Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 70

"Христианство,- извинялся Д. Макартур за предыдущие поспешные решения,- не отличается от них так сильно, как можно подумать. Между ними (религиями.- Л. К.) существуют небольшие различия, но каждое и каждая могут получить дополнительную энергию путем лучшего понимания другой..."

Вспомним: если бог, религия гарантируют нам идеальный миропорядок, значит, они необходимы.

Это была уже программа. Программа объединения восточных верований с модернизированным христианством для борьбы против передовой общественной мысли и ее носителей. В Японии Д. Макартур провел блестящий эксперимент, который продемонстрировал, как культурные ценности, рожденные в рамках патриархального сознания, средневековой религии, могут сочетаться с самой вульгарной, самой современной "религией", в которую превращена реклама. Так, американские компании "Дженерал моторс" или "Юнайтед фрут" рекламировали в Японии холодильники, пылесосы, морс, салат, мороженое в японских храмах под старинную музыку, сочиненную для религиозных обрядов. Девы (в этот момент они становились чуть ли не святыми) пели старые песенки во славу... кока-колы или механической зубной щетки.

Сторонники синто, внешне довольно быстро приспосабливавшейся к современности, точнее символам (в основном американским) современности, почувствовали себя увереннее после того, как Макартур изменил к ним свое отношение и особенно после принятия конституции Японии. Новый основной закон страны Д. Макартур поручил составить Мацумото, которого называли за его архиреакционность "железная рука". Однако он сочинил такое, что даже в штабе оккупационных войск смутились. Проект новой конституции не влезал даже в самые гибкие рамки буржуазной демократии.

В данном случае, думается, это была игра Макартура. Мацумото написал именно то, чего ожидал от него "Наполеон Лусона", дабы иметь возможность продемонстрировать свой демократизм. Ведь именно Д. Макартур собственноручно взялся (великолепная демонстрация!) переделывать, исправлять проект Мацумото. Он вычеркнул наиболее одиозные пассажи и таким образом, сделав из "реакционного сырья" "прогрессивный документ", мог претендовать на репутацию реформатора, на право объявить: "оковы милитаризма и феодализма", "палочная дисциплина, которой подвергались душа и тело японского народа, ликвидированы" (из новогоднего послания Д. Макартура).

После сообщений о работе над конституцией акции Макартура поднялись еще выше. Его даже сравнили с Фридрихом II, королем прусским, который оказывал покровительство Ламметри. Как известно, французский философ вел непримиримую борьбу с шарлатанством французских врачей, которые коснели в старых предрассудках и ничего не хотели знать об успехах медицины в других странах, о новых методах лечения. Ламметри обращался к совести своих коллег, он говорил, что специалист, который не следит за успехами медицины вне пределов Франции, не может быть честным гражданином. Это жулик, обманывающий публику.

Парижский медицинский факультет отдал приказ сжечь публичные выступления Ламметри. Он подвергся оскорблениям, гонениям, его уничтожали как врача, мыслящего человека, как исследователя. Грозили физической расправой. И вдруг Ламметри получает поддержку с совершенно неожиданной стороны. Со стороны Фридриха II. В письме от 18 октября 1748 года прусский король, подчеркнув жизнерадостность и огромный ум Ламметри, поделился такими соображениями: "Он враг всех врачей, но сам хороший врач. Он материалист, но сам нисколько не материалистичен". В другом письме читаем: "Ламметри - жертва теологов и дураков... Я питаю особое сострадание к преследуемым философам".

Наконец, король предоставил политическое убежище материалисту. Более того, когда гонимый французской буржуазией Ламметри прибыл в Потсдам ко двору, он был осыпан (демонстрацию устроили на всю Европу) монаршими милостями. Ламметри, на зависть многим, получил высокий пост (более важный, чем министерский) - чтец при короле. Фридрих II позволял себе до поры до времени кокетничать не столько с материализмом, сколько с материалистом, потому что исторические условия в Пруссии не созрели еще для революционного преобразования. Материалист не был опасен монарху.

Так же и Д. Макартур. Он понимал: ему ничего не стоит сделать некоторые послабления, допустить к созданию конституции японских "ламметри", книги которых сжигали идеологи фашизма и милитаризма, можно пококетничать с либералами и даже с левыми, конечно, не с материализмом, ни тем более с марксизмом, а скорее с некоторыми носителями либеральных идей и марксизма. Тем более что среди них было немало демагогов, которые, манипулируя левыми лозунгами, занимались обманом общественного мнения.



Д. Макартур смело шел на этот шаг, ибо новая конституция не могла поколебать основ капиталистической Японии. А разве помешала Фридриху II слава покровителя Ламметри?! Разве не приятно слышать, как американская, японская, западноевропейская пресса ахает и удивляется: Макартур реакционер, один из лидеров правых, душитель марша безработных ветеранов, спаситель ученых-человеконенавистников, готовивших бактериологическую войну, "предоставил убежище Ламметри XX века - японским либералам", да при этом еще отстранил "чтеца законов при японском императоре" - Мацумото?! "Американский кесарь" выступил защитником и покровителем демократии! И конечно, самое главное: оказывается, в американце прагматизм настолько силен, универсален и гибок, что он даже реакционера может сдвинуть на позиции, определяемые принципами демократии, если это выгодно Соединенным Штатам.

Так что Дуглас Макартур на основном законе японского государства набрал много очков в своем американском государстве. Апологеты капитализма приобрели великолепный козырь - идею за весьма низкую, доступную цену: в принципе человек-ультра не опасен. Под влиянием прагматизма он всегда будет делать то, что выгодно стране, а значит, и тебе, американец.

Огромную услугу оказал Макартур правым, идеологам реакции, в высшей степени умело поработав над конституцией Японии. Всегда завидуя автору "кодекса Наполеона", Д. Макартур наконец создал "кодекс Макартура". Он следующим образом подвел итоги работы над документом: "Я сообщаю о конституции, которая по решению императора, правительства, с моего одобрения предлагается народу". "Кодексом Макартура" Соединенные Штаты сделали, как заметил американский юрист, кивок в сторону левых и поклоны в сторону правых.

О конституции много написано, в частности, о том, что впервые избирательные права получили женщины. Но на кого же работала конституция?

"Выборы (в Японии) произошли не без забавных случаев,- вспоминает Д. Макартур.- На следующий день после объявления результатов голосования мне позвонил весьма почтенный лидер японских законодателей, судя по всему обескураженный чем-то, попросил аудиенции. Посетитель, который принадлежал к одной из групп выпускников школы юристов Гарварда, немедленно выпалил о сути дела, которое его глубоко взволновало: "Я сожалею, но случилось нечто ужасное. Проститутку, ваша светлость, избрали в парламент". Я спросил его: "Сколько голосов она получила?" Японский законодатель вздохнул и сказал: "256 000". Я сказал торжественно, насколько это было возможно: "В таком случае я вынужден предположить, что здесь должно быть скрыто нечто большее, чем ее сомнительное занятие". Он разразился смехом: "Вы солдаты!" воскликнул юрист и переменил тему. Возможно, подумал я, он спятил".

Допустим, что избрание представительницы первой древнейшей профессии случайность. Но ведь будущее показало, что "кодекс Макартура", уложения, принятые под бдительным оком проконсула, способствовали утверждению социальной несправедливости - этого самого великого и ужасного отступления от морали, нравственности, порядочности.

Одного до конца дней не мог простить себе Д. Макартур - позволил допустить в основной закон страны параграф (статья No 9), исключавший для Японии войну и вооруженные силы как средства ее политики на международной арене. Оправдываясь перед американскими "ястребами", желая снять с себя вину, он пишет в "Воспоминаниях", будто-де к нему во время работы над проектом конституции пришел премьер-министр Сидихара с предложением исключить из проекта параграф, который бы дал возможность возрождения милитаризма. При этом Сидихара якобы боялся, что Макартур как военный человек, да еще американец, будет возражать. Но Д. Макартур согласился. Однако он сделал этот шаг не ради мира. В США, в других странах еще свежи были воспоминания о преступлениях японского милитаризма, зверствах его генералов и солдат. Тогда нельзя было не считаться с общественным мнением, да и с мнением союзников. И тем не менее удалось оставить лазейку в виде оговорки о том, что в случае необходимости будут созданы силы для обороны, состоящие из десяти дивизий.