Московские големы

Когда тяжелая дверь провернулась за големами, размазав по полу обширную лужу крови, на стоянку перед гипермаркетом тяжело вползли два концертных трейлера с огромными надписями «Мистер Пинк Флойд» на бортах. Рядом припарковался длинный белоснежный лимузин. Отодвинув занавеску на окошке лимузина, Роджер Уотерс окинул гипермаркет тоскливым взором, ненадолго задержав взгляд на окровавленных ошметках перед парадным входом.

— Этот народ никогда не приучится к порядку и чистоте, — печально произнес он.

Сидевшая рядом с ним на заднем сиденье Нэнси, внезапно очнувшись от дремоты, произнесла:

— Я только что вспомнила... Тебе интересно? В школе у меня был учитель, который умел превращаться в молоток.

— Ты мне этого не рассказывала. — Роджер внимательно посмотрел на нее, потом вынул из кармана маленькую черную книжечку и сделал несколько пометок механическим карандашом. — Надо будет использовать в следующем шоу.

— Конечно, дорогой.

Он захлопнул книжечку, откинулся на спинку сиденья, прикрыл воспаленные глаза.

— Распорядись, пожалуйста, чтобы монтаж оборудования занял не более четверти часа, иначе я просто усну.

— Да, Родж.

— И тогда меня разбудит только little pin prick.

— Я поняла, Роджер.

Между тем големы вступили в святилище Маммоны. Чутье не подвело Мягкого Краба: это был храм изобилия. Циклопический зал сорока локтей в высоту был уставлен высокими, в три человеческих роста, стеллажами, на которых лежали, стояли, висели и торчали следующие предметы: стеклянная, металлическая и пластиковая посуда, корзинки для кошек, джинсы, периодические печатные издания, чистые циновки, фотографические камеры и соответствующие аксессуары, пахитосы, березовый уголь для каминов и аутодафе, кондитерские изделия, колониальные товары, компакт-диски в несметных количествах, папирус и письменные принадлежности к нему, разнообразнейшая обувь, мобильные телефоны, китовый ус, полимерные швабры, известняковые блоки разных размеров, пакеты для мусора, музыкальные инструменты, бытовая техника, мышиное дерьмо в прозрачных пакетиках, видеокассеты, гигиенические средства для женщин, деревянный шпон и горбыль, противогазы, бикарбонаты натрия, предметы мебели, детская одежда, индивидуальные наборы для суицида и эвтаназии, сомнительная бытовая химия, меховая рухлядь, тяжелая вода и соли цезия, альбомы Сальвадора Дали и Бориса Вальехо, звукозаписывающая и звуковоспроизводящая аппаратура, сексуальные рабыни, жидкое мыло, слабокислый грунт для кактусов, паровозные поршни, картонные подставки под пиво, книги «Компьютер для идиотов», пылесосы, радиоактивные изотопы в специальных защитных капсулах, растопка для барбекю, велотренажеры, крошечные модельки самобеглых экипажей, держатели для салфеток, портативные печи для домашних крематориев, игральные и контурные карты, губные гармоники, постельное белье и агрессивные игрушки, — и это, следует заметить, только то, на что первым упал взгляд идеального наблюдателя.

Из дальнего конца гипермаркета устойчиво тянуло сибирским морозом: там располагались уходящие к горизонту ряды холодильных шкафов, распираемые изнутри неимоверными количествами скоропортящихся мяс и рыб, птиц и дичи, многочисленных карбонатов и колбас из падлы и требушины, ящиков с животными маслами и кулинарными жирами, десятилитровых бидонов с йогуртом, микробиологических штаммов в пробирках, копченостей в вакуумных пакетах и стеклянных сосудов с человеческими органами для трансплантации. Вне морозильников располагались штабеля разнообразных напитков в пластиковых бутылках, отечественные и импортные алкалоиды, оливки и каперсы в жестяных банках, сухофрукты, матово поблескивавшие кувшины с чоколатлем и коричневые палочки тобако, чай и кофе в ассортименте, растительные масла, курительные и жевательные ароматические смолы, консервы и пресервы, мистический мескаль в бутылках с ацтекскою резьбою, чищеные абрикосовые косточки, соленые моллюски, человеческие эмбрионы, сушеные воблы и щуки, маринованный имбирь; и это, необходимо подчеркнуть еще раз, лишь первое, на что падал взгляд при входе.

В самом торце зала располагались мини-цеха по производству кур и щеночков гриль, шаурмы, корейских острых салатов, горячего хлеба, печеных на шпажках крысиных тушек, турецких сладостей и японских ролов. Посреди зала был устроен внушительный параллелепипед из мелко наколотого и впоследствии спрессованного льда, на котором в специально проделанных плоскими палками углублениях покоились внушающие ужас массы тигровых креветок, конечностей камчатского краба, черной и красной икры, морского коктейля на развес, лосося, семги, налима, судака, зубатки, омаров, осьминогов, лангустов, устриц, каракатиц, кальмаров, морских гребешков, мидий... взгляд идеального наблюдателя захлебывался слюною, не справляясь с таким количеством аппетитного. В огромных цинковых ящиках, наполненных водою и заботливо продуваемых кислородом из резинового шланга, обитали живые раки, карпы, рапаны, сомы, морские коньки и осетры, и всякий желающий мог извлечь их из аквариума, дабы унести домой и там бесчеловечно сварить заживо для дальнейшего поедания. Неприступными холмами громоздились на специальных наклонных стеллажах свежие овощи, зелень и фрукты, в том числе столь неоднозначные, как киви, лимонное яблоко, кумкват, черевишня, маракуйя, карамбола, питахайя, рамбутан и помело. Изобилие! изобилие!..

Сотни молящихся адептов хаотично перемещались по залу с плетеными корзинками и металлическими тележками, сгребая в них выложенное на стеллажах добро. Огонек алчности цвел во взорах. Дрожа от неимоверной жадности, адепты доверху набивали свои тележки скарбом, при этом абсолютно не разбирая, что сметают с полок; иные катили десятки килограммов фруктов, у некоторых тележки были доверху заполнены спиртными напитками, отдельные индивидуумы везли сразу дюжину прозрачных пятилитровых емкостей, наполненных родниковой, с позволения сказать, водой. На освобождающиеся места служители храма непрерывно несли все новые и новые груды товара. Судя по всему, товары раздавались всем желающим бесплатно, дабы укрепить их в грехе алчности и раздуть потребности до астрономических пределов — по крайней мере, големы не обнаружили, чтобы за вещи и продукты взималась звонкая золотая монета.

Однако платить все равно приходится всегда и за все. Выход из зала был перекрыт рядом узких загончиков вроде тех, в которых закрывают скот для клеймения. Изнывающий от алчности адепт въезжал в загончик вместе со своей тележкой и начинал выкладывать товары на чудодейственно движущуюся ленту перед жрицей храма, а та брала каждый предмет в руки и подносила к странному серебристому зеркалу, в центре которого мельтешило нечто непонятное, вращающееся столь стремительно, что взор не успевал ухватить деталей и лишь сигнализировал подсознанию, что там перемещается что-то крошечное, реагировать в принципе смысла не имеет, но на всякий случай лучше держать эту штуку в уме, а еще лучше пойти на кухню, взять мясной тесак и начать убивать всех, чьи имена начинаются на «Е»... Когда товар подносили к магическому зеркалу, раздавался пронзительный писк, который свидетельствовал, видимо, о том, что обитающий в зеркале элементаль поставил на товар свое незримое демоническое тавро. По окончании клеймения адепт протягивал жрецу какие-то мятые прямоугольные кусочки пергамента — видимо, прошения и молитвы божеству, касающиеся торгового ассортимента. Жрица принимала прошения, вкладывала их в странного вида механизм с железным ящиком, манипулировала клавиатурой и выдавала в обмен крошечный листок белёного папируса с текстом. Поскольку она ничего не писала на листке от руки, но лишь штамповала его при помощи своей машины, логично было предположить, что это стандартная сакральная формула данного святилища, вырезанная на нефрите и оттискиваемая на папирусах после предварительного прокатывания клише красящим составом, сваренным из тутовых ягод и сажи: «Отпущены тебе грехи твои, дитя, ступай и более не греши, мяфа», «666 Зверь» или «Уплочено; иди и помни, что за сии прекрасные товары отдаешь ты добровольно в бессрочную аренду Маммоне очередную частицу своей бессмертной души. Обмен товара производится только при наличии чека».