Моя Антония

- Видите ли, - рискнул я пояснить, - мальчикам часто не приходит в голову, что их мать была когда-то молода и красива.

- Да нет, мы понимаем, - горячо заверили они меня, - она и сейчас не старая, - добавил Амброш, - не намного старше вас.

- Ну смотрите, - сказал я, - узнаю, что вы с ней нехороши, возьму палку да задам вам всем взбучку. Я просто подумать не могу, что вы, мальчики, невнимательны к своей матери или воображаете, что она только на то и годится, чтоб за вами ухаживать. Когда-то я был влюблен в нее и знаю, что таких, как она, больше нет.

Мальчики рассмеялись, чувствовалось, что им приятно это слышать, хоть они немного и смущены.

- Об этом она ничего не говорила, - сказал Антон, - но всегда про вас много рассказывала, про то, как вам весело было вместе. Она даже вырезала вашу фотографию из чикагской газеты, и Лео говорит, он сразу вас узнал, когда вы подъехали к мельнице. Только Лео и приврать ничего не стоит, лишь бы поважничать.

Мы загнали коров в угол двора возле амбара, и, пока мальчики их доили, стало смеркаться. Все было, как и положено быть, - терпкий запах смоченных росой подсолнухов и вернонии, чистое синее с позолотой небо, одинокая вечерняя звезда, журчание молока, льющегося в ведра, хрюканье и повизгивание свиней, ссорящихся из-за еды. И я вдруг ощутил, как одиноко мальчишке на ферме вечером - делаешь все одно и то же, а мир где-то далеко-далеко.

Сколько же нас уселось ужинать! Два длинных ряда вертящихся голов, освещенных лампой, и множество блестящих глаз, уставившихся на Антонию, которая, сидя во главе стола, накладывала еду в тарелки и пускала их по кругу. Дети были рассажены в строгом порядке: младшие возле старших, которые следили, чтобы они вели себя как следует и каждый получил свою порцию. Анна и Юлька время от времени выходили из-за стола, чтоб принести еще калачей или крынку молока.

После ужина мы прошли в гостиную, где Юлька и Лео должны были мне поиграть. Антония шла первой и несла лампу. Стульев в гостиной на всех не хватило, так что младшие уселись прямо на голом полу. Маленькая Люси шепнула мне, что они купят ковер, если продадут пшеницу по девяносто центов. Лео долго копался, вынимая скрипку. Оказалось, что это старая скрипка мистера Шимерды, которую Антония сумела сохранить. Лео она была не по росту. Для самоучки он играл очень неплохо. Старания бедной Юльки были менее успешны. Пока они играли, малышка Нина вылезла из своего уголка и начала танцевать посреди комнаты, ловко перебирая босыми ножками. Никто не обратил на нее внимания, и она снова пробралась в угол и села рядом с братом.

Антония что-то сказала Лео по-чешски. Он нахмурился и скорчил гримасу. Видно было, что он решил надуться, но вместо этого на его лице в самых неожиданных местах проступили ямочки. Подкрутив и подергав колки, он, уже без аккомпанемента губной гармошки сыграл несколько чешских мелодий - они прозвучали еще лучше. Лео был так непоседлив, что я только тут смог разглядеть его как следует. Мое первое впечатление оказалось верным: мальчик походил на фавна. Затылок у него был несколько срезан, и густые рыжеватые завитки спускались с головы на шею. У остальных его братьев глаза были широко расставлены и смотрели прямо, его же золотисто-зеленые глаза сидели глубоко и, казалось, прятались от яркого света. Антония сказала, что он обижается чаще, чем все другие. Вечно норовит вскочить на необъезженного жеребенка, дразнит индюков, испытывает красной тряпкой терпение быка и проверяет, остро ли наточен топор.

Когда концерт окончился, Антония принесла большую коробку с фотографиями: она и Антон рука об руку, в свадебных нарядах; ее брат Амброш с толстухой женой, владелицей фермы, - она, что мне было крайне приятно услышать, держит мужа под каблуком; три чешки Марии, каждая со своим огромным семейством.

- Ты не поверишь, какие степенные стали эти девушки, - заметила Антония. - У Марии Свободы лучшее масло в округе, и с фермой она ловко управляется. Ее дети смогут многого добиться.

Молодые Кузаки, стоя за стулом матери, заглядывали ей через плечо, с интересом наблюдая, как она перебирает карточки. Нина и Ян сначала пытались увидеть что-нибудь из-за спин старших, а потом тихонько притащили стул, вдвоем залезли на него и, тесно прижавшись друг к другу, глядели сверху. Ян позабыл свою стеснительность и весело улыбался при виде знакомых лиц. Я ощущал гармонию, царившую в этой группе вокруг Антонии. Дети нагибались, вытягивали шеи, не смущаясь, облокачивались и опирались друг на друга. Разглядывая фотографии, они радовались, узнавая кого-нибудь, кем-то восторгались, будто все эти люди, которых их мать знала в молодости, были выдающиеся личности. Младшие, не знавшие английского, переговаривались на звучном чешском языке.

Антония протянула мне фотографию Лены, которую та прислала из Сан-Франциско к прошлому рождеству.

- Что, она и сейчас такая? Ведь уже шесть лет, как домой не заглядывает.

Да, заверил я ее, Лена тут такая, как есть, - привлекательная, чуть полноватая, в шляпе с полями чуть шире, чем нужно, но глаза прежние ленивые и в уголках рта те же простодушные ямочки.

Была тут и фотография Френсис Харлинг в расшитом сутажом костюме для верховой езды, который я помнил.

- Какая красивая, - зашептались девочки.

Все с ними согласились. Видно было, что Френсис у них - героиня семейных преданий. Только Лео оставался невозмутимым.

- А вот мистер Харлинг в своей роскошной шубе, он был ужасно богатый, да, мама?

- Ну уж не Рокфеллер! - подал голос юный Лео, сразу напомнив мне, как миссис Шимерда когда-то говорила, что мой дедушка "не Иисус Христос". Привычку во всем сомневаться Лео, как видно, унаследовал от бабки.

- Перестань умничать! - строго скомандовал Амброш.

Лео показал ему язык, но тут же фыркнул, увидев ферротипию, изображавшую двух мужчин, застывших в напряженных позах, и неуклюжего мальчика в мешковатом костюме между ними - Джейк, Отто и я! Я вспомнил, что мы снимались в Черном Ястребе в первый праздник Четвертого июля [День независимости США], после моего приезда в Небраску. Как я рад был снова увидеть ухмылку Джейка и свирепые усищи Отто! Дети Кузаков знали о них все.