди. Никому ничего не говорите, особенно Фредди. Неужели вы не понимаете?

Может, расскажешь, в чем дело? — сказала жена.

— Хорошо. — Марджери Кингстон протянула стакан. — Можно я сначала еще выпью?

Я налил. Когда Марджери поднесла стакан ко рту, я обратил внимание, что ногти на се пальцах обгрызаны.

Она выпила виски и начала говорить, не успев даже опустить стакан.

— Понимаете, лучше ничего не рассказывать Фредди. Ведь это он послал меня в Элкдейл. Он наверняка знал, что это за место. Они с Моной Лестер рассчитывали убить меня, и тогда Фредди будет свободен. У меня была уйма времени, чтобы разобраться, что к чему. Логично?

Я попытался поймать взгляд жены, но она смотрела не на меня, а на Марджери Кингстон. Затем Барбара мягко сказала:

— Мы слышали, что у тебя был нервный срыв, дорогая.

— Верно, — кивнула Марджери. — Он надвигался давно и неизбежно, но никто этого не знал. Сама виновата. Я была слишком гордой, чтобы все рассказать кому-нибудь.

— Ну а Фредди?

— У него была Мона Лестер. Она работает фотомоделью. Фредди и Мона познакомились в прошлом году в студии. С тех пор они живут вместе. Когда я узнала, он лишь рассмеялся. Фред потребовал развода. Я, конечно, отказалась. Все перепробовала — и спорила, и уговаривала, и соглашалась на его условия. Но все напрасно.

Он перестал ночевать дома. Затем как-то пришел и подробно описал, что он делал с Моной. Вы не можете даже представить, что он говорил и как при этом смотрел на меня. О Моне никто не знал. Вы ведь не знали? Фред слишком хитер. Он все спланировал. Да, точно, Фредди все спланировал. Он сам как-то сказал, что, если я не соглашусь на развод, он будет изводить меня до тех пор, пока я не сойду с ума. Тогда он сможет делать, что хочет. — Марджери перевела дыхание.

— Ты уверена, что нужно об этом говорить? Барбара закусила губу. — Ты не должна возбуждаться…

Марджери Кингстон издала звук, похожий на смех.

— Перестань разговаривать, как доктор, попросила ночная гостья. — Не смеши меня. Я нормальный человек, а не психопат. Да, доктора называют больных именно так "психопат". Когда они разговаривают с родственниками, то говорят: "умственное расстройство". Тогда со мной действительно случилась истерика в школе прямо на уроке английского. Один Бог знает, что подумали обо мне ученики. Просто нервы не выдержали. Прибежал директор и начал меня успокаивать. Меня отправили домой, дали успокоительного. Приехал доктор и оставил таблетки. Затем Фредди накачал меня лекарствами. Честное слово! Доктор велел принимать не более двух таблеток, а он заставил выпить шесть. Всю следующую неделю он так пичкал меня лекарствами, что, когда меня отвезли в суд, я была в таком состоянии, что подписала все бумаги. Проснулась я уже в маленькой частной клинике Корбеля.

Я не смотрел на Марджери. Я не мог смотреть на нее. Она продолжала говорить все громче и громче:

— Это произошло три месяца назад. Я считала дни, даже часы. Там больше нечего делать. Фредди ни разу не приезжал ко мне. Меня никто не навещал. Он договорился с Корбелем, чтобы ко мне никого не пускали. Я писала письма до тех пор, пока не поняла, что они не выходят за стены клиники. До меня тоже ничего не доходило. Корбель просто не давал мне письма. Вот как он руководит клиникой! Ему очень много платят за то, чтобы в Элкдейл никто не мог попасть и никто не мог выбраться. Фред, наверное, потратил целое состояние, чтобы запрятать меня туда, но для него и для остальных игра стоила свеч.

— Для остальных? — переспросила Барбара.

— Для остальных родственников. Я имею в виду — для родственников остальных пациентов. Понимаете, большинство из них — богачи. У нас есть и алкоголики, и наркоманы, но я бы не сказала, что они психи. По крайней мере, они были вполне нормальными, когда попали в Элкдейл. Корбель делает все, чтобы свести их с ума. Он разрешает им пить, сколько угодно, принимать любые наркотики и называет это терапией. Единственное, что ему нужно — как можно скорее убить их. Наверное, за это ему выплачивают гонорар. Особенно жестоко Корбель обращается с пожилыми пациентами. Чем быстрее они умирают, тем быстрее родственники получают наследство.

Этот Корбель психиатр? — спросил я.

Он убийца! Марджери резко наклонилась вперед. — Можете смеяться, но это правда. Я все слышала. Я не спала по ночам и слушала. Я слышала, как они с Лео забили до смерти старого мистера Шейнфарбера две недели назад в процедурной гидротерапии. Эту комнату никогда не использовали для гидротерапии. Когда мистер Шейнфарбер перестал кричать, эти садисты бросили его в ванну и ушли. Утром они сказали, что мистер Шейнфарбер принимал процедуру и утонул — покончил жизнь самоубийством. Корбель сам подписал свидетельство о смерти. Но я знаю, что произошло на самом деле. Бедный мистер Шейнфарбер хотел только, чтобы его оставили в покое… Сейчас его подлый сын и невестка получили все деньги старика. Лео мне почти признался.